Ознакомительная версия.
Лежи у них в рюкзаках оружие, выход был бы один – хлопнуть себя по лбу, изобразить страшную забывчивость и как можно скорее, пока ещё есть возможность, выбираться из плотной толпы.
Но сейчас всё в порядке. Они – чистые, придраться невозможно… только отчего ж так ёкает сердце?
– Держитесь за мной, – одними губами сказала Соня. Сдёрнула бейсболку, поправила выгоревшие за лето волосы. И – ага! – наткнулась на мокрый и жадный рейнджерский взгляд.
О-хо-хо… до чего ж достали этими своими взглядами… козлы. Ничего не поделаешь: во-первых, негры эти всегда уважали блондинок, и, во-вторых, Сонина внешность – её лучшее оружие. Никому и в голову прийти не может, что худенькая, невысокая, едва метр шестьдесят, девчонка с вечно потупленным взором, оказывается, носит при себе «узи» с полным боекомплектом, по ночам, случается, палит в патрульные «Брэдли» и «Хаммеры» из величайшего сокровища её ячейки – облупленного старого «РПГ» (их собственного, не учтённого в штабе) или деловито всаживает пулю в лоб очередному коллаборационисту прямо в его кабинете.
Соня-Смерть, как зовут её в питерском подполье.
Костик и Мишаня – типичные хиппаны. Тощие, в вечных своих банданах, латаных джинсах и поношенных кроссовках. Длинные волосы у обоих собраны в девчоночьи «конские хвосты»; предплечья разукрашены татуировками, в ушах по три серьги. Ныне больше всего подозрений вызывают как раз те, кто ничем не выделяется…
Машка – полная им противоположность. Она толстая, носит очки, а вдобавок ещё и стрижена под ноль. Экстраваганц. На серьёзные дела «большое подполье» берёт её редко – только когда надо обеспечить огневое прикрытие с дальней дистанции. Соня не знает, где Машка так выучилась стрелять, но, дай ей в руки самую разболтанную, самую расхлябанную «драгунку» или «калаш» или даже штатовскую «ар-пятнадцать» – через пару-тройку минут Машка положит в яблочко девять пуль из десяти – с предельной дистанции, когда и саму мишень-то едва видать. А ещё очкарик!
Досмотр шёл скучно. На пестовском поезде ездят благонамеренные фермеры, давно со всем смирившиеся, дозволенное им в обмен на продовольственные поставки тем же рейнджерам для обороны от дезертиров и инсургентов гладкоствольное охотничье оружие с собой не таскают. А неподакцизный самогон даже негры-десантники за нарушение не считают. Говорят, очень они в 82-й его уважают. Ну прямо как у Ильфа и Петрова.
– Уснула, красавица? Документы! – рявкнули у неё над самым ухом.
Не заметила, как и до контроля добрались.
С видом послушной пай-девочки Соня протянула усталому городовому документ – пластиковую карточку с двумя цветными фото – фас и в профиль, личным номером, фамилией, именем, отчеством – по-русски и латиницей; на обороте магнитная полоска со всеми остальными данными, включая отпечатки пальцев. Мишаня хвастался, что его знакомые хакеры якобы с полупинка ломали всю эту красоту, записывая поверх всё, что угодно, в лучших традициях классического киберпанка, но пока что всё это оставалось только рассказами.
Городовой сунул карточку в сканер.
– Руки клади, – в тысячный, наверное, за сегодня раз приказал он.
Разве ж мы можем не слушаться, дяденька? Мы девочки хорошие, университетские, послушные, ни в чем предосудительном не замешаны, члены, во время «установления международного контроля» проявили лояльность, досье у нас чистенькое-пречистенькое…
Как наутро простыня у новобрачной. Нынешней, конечно.
– Корабельникова… София Юрьевна… православная… номер социального страхования… совпадает, – забубнил городовой. – Словесный портрет… совпадает. Отпечатки пальцев… совпадают. Это ж какая-такая Корабельникова? Уж не Юрия ли Палыча Корабельникова, первого заместителя…
– Она самая, – елейно пропела Соня.
– Ишь ты! – удивился городовой. – Ну, хоть вы и дочка… а закон для всех один. Рюкзачок сюда извольте!..
Обычно городовые на шмоне всё делают сами. Оружие у них смешное – газовые пистолеты да шокеры, правда, хорошие. А вот рейнджеры – те, как обычно, вооружены до зубов. И, ежели что – польют толпу свинцом, разбираться не станут, кто там в ней, женщины, старики или дети. И чего они сейчас-то сюда выперлись? В городе всё спокойно. Лето. Август. Подполье уже три месяца сидит тише воды ниже травы – как уже говорилось, после того громкого дела, диверсии на Сортировке.
– Рюкзачок сюда извольте!.. – повторил городовой.
Соня с каменным лицом шмякнула рюкзак на конвейерную ленту, выгребла из карманов мелочь и шагнула сквозь рамку. К металлоискателям мы давно уже привыкли, на нас они не звенят…
Следом плюхнули свои рюкзаки Машка и ребята. Ничего особенного, обычный досмотр, тем более что… вот только почему ж так поджилки трясутся?..
Городовой удовлетворился осмотром, кивнул.
– Проходите… София Юрьевна. Батюшке кланяйтесь. Мол, от старшего смены Сидорова Егора Пе…
– What iz ya doin’?[3] – весело блеснув глазами, тотчас поинтересовался негр-рейнджер. Изъясняются они, кстати, все поголовно на своем «эбонике», имеющем весьма и весьма отдалённое отношение к классическому английскому Его Величества короля Чарлза. – What iz going on here, ya’ know what I’m sayin’?[4] – Его глаза вновь скользнули по Соне. – She iz uh fine ass,[5] – отметил он, поворачиваясь к другим рейнджерам.
Городовой тотчас же сник.
– Сорри, сэр… Ай ду нот интенд ту… – Лицо полицейского аж побагровело от неимоверных усилий.
– С’mon, shut up, buddy, an’ don’t make me pull mah gat![6] – решительно сказал негр, для вящего эффекта ткнув городового стволом под ребра. – Git alon’ an’ lemme see. I hafta chek diz…[7]
Негр коротко бросил своим нечто уже совершенно непонятное, наверное, на внутреннем жаргоне 82-й дивизии. Перекинув винтовку за спину, он обеими руками принялся шарить в бедном Сонином рюкзачке; руки у него оказались на удивление длинные, и орудовал он ими весьма ловко.
Что ему надо? С какой, собственно говоря, стати? Ведь стоял же себе, пялился на толпу, винтовку поглаживал, словно девушку, – вот и продолжал бы себе дальше, так ведь нет!
Соня подумала, что сейчас ей, пожалуй, стоит немедленно упасть в обморок. Или начать раздеваться на виду у всех. Или выкинуть ещё что-нибудь, столь же милое и непринуждённое, – негр с угрожающим видом копался в Сонином рюкзаке, а его соратники уже скидывали с транспортёра Машкино и Костиково барахло.
Очередь за ними терпеливо ждала. Ребята и Машка скорчили постные физиономии, всем видом своим являя оскорблённую невинность.
Что они хотят? Чего прицепились? Может, патрон подкинут? Или тяжёлые наркотики? На неё есть материал? Но тогда бы просто пришли, не стали б возиться на вокзале…
Рейнджер тем временем добрался до самого низа. Соня наскребла где-то сил посмотреть на него и слегка состроить глазки. Мол, дорогой мой, ты, конечно, душка, но поезду-то отходить через полчаса, а впереди еще вагонный досмотр…
Негр на мгновение замер. Сердце у Сони оборвалось – неужто… подбросил-таки? Но нет, рейнджер, оказывается, просто удовлетворился осмотром. Выпрямился, уперев здоровенные руки в боки, сверху вниз (причём с ОЧЕНЬ высокого верха!) взглянул на Соню. Весьма нехорошо взглянул. Настолько нехорошо, что за один такой взгляд следовало выпустить ему в брюхо целую обойму.
Взгляд был на редкость сухим. Стопроцентно. Как воздух в центре Сахары или Гоби. Коренным образом отличавшийся от первого, пойманного ею. Тот – «мокрый» – был совершенно обычен и привычен. Такие взгляды скользили по ней, не задевая. Неважно, была ли она закутана с головы до пят или, наоборот, в бикини, минимизированном до последней крайности. Эти взгляды – просто отдача от ее оружия. Но вот этот взгляд ей очень не понравился. Не понравился до такой степени, что хоть сворачивай всю операцию.
Однако против ее ожидания ничего не случилось. Негр отвёл глаза и вполне равнодушно кивнул.
– Проходите, – с явным облегчением проговорил городовой.
Порылись и в Машкином рюкзаке, и у парней, но всё так и кончилось ничем.
Они уже шли по перрону, когда Соня, высоко подняв согнутую левую руку с большими круглыми часами на запястье – так, что в стекле отразился и турникет, и толпа, и будки, и городовые, – увидела, что рейнджер пристально смотрит ей вслед. Прежним сухим взглядом.
Стало очень страшно.
Кот дома. Негр на перроне. Что пошло не так?
Но, так или иначе, загрузились в старенький купейный вагон, тронулись. Вполне благополучно прошли последний досмотр, уже в вагоне, – но он оказался, для разнообразия, полной проформой.
Правда, Соне не понравилось, что сопровождали поезд опять же рейнджеры, не меньше десятка, вместо привычной уже пары-тройки флегматичных, ко всему равнодушных норвежцев или финнов, прячущих глаза от стыда. Но такое периодически случалось – особенно если где-то на трассе кому-то из провинциального подполья удавался налёт. Подпольщиков в глубинке раз-два и обчёлся, действуют они на свой страх и риск, никаким центральным органам не подчиняются (и молодцы, про себя добавила Соня), так что в Питере вполне могли ничего не знать, если где-нибудь в Анциферово или в Хвойной сожгли бензовоз или всадили пулю в спину зазевавшемуся патрульному.
Ознакомительная версия.
