совсем разум потерял? Беги отсюда! – крикнула ему Итрида, но незнакомец только ощерил в ухмылке крупные белые зубы и рывком оторвал топор от пола, замахиваясь второй раз.
Итрида помянула морокуна и дернулась в сторону, утягивая за собой Бояну, которая становилась все тяжелее. Топор свистнул, снова пролетая мимо, и взлетел в третий раз. Итрида выдернула из-за пояса кинжал, но метнуть не успела – в бок нападавшего кто-то врезался, и он, не удержавшись, рухнул, впрочем, тут же ловко снова вскочив на ноги. Перед Итридой и Бояной встал Даромир, держащий в каждой руке по кинжалу с тонкой черной полосой посередине – там был яд, собственноручно изготовленный шеххом.
– Казимир, ну до чего ж не вовремя тебя морокун принес!
– Это от него ты удирал? – поразилась Итрида, и шехх коротко кивнул. – Не мог найти кого-нибудь помельче?!
– Ну извини, у девиц на лбу не написано, кто у них в родичах ходит! – огрызнулся шехх.
– Убью!!! – взревел Казимир и кинулся на шехха.
Но споткнулся и чуть не упал, ошалело глядя на Итриду, вставшую возле Даромира. Глаза девушки вспыхнули, их черная радужка на лилась золотом. Итрида подняла руку. Жилы под бледной кожей на бухли и выступили так явно, что каждую можно было разглядеть… или перерезать. Они начали светиться, точно в них что-то вливали. То же золотистое сияние, что и в глазах, заменяло сейчас кровь в теле Итриды. Казимир шагнул назад; его лицо побелело.
– Ты же не волховка, – прошептал он.
– Я похуже буду, – оскалилась Итрида, и из ее ладони в грудь мужчины ударил поток пламени.
Марий клял себя, что не заметил, с какой стороны явился колдун. Тело сработало само: едва несчастный кмет вспыхнул, как Марий вскочил и рывком опрокинул перед собой стол. Он успел вовремя: корчму тряхнуло от подвала до чердака, и здание застонало, словно живое существо. Марий осторожно выглянул из своего убежища. С другой стороны зала из-за стойки точно так же выглядывал Слад, и Марий перевел дух, осознав, что корчмарь не пострадал.
Но Пивовар был одним из немногих, кому повезло.
Марий в сердцах помянул морокуна и выпрямился. Дернул из-за спины меч, уже не заботясь о скрывающих его тряпках. С исписанного белыми рунами клинка потекло пламя, и те, кто был в сознании, шарахнулись в стороны от колдовского огня. В воздухе медленно оседала мелкая белесая пыль, из-за которой казалось, будто корчму окутал туман.
От сгоревшего осталось только темное пятно на полу.
Внимание дейваса привлек шум у двери. Глянув в ту сторону Болотник подобрался: тот самый парень в краденых сапогах, так безмятежно распивавший пиво в паре столиков от наблюдавшего за ним дейваса, замер на пороге. На его плечо тяжело опиралась темноволосая девушка, рядом с которой он сидел, когда все вокруг взлетело на воздух. Оба бродяжника были запорошены пылью и опилками до того, что ни одежду, ни цвет волос было не разглядеть. К тому же парень так и не снял капюшон. Перед бродяжниками размахивал внушительным топором огромный мужчина, судя по одежде – из восточных волостей. Пока Марий пробирался к сражающимся, к ним присоединился их приятель-шехх. Внезапно парень в капюшоне поднял руку и в грудь его противника ударил огонь. Тот рухнул на колени, и троица поторопилась выйти из корчмы. На пороге высокий бродяжник сердито мотнул головой, отчего капюшон упал ему на плечи. Густые рыжие волосы ярко вспыхнули даже в полумраке. Вскоре колдуна и его спутников загородили от взгляда дейваса другие посетители, спешно покидавшие опасное место. Марий еще успел увидеть, как темноволосая девушка повисла на руке рыжего и шехх подхватил ее с другой стороны, не давая упасть. Потом все трое смешались с толпой.
Марий не раздумывая кинулся следом за ними. Болотник знал всех дейвасов, которые были отправлены им в эту часть Беловодья, – и ни у одного из них не было таких роскошных волос.
Уж не этот ли рыжий заколдовал сгоревшего кмета?
Марий выскочил на улицу, но не успел оглядеться, как дорогу ему загородили двое разбойничьего вида мужиков.
– Ты, собака пришлая, корчму попортил? – рявкнул тот, что стоял слева.
– Кто тут еще пришлый, – Марий мельком глянул на разбойников, темноволосых и темноглазых, и попытался их обойти. Но второй, доселе молчавший, метнулся наперерез. Он успел только дернуть дейваса за рукав, как черный меч ударил его плоской стороной по щеке. Руны вспыхнули красным, и мужик завизжал как поросенок, прижимая пальцы к стремительно пухнущему лицу. Марий развернулся ко второму, но не успел сказать ни слова: горе-разбойник оступился, упал на землю, да так и пополз прочь на заду, не отрывая выпученных глаз от странного человека в одеждах наемника.
– Ты чего, э… Ты огневик, что ли?! Так мы ж не знали, мы-то думали… Хватко, уходим!
– Но этот…
– Валим, говорю, э! Огневик это!
Не прошло и минуты, как несостоявшиеся разбойники, поддерживая друг друга, убрались вниз по улице, ловко лавируя между спешащими к корчме людьми. Марий плюнул им вслед и загнал меч в ножны. Огляделся, уже понимая, что никого не найдет. За это время неизвестный дейвас мог десять раз скрыться. Так оно и вышло.
– Чтоб вас Вельнас в Навь утащил, – в сердцах выругался Марий и пошел обратно в корчму.
Там он быстро нашел Слада, которого взрывом лишь слегка оглушило. Бородатый корчмарь был зол, как десяток разъяренных быков, но Мария интересовало другое:
– Есть у тебя ворон? Не казенный, а личный?
– Болотник, отстань, Перкунасовой бородой заклинаю, не видишь разве – не до тебя сейчас!
Марий сгреб в кулак встрепанную бороду Слада, притянул дородного мужика к себе так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и еще раз очень тихо и очень четко повторил:
– Ворон. Не казенный. Есть у тебя?
– Отпусти, малахольный! Есть. Пиши свое послание, чтоб тебя навьи драли! – Слад дернулся, и Марий кивнул, отпуская приятеля.
Проводил взглядом разносчицу, спешащую к раненым со стопкой чистых тряпок, на которые, кажется, располосовали запас фартуков. Снова помянул Вельнаса, встрепал волосы и пошел за Сладом. Вести в Школу Марий, конечно же, пошлет. Но сначала поможет другу.
Этим злосчастным вечером на Сладе Пивоваре красовался черный кафтан, подозрительно похожий на облаченье дейвасов. Отличался он разве что отсутствием золотой вышивки по воротнику, зато на могучей шее корчмаря алел шелковый платок. Привычные запахи корицы, пчелиного воска, жареного мяса и золотистых пирогов были едва ощутимы. Их напрочь забивала гарь тлеющей кожи и сожженного дерева. Кафтан Слада оказался исполосован так, что из прорех
