– Я ему мозги вправлю, – зло процедил Бутуй. – Это его мать с пути сбивает. А Божидар кагану предан, можешь в этом не сомневаться, витязь.
– Я и не сомневаюсь, боярин, – вздохнул друд. – Но дело здесь не в Божидаре и даже не в княжне Злате. Тут боги ведут меж собой спор, а жизни людей в расчет уже никто не берет. Бутуй похолодел. Ведь отговаривал он Божидара от этой поездки! Как чувствовал, что добром она для него не кончится. А этот уперся и ни в какую. Друга он, видите ли, не захотел бросать. Так ведь друзей тоже следует выбирать с умом.
– Выходит, и про Морану правда? – спросил Бутуй у друда.
– Похоже, что правда, – не сразу ответил Шемякич. – Из Себерии пришла печальная весть. Волхвы Велеса захватили боярина Весеня и сожгли его на костре вместе с вампиршей Веленой. Ты, боярин, кажется, знал их обоих.
Нельзя сказать, что Бутуй задохнулся от горя, узнав о смерти Весеня, но в изумление впал. Здесь ведь даже не в коварном боярине было дело. Кудесник Богумил бросал вызов Слепому Беру и кагану Яртуру, которых не могла оставить равнодушными эта смерть. – Жертвенный костер волхвы развели у стен замка Оскол, принадлежащего княгине Турице, – продолжал Шемякич. – А за две седмицы до этого в Муромских лесах был похищен гарпиями витязь Мортимир.
– Ты полагаешь, что между двумя этими событиями есть связь? – удивился Бутуй. – Все может быть, боярин, – ушел от прямого ответа друд. – Придется нам с тобой съездить в Асгард и рассказать обо всем кагану.
Бутуй очень опасался, что резкий на слово Яртур поднимет на смех непрошенных советчиков, а то и просто пошлет их куда подальше. За двадцать лет, минувших с того дня, как внук Слепого Бера стал владыкой Асгарда, Яртур внешне почти не изменился. Разве что заматерел, поднабрался опыта, а уверенности в себе этому человеку и раньше было не занимать. Зато сам Асгард, во всяком случае, внутреннее его убранство претерпело со времен князя Родегаста существенные изменения. Ибо, в отличие от своего предшественника, каган Яртур имел склонность к роскоши. Количество золота, добытого им в дальних и ближних походах, поражало воображение. И все это добро он неизменно выставлял на показ, дразня и друзей и недругов своим богатством. Тщеславен был Яртур, чего там, и этим он очень походил на свою матушку княгиню Ладу. Правда и одаривал каган щедро, иных по заслугам, как того же боярина Бутуя, а иных просто за угождение. Ибо еще одним недостатком Яртура было непомерное сластолюбие. Количество женщин, побывавших на его ложе, воистину не поддавалось счету. Расторопные волхвы объясняли это тем, что благородный каган является воплощением Ярилы, а, следовательно, любая женщина, боярыня ли, простолюдинка ли, угождающая ему, служит тем самым богу. Ну, и естественно охотниц услужить богу плодородия и сладострастия столь простым и не требующих больших усилий способом нашлось с избытком. Многие приезжали из дальних земель, дабы вкусить божественного плода. А волхвы храма Ярилы, построенного каганом, не успевали подсчитывать богатые дары. За двадцать лет этот храм разросся до таких размеров, что грозил затмить собой храм самого Перуна. Естественно, ближники других богов, обделенных вниманием, глухо роптали, однако на открытый бунт против внука Слепого Бера никто в Асии за двадцать лет так и не решился. И причиной тому была необычайная популярность Яртура среди простонародья. Конечно, если бы этот земной Ярила занимался только тем, что валял женок по своему ложу, то асы очень скоро припомнили бы ему зло, причиненное в результате войны, но в том-то и дело, что сила кагана, растрачиваемая на женок, не пропадала зря. За эти двадцать лет в Асии не было неурожайных лет. Благосостояние даже беднейших асов выросло, по меньшей мере, вдвое против прежнего, и уж, конечно, даже самый тупой простолюдин понимал, что произошло это не без участия кагана Яртура, земного воплощения бога Ярилы. Везло, между прочим, не только простолюдинам, но и боярам, а о купцах даже разговора не было – гребли деньги лопатой. Вот и сейчас Бутуй нисколько не удивился, встретив в личных покоях кагана молодую жену купца Домиана, выходца из далекой Олении. Этот числился в давних печальниках Ярилы и извлекал из любви к богу такую прибыль, о которой другие могли только мечтать.
– Девана, говоришь, – задумчиво протянул Яртур, одновременно жестом приглашая гостей к столу.
– Мечник Ленок уверял меня, что эта волкодлачка одним взглядом валит здоровенных мужиков на землю, – развел руками Бутуй. – И, похоже, он не врет. Среди волкодлачек и раньше попадались редкостные колдуньи.
– Меня больше беспокоит Морана, – пристально глянул на кагана Шемахич. – Покойный боярин Весень как-то сказал мне за чаркой вина, что Слепой Бер воспылал страстью к дочери бога Семаргла. Я тогда решил, что он шутит, но, видимо, ошибся.
– Слепой Бер и страсть! – удивленно вскинул бровь Яртур. – А я всегда полагал, что мой дедушка холоден как рыба.
– Страсти бывают разные, – вставил свое слово боярин Бутуй. – Иным власть дороже всех женщин на свете. А уж когда речь идет о власти божественной… – Вот именно, – кивнул головой каган Яртур.
Боярин Бутуй почувствовал легкую дрожь в коленях. Все трое отлично понимали, о чем идет речь. Слепой Бер нацелился на место дряхлеющего Вия, давно нуждающегося в Обновлении. Но Вий был еще слишком силен, чтобы вот так просто взять и уступить место преемнику. И рахман Коломан, похоже, решил найти союзников в мире Прави. А дочь бога Семаргла как нельзя более подходила для этого.
– Не в обиду тебе будет сказано, каган Яртур, – осторожно начал Бутуй, – но у твоего дедушки непомерное самомнение. И он может втянуть нас в войну столь кровопролитную, что все прочие войны покажутся по сравнению с этой детской забавой. – Боярин прав, – вздохнул Шемякич. – Мы не можем действовать вслепую. Тебе Яртур следует поговорить с дедом начистоту.
– Прежде чем говорить с рахманом Коломаном, нам следует выяснить расстановку сил, – покачал головой каган. – Мы должны узнать, кому понадобилось воскрешать культ Деваны, и какие цели эти люди преследуют. А пока мне нечего предъявить деду. В ответ на мои вопросы Слепой Бер просто пожмет плечами. Жизнь научила Коломана, не доверять никому и в первую голову своим близким родственникам. Какое счастье, что у меня нет сыновей.
– Зато у тебя есть жена, – тихо сказал Шемякич.
Глаза кагана сверкнули гневом, и боярин Бутуй от души порадовался, что гнев этот обрушится не на его голову. К счастью, Яртур сумел овладеть собой и произнес вполне спокойно:
– Я не сомневаюсь в верности княгини Олены.
Шемякич промолчал, видимо понял, что переубедить кагана не удастся. Что же касается Бутуя, то у него не было причин подозревать в чем либо дочь покойного князя Родегаста.
Княгиня Олена вела тихий и размеренный образ жизни, исправно рожая кагану дочерей. И упрекнуть ее было не в чем. А все эти намеки на то, что в тихом омуте черти водятся, Бутуй отметал на корню. Конечно, разгульный образ жизни кагана Яртура вряд ли нравился его жене, но вслух своего недовольства она никогда не выражала и уж тем более не пыталась чем-то навредить мужу. А потому и сравнивать кроткую Олену с надменной Турицей не было никаких причин. Неприятностей можно было ждать совсем от другой женщины, и боярин Бутуй, набравшись смелости, вслух назвал ее имя.
– Княгиня Леля вдовствует уже много лет, а потому ее интерес к царю Таксаку, в общемто, понятен, но ведь сговориться они могли и здесь в Асии, а не под крылышком князя Волоха.
– Хватит юлить, Бутуй, – строго глянул на боярина каган, – если что-то знаешь – говори. Яртур питал к Леле слабость, видимо в память о своей матушке Ладе, вскормившей их обоих своей грудью. Но телесной близости между ними не было, это Бутуй знал точно. Княгиня Леля была строга с мужчинами и блюла себя с истовостью достойной всяческого уважения. Так что царь Таксак мог обрести в ее лице надежную подругу жизни. Сам боярин всячески приветствовал бы этот брак, если бы в качестве свата при царе Сарматии не выступал князь Волох.
– Божидар пишет, что княгиня Леля и княжна Злата стали ведуньями Деваны. Более того, они публично преклонили перед ней колени, признав тем самым ее божественный статус.
– И зачем им это понадобилось? – спросил удивленный Яртур.
– Спроси что-нибудь полегче, каган, – развел руками Бутуй. – В Биармии и Себерии что-то готовится. И я бы на твоем месте, Яртур, сделал выговор темнику Хмаре, который, похоже, забыл, зачем послан в те края.
– Хмара влюбился в себерскую боярышню, – усмехнулся каган. – Он прислал мне приглашение на свадьбу, которая состоится через месяц. – А о смерти Весеня он тебе сообщил? – спросил Яртура друд.
– Хмара выразил сожаление, что не смог помещать казни боярина, хотя и признался, что не очень огорчен его смертью. Он считает, что волхвы Велеса имели право, сжечь Весