На следующую ночь он увидел обитателей – грубые чудовища, покрытые чешуей; нескладные, неуклюжие пародии людей с длиннющими руками – они ползли, скакали, преследуя одинокого человека, убегающего от них, на лице человека застыло презрение и отвращение.
Человек пробежал между двумя каменными колоннами и, обнаружив, что попал в тупик без выхода, дико закричал. Твари окружили его. Уронив его на землю, они принялись плакать и стенать над ним. Затем что-то пробормотали и начали сдирать кожу с человека; земля потемнела под ними.
Внезапно одно из чудовищ пронзительно взвизгнуло и ринулось вон от ужасного сборища. Его длинная чешуйчатая рука превратилась во что-то короткое и бледное. Ругаясь и дразня, твари схватили убегающего собрата. Удерживая его, они вновь обратились к тому, что лежал на земле. Сомкнувшись и подавшись вперед, они образовали вокруг них плотное кольцо. То, что лежало на земле, перестало быть чем-то человеческим. В тоже время он еще не был чем-то неузнаваемым.
Окруженный их зловонным дыханием он потихоньку менялся, становился все крупнее, что-то мерзкое стало проглядывать к его облике. Другое чудовище, которое стремилось вырваться, наоборот, стало усыхать, сжиматься. Его покров стал светлее и мягче. Он приобретал все более странные черты.
Это было что-то знакомое. Он становился человеком по облику и в целом.
Твари, которые теперь вместо себе подобного держали человека, толкнули его и он упал. Тем временем дьявольский оборотень тоже остался один. Твари уползали, покидая их. Оборотень судорожно дергал конечностями, силясь встать.
Новоявленный человек с трудом поднялся на ноги, споткнулся, потом с воем бросился вперед к колоннам. В тот же момент темные твари ответили ему пронзительным воплем, затем расталкивая и царапая друг друга, погнались за убегающим оборотнем, который совсем недавно был одним из них.
Поль проснулся, услышав громкий смех. А пробудившись, понял, что это его собственный смех. Сон оборвался слишком внезапно, и он долго лежал без сна, наблюдая сквозь ветви деревьев за плывущими в лунном блеске облаками.
***
Следующий день они проехали в кибитке фермера и его сына. Полдороги с ними проехал и мелкий коробейник. На протяжении всей следующей недели им не встретился ни один путник, идущий в том же направлении. Лишь однажды они столкнулись с купцом и врачом, едущими в противоположном направлении. Но одним теплым солнечным вечером впереди них замаячили пыльные, темные фигуры.
Лишь ближе к ночи им удалось нагнать группу путешественников. Процессия состояла из старого колдуна Ибала Шенсона, двух его учеников, Нарфа и Шахая, и десяти слуг – четверо из них несли кресло, на котором восседал Ибал.
Поль обратился к Нарфу – невысокому худому усатому пареньку, он шел в самом конце, замыкая шествие.
– Приветствую вас, – сказал он.
Правая рука человека описала едва уловимую полуокружность, когда он оглянулся на голос.
Так случалось довольно часто, едва столкнувшись с проявлениями Магии, внутреннее зрение Поля рефлективно включалось в игру. Он увидел слабо мерцающую серую нить, которая, образовав петлю на конце, медленно двигалась к его голове. Он поднял руку с слабо пульсирующим родимым пятном и отбросил нить.
– Довольно! – крикнул он. – Или здесь так принято отвечать на приветствия путника?
В глазах, смотрящих на него, промелькнул испуг, смешанный с уважением.
– Прими мои извинения, – произнес паренек, – никто вас не знает, путники. Я только пытался защитить и обезопасить учителя. Я не думал, что встретился с братом по Великому Искусству.
– Теперь все в порядке?
– Вы направляетесь на Балкин?
– Да.
– Доложу учителю, он, без сомнения, пригласит вас составить ему компанию.
– Вперед.
– От кого передать приветствия?
– Я – Поль Детсон, а это – Маусглов.
– Отлично.
Он повернулся и бросился догонять своих. Поль и Маусглов последовали за ним.
Выглядывая из-за плеча ученика, Поль пытался рассмотреть волшебника, пока тот не обратился к нему сам.
Он был одет в голубые одежды, серая шаль укрывала его плечи, коричневый плед укутывал колени. По такому одеянию было очень трудно определить его размеры. Его облик производил впечатление хрупкости и крошечности. Его нос превратился в острый крючок, словно птичий клюв, бледные, почти прозрачные, глаза наполовину скрыли тяжелые складки век. Щеки и лоб старика были испещрены глубокими бороздами морщин, кожа свисала безобразными пористыми складками. Густые, длинные волосы старика отливали чернотой и напоминали парик, особенно в соседстве с абсолютно седыми, кочковатыми бровями. Руки старика скрывались под пледом.
