Не зря более опытная мама Маша несколько раз предлагала пополнить мне счёт. А я, ещё не до конца освоившийся с электронным оборотом денег, отказывался. Да и неудобно мне — взрослому парню сидеть на шее у женщины. В итоге после всех, прошедших с момента последнего пополнения, трат я увидел виднеющееся сквозь прозрачные финансовые волны бюджетное дно. Пришлось, густо покраснев от шеи до кончиков волос и опустив от смущения глаза, извиняться перед девушками и отказываться от обеда в кафе, вспоминая, что есть в холодильнике кроме маринующегося шашлыка и закупленных к нему свежих овощей и соуса. И в очередной раз делать зарубку в памяти по поводу необходимости поиска вариантов самостоятельного зарабатывания денег.
Отследившие мои манипуляции с комом и реакцию после них, с удивлением и непонятками в глазах переглянувшиеся Настя и Ната, попытались выяснить причину моей резкой перемены решений. Но я, заметив их переглядывание и вспомнив, в каком обществе нахожусь, в который раз мысленно ругая себя нецензурными словами за свои неуместные здесь патриархальные привычки, только отшучивался, отказываясь объяснять своё поведение.
Девчонки попытались было надавить на меня тем, что если я не пойду с ними в кафе, то и они никуда не пойдут и умрут от этого с голоду. И я в том буду виноват. Но на подобные разводы я не поддавался ещё в прошлой жизни. Не поддался и сейчас, предложив им перебиться до ужина вялеными бычками — как раз три штуки по моим воспоминаниям в холодильнике валялось. Пришлось обидевшимся или сделавшим такой вид подружкам ретироваться в свой дом готовиться к голодной смерти. По крайней мере, так звучало по их словам. А мне — уничтожить залежавшихся бычков и, пользуясь временным отсутствием в доме посторонних наблюдателей, заняться тренировками своих магических способностей.
Экспериментировать с недавно обретённым радаром я не рискнул, так как энергии для своей работы он потреблял просто прорву. К сегодняшнему дню, после многодневных экспериментов, я научился тратить ману на магический поиск значительно меньше, чем было в самый первый раз, но всё равно расходовалось её немало. А мне не хотелось сейчас доводить себя до эфирного истощения.
И у меня, как я не старался, не получилось сотворить эфирное холодное оружие в виде клинка или щита. Может вообще такое нельзя сделать, а может, что — скорее всего, я просто не знаю, как их создавать. И того, кто обучил бы меня таким умениям, на горизонте пока не наблюдается.
Что у меня получилось в результате бесплодных стараний, так это перегонять эфир по своему телу и ауре, увеличивая концентрацию и свечение энергии в одном месте и уменьшая их, соответственно, в другом. Зачем мне это может понадобиться, я не знал, ведь за пределы ауры, а это те же неизменные сантиметр — полтора, сосредоточенная в одном месте энергия выходить не хотела. Просто было интересно наблюдать, как собранное и удерживаемое усилием воли вокруг кулака яркое золото эфира постепенно рассеивается в окружающем пространстве и тускнеет. А опустошённая часть ауры напитывается новой энергией, поступающей в неё из моего внутреннего источника.
Поэтому, развалившись на кровати в гордом одиночестве, прокачивал поглощение энергии из окружающего мира, гонял её по всему телу и стрелял ею же в потолок.
Часа через четыре это занятие мне надоело. Соседки не беспокоили. Мама Маша не звонила. Поэтому я, слегка за неё беспокоясь и не решаясь позвонить самому, чтобы ненароком не отвлечь от возможного важного дела, решил лично проведать её в больнице, дорогу к которой я прекрасно помнил. Однако не успел я выйти из дому, как забывшие об обидах подружки нарисовались рядом и, выпытав, куда я иду, подхватили меня под руки, заявив, что нам, оказывается, по пути, что вот такие в жизни бывают совпадения, что у дураков мысли сходятся и на меня они уже не обижаются. И несмотря на то, что дураком до обеда не единожды оставляли меня, на такой, как мне показалось, намёк я совсем не обиделся. Всё-таки, каким бы я ни был интровертом, в компании знакомых девчонок веселее и как-то после прочитанного недавно спокойнее.
