Пакет представлял собой стандартное английское окно — прямоугольник, поделенный на одинаковые застекленные квадраты. Их аккуратно собирали в стопки и плотно пеленали холстиной. Так хрупкий груз легче переносил качку и шторм. Я заметил, однако, что для стандартного домика окон получалось слишком уж много. Их бы, пожалуй, хватило на средних размеров дворец. А в тропиках, если на то пошло, окна вообще не пользовались спросом. Тростниковые хижины, пальмовые листья в качестве кровли — вот любимая архитектура аборигенов, которой не чурались и европейцы. Во всяком случае до изобретения кондиционеров.
— Собираешься построить на острове Рождества целый город? — спросил я, подойдя сзади.
Меня настораживали любые попытки создания крупных поселений за пределами Виктории, ведь они оттягивали на себя людей.
— Это будет оранжерея, — ухмыльнулся Тропинин. — Как тебе пацан?
— Шустрый, — согласился я. — Оранжерея на тропическом острове? Что-то новенькое.
— Там хватает солнца, но постоянная напряженка с водой, — пояснил Лёшка. — Большинство необитаемых островов Полинезии засушливы, потому они собственно и необитаемы. Но тут Варвара подала гениальную в своей простоте идею, ведь оранжерея сохраняет не только тепло, но и влагу. Помнишь эти эксперименты с растениями запечатанными в бутылях? Там образуется как бы локальный круговорот воды, своя экосистема. Тут мы ожидаем тот же эффект. А регулируя температуру, влажность и состав почвы, сможем выращивать на островах всё что угодно, а не только кокосовые пальмы.
— Варвара умница, не правда ли? — заметил я.
— Согласен.
— А ты, помню, выступал против женского образования.
— Признаю, — хмыкнул Тропинин. — Но свою лепту в обучение неразлучной троицы всё же внес. И кстати, вот тебе недостаток — сама Варвара на остров плыть не пожелала. Не захотела, видишь ли, терять время или расставаться с подругами. Я отписал Дерюгину. Он обещал отправить из своих учеников кого посмышленей.
— Отлично.
— Сперва я думал построить отдельно пассивный опреснитель на тех же принципах, но потом решил совместить его с оранжереей. Если устроить внутри желоба с морской водой, ну например вдоль стен на стыках, то вода будет испаряться и конденсироваться на стёклах или впитываться в почву уже как пресная. Кроме того мы будем собирать стекающую по внешней стороне дождевую воду. То есть всю жидкость, что мы изымаем за счет сочных фруктов, зелени и овощей, можно будет легко восполнять. А места одна конструкция займет вдвое меньше.
— Если ты сделаешь оранжерею плавучей, она и вовсе не займет места, — заметил я. — Пусть себе плавает по лагуне.
— Соображаешь, — ухмыльнулся Тропинин, постукав себя по лбу указательным пальцем. — Посмотрим, как первый прототип зарекомендует себя, а потом модернизируем, масштабируем и всё такое.
— Масштабируем? Но ведь это огромные капитальные затраты. Небольшой колонии много овощей не нужно.
— Ерунда. Если сделать все по уму, защитить от тайфунов, птиц, то оранжереи смогут служить веками. А что до масштабирования… ты же сам говорил, что нам следует по максимуму использовать китобойную лихорадку. А тут мы фактически сеть супермаркетов в океане поставим. Пусть заходят, затариваются свежатиной.
— На острова заходили редко, ну то есть, будут заходить.
— Это на пустые острова китобои только за водой высаживались, а мы предложим весь спектр услуг — гостиницы, бани, кабаки, еда, ремонтные мастерские, снаряжение, почту в конце концов. Можем даже скупать ворвань, если нужно. К тому же у нас будет собственный китобойный флот, ему тоже потребуются базы. А излишки будем поставлять соседним туземцам в обмен на ресурсы и дружеское расположение. Ты же сам призывал брать пример с Израиля. А они фрукты в пустыне выращивают. Чем мы хуже?
— Ничем, — я вздохнул. — Есть разговор. Как только закончишь, зайди в «Императрицу».
* * *
Я успел плотно перекусить собственным же уловом, который мне приготовили на жаровне, когда, наконец, подошёл Тропинин и угостился тем, что осталось.