– Подойди ближе, – прохрипел он, поворачивая голову и глядя из-под опущенных век.
Подойдя к старику, Поль невольно задержал дыхание, стараясь спрятать свое волнение.
– Детсон? Детсон? – повторял старик, – откуда ты?
– Замок Рондовал, – подсказал Поль.
– Я думал он пустует все эти годы. Кто теперь там лорд?
– Я.
Коричневый плед зашевелился. Сухая, темная рука с длинными узловатыми пальцами медленно выползла из под пледа. Так же плавно она двинулась к правому запястью Поля и застыла около рукава.
– Будь любезен, оголи свое предплечье.
Поль исполнил просьбу.
Два тощих пальца протянулись к руке Поля и прикоснулись к родимому пятну. Старик усмехнулся и поднял голову, внимательно разглядывая Поля, стараясь увидеть сквозь него.
– Все так, как ты сказал, – заметил он, – я ничего не знал о тебе – хотя теперь ясно вижу, что ты тоже обеспокоен томлениями Рондовала. Ты несешь печать его прошлого.
– Возможно, – ответил Поль, – а как ты узнал?
– Они окружили тебя, словно рой блестящих насекомых, – произнес Ибал, глядя мимо него.
Поль внимательно обследовал себя внутренним зрением, но кроме нитей заклинаний не обнаружил ничего, хоть отдаленно напоминающее нимб из насекомых.
– Я ничего подобного не вижу…
– Так и должно быть, – ответил колдун, – все твое постоянно с тобой, вероятно, очень долгое время – ты воспринимаешь все иначе, чем я. Если, конечно, ты вообще можешь обнаружить это. Ты ведь знаешь, как отличаются друг от друга восприятия и понимания колдунов, какое значение они придают разным вещам.
Поль нахмурился.
– Или нет? – спросил Ибал.
Не дождавшись ответа, старый колдун сощурил глаза и еще пристальнее стал вглядываться в Поля.
– Сейчас я не так уверен, – сказал он, – сначала я подумал, что дисгармония и беспорядок твоих светил – лишь хитрая маскировка, но теперь…
– Моих светил? – переспросил Поль.
– Кто проводил твое обучение – и где ты проходил посвящение? – потребовали ученики колдуна.
– Я рос очень далеко отсюда, – ответил он, – там, где все вещи сделаны не так, как здесь.
– Ой, ты из Страны Безумия! Храни нас от Страны Безумия! Но… Ты не совсем дисгармоничен – любой с такой отметиной… – Он кивнул на предплечье Поля. – Должен обладать внутренним чутьем и подсознательным талантом к Великому Искусству… Очень интересно… Так… А зачем ты идешь на Балкин?
– Чтобы научиться… кое-чему.
Старый колдун снова усмехнулся.
– А я иду для самоуспокоения, – сказал он. – Зови меня Ибал. Если хочешь, составь мне компанию. Всегда хорошо иметь нового собеседника. Твой человек – не собрат по Великому Искусству?
– Нет, кроме того, Маусглов – не мой человек, он – мой товарищ.
– Маусглов, ты сказал? Кажется я уже слышал это имя раньше. Возможно, в связи с драгоценностями?
– Я – не ювелир, – поспешил с ответом Маусглов.
– Ладно, это все равно. Завтра я скажу тебе кое-что интересное, Детсон. Но мы до сих пор в полулье от места, где я хотел заночевать. Нужно идти. Поднимайтесь! Вперед!
Слуги подняли носилки и пошли вперед. Поль и Маусглов пристроились в конце процессии.
***
Они разбили лагерь среди руин, которые некогда были маленьким амфитеатром. Поль долго лежал с открытыми глазами, тревога не покидала его, он опасался возвращения зловещих сновидений. До сих пор он никому ничего не рассказывал, днем события ночи казались далекой сказкой. Но лишь только спускалась ночь и на лица людей ложились длинные ночные тени, лишь изредка разгоняемые вспышками костра, ему начинало казаться, что какой-то неведомый призрак влечет его в царство танцующих огней, завывающих ветров и жестокости. Он снова удивился значению и смыслу ночного кошмара, как будто рожденного больным воображением и поддающимся описанию лишь в терминах патопсихологии, и в то же время ясности и отчетливой связи ночных видений с реальностью. Его мысли медленно перетекли в другое русло, к недавним событиям в Рондовале. В тот же момент он погрузился в сон, и его засыпающий разум вновь поразился возможной связи между событиями.
Мог ли тот странный человек, умирая, заложить в нем зерно тревоги, которое не дает ему покоя по ночам? Его мысли вновь изменили свой ход, унося его дальше от тревог, усыпляя стрекотанием лесных насекомых, доносящимся из рощи. Он думал, как бы поступил Марк. Нашел бы какой-нибудь легкий наркотик, чтобы избавиться от видений. Возможно. Мысли снова поплыли…