Маму Машу мы нашли в ординаторской хирургического отделения, где она, переодетая в медицинскую униформу, спала на кушетке вместе с другими целительницами, заботливо укрытая по пояс белой простынёй. Присев на корточки и легонько поглаживая руки крепко спящей женщины, ставшей мне в этом мире родной, я разглядывал тёмные круги под её закрытыми глазами, осунувшееся, усталое лицо, едва различимое сияние поблёкшей ауры. И поняв, что она выложилась на все сто процентов, спасая благодаря своим способностям жизни людей, мне так захотелось ей помочь, что из меня толчком что-то вышло, перемещаясь через руки к Марии Степановне.
Что из меня могло выйти, кроме энергии, опустошившей мой запас более чем наполовину? И лишь благодаря постоянным тренировкам, несмотря на разлившуюся по телу слабость, в обморок я не упал, хотя очень этого хотелось. Только руками опёрся на кровать, постепенно приходя в себя от резкого ухудшения самочувствия.
Не знаю, из-за чего проснулась Мария Степановна. Может почувствовала толчок моих рук, а может ощутила сквозь сон резкий прилив энергии, но, когда я поднял глаза, она уже не спала с удивлением разглядывая меня и прислушиваясь к своему организму. К счастью она не поняла, что я сделал, так как с наслаждением потягиваясь, проговорила:
— Ох, как хорошо я выспалась! А ты, Слава, что тут делаешь? Сколько сейчас времени?
— Скоро вечер. — ответил я, стараясь не выдать голосом своего состояния. — Ты не звонила, и я решил тебя проведать.
— Ты сам сюда пришёл? — забеспокоилась мама Маша, поднимаясь и оглядываясь вокруг.
— Нет. — поспешил я её успокоить. — Вместе с нашими соседками. Они в коридоре ждут. Заглянули сюда вначале, увидели, что все спят и тихонько вышли, стараясь никого не разбудить. А я остался. Ты скоро вернёшься домой?
— Нет, сынок. — мама Маша погладила меня по голове. — Мне нужно будет остаться здесь до утра. А может и следующий день прихватить придётся. Сложно тут всё, и врачей мало. Ты уж похозяйничай без меня. Ладно? Как шашлык — получился?
— Мы не делали его. Решили дождаться твоего возвращения к ужину.
— Спасибо, мой родной! Но, к сожалению, не получится. Я не могу уйти из больницы. Так что кушайте без меня.
— А мы и покушать тебе принесли. — я поставил на кушетку пакет с готовыми блюдами, приобретёнными по пути сюда в одном из городских магазинов. Хорошо, что я вспомнил, как мама уехала не пообедавшей, и денег на еду для неё мне впритык, но хватило.
— Спасибо вам, но меня здесь покормили. — растроганная Мария Степановна расцеловала меня, но отказываться от продуктов не стала.
А вот на обратный проезд денег на моём счету уже не было. Пришлось просить маму Машу о его пополнении.
Вышедшая в коридор, заметно посвежевшая и в физическом плане, и в энергетическом, Мария Степановна, зацепилась языками с ожидавшими нас соседками, в результате чего мой слух, привыкший за время совместного отдыха к неутомимому женскому щебету, привычно отключился. Однако, вопреки моим ожиданиям долго болтать женщины не стали и через несколько минут расспросов и рассказов, после которых мне досталась новая порция материнской ласки, решили распрощаться.
В пансионат наше трио вернулось, когда солнце едва только начало своим краешком касаться далёкой линии морского горизонта. Все мысли об энергетической подпитке мамы Маше я решил отложить на потом. Сейчас у нас вечеринка, посвящённая двум красивым девушкам, которые, как я думаю, стали нам с мамой Машей хорошими друзьями. И негоже «торговать» на ней задумчивой физиономией.
Голодные девчонки, которые, как и все мы, с утра ничего не ели (употреблённые мною бычки не в счёт), быстро помыли вынутые из холодильника овощи и под моим чутким руководством нарезали тонкими кружочками кабачки и баклажаны, а болгарский перец — соразмерными им кусочками. Затем сложили всё нарезанное в миску к дожидавшимся компании маленьким помидорчикам, добавили немного соли, перца, измельчённых петрушки и чеснока, полили все это растительным маслом и, тщательно перемешав, отставили в сторонку.