За бутылочкой хереса, он пожаловался мне, что переживает за сына, которого впервые отправляет в столь дальний поход без присмотра родителей. Мы немного погрустили и порадовались, а затем я коротко описал товарищу ситуацию с финансами.
— Пора нам вводить собственные деньги, — предложил я. — Когда наличность начнёт переходить из рук в руки, у горожан появится азарт, интерес к делу. Обороты вырастут, вырастет скорость торговых сделок. Деньги для экономики — это как смазка для машины.
Поначалу Тропинин отнёсся к моей затее скептически, если не сказать больше.
— Это же все равно, что объявить суверенитет! — заявил он.
На самом деле у нас в той или иной степени имелись все основные признаки суверенитета. Границы пока не являлись актуальными, тем более, что они постоянно раздвигались, но во всяком случае мы имели свои армию и флот, а также много приятных мелочей вроде орфографии или календаря. Можно сказать что установилась на этих территориях и власть, пусть неформальная, никем не узаконенная, не признанная. Имелся даже свой флаг. А вот денег не было.
— Суверенитет? — повторил я после раздумий. — Не этого ли мы хотели?
— Нас просто повесят, — Тропинин ухмыльнулся, точно пират, и сделал большой глоток вина.
Эмиссия собственных денег частным лицам в Российской империи, разумеется, возбранялась. Но случалось всякое. Все эти истории с подпольной чеканкой монеты Демидовым не на пустом месте возникли. Выпускались и различные денежные суррогаты. Насколько я помнил, в своё время Русско-Американская компания мастерила средства платежа из кожи — самого доступного здесь материала. Чисто эстетически кожаные деньги мне нравились. Кусочек замши приятно держать в руках, а кроме печатного штампа, его можно украсить красивым тиснением. Кожа долговечна, практична, не боится воды и гораздо легче меди или серебра. Но приходилось заглядывать вперёд, а столь варварскую валюту вряд ли воспримут всерьёз цивилизованные соседи.
— Мы можем поставить в городе казино, — выдал я одну из заготовленных идей.
— Казино? — Тропинин потянулся за трубкой. — Это как-то спасет нас от виселицы? Ты не заболел?
— Да нет, здоров, как граф Калиостро. Дело в том, что казино выпускает всякие фишки, ну, как бы игрушечные деньги.
— Да. Я помню.
— Игрушечные, но вполне весомые и имеющие ценность, просекаешь?
На жест Тропинина примчался метрдотель и дал прикурить от свечки. Нас вообще обслуживали здесь по высшему разряду. И я и Тропинин имели по крупной доле в этом бизнесе.
— Мы можем назвать казино, как угодно. «Русская Америка», например, — я изобразил рукой горизонталь, словно обозначая будущую вывеску. — На деньгах будет название заведения, но без кавычек. Представляешь?
— Так-так, красивая идея, — Тропинин слегка прищурился. — Фишки, значит? А котелок у тебя варит. Несмотря на возраст.
В биологических годах Лёшка давно меня обогнал. Он, конечно, не знал об этом, что помогало мне поддерживать на должном уровне авторитет.
— Но разве игорные дома разрешены? — спохватился Тропинин, выпустив дымное колечко. — Какая разница, будут нас вешать за настоящие деньги или за игрушечные? За игрушечные будет даже обиднее.
Игорные майданы существовали при государственных кабаках, но это были просто столы для игр, хозяева не контролировали честность партнеров или соблюдение каких-то правил. Содержание же игорных заведений частными лицом уже несколько лет являлось уголовным наказанием. Хотя разница с мятежом всё же имелась.
— Одно дело государственное преступление против казны и другое — азартные игры. А если казино даже прикроют, деньги уже пустим в оборот. Нам ведь важно выпустить их.
— Да, важно выпустить…
Лёшка задумался и начал пыхтеть трубкой как его первая паровая машина.
— Нет, казино не подойдет, — помотал он головой. — Оно на виду. Легко найти организаторов. Да и доверия у людей к вертепу будет немного. А что если бить монету несуществующего государства? Анонимно. Ну то есть мы, допустим, будем тайно чеканить, но никому не скажем об этом.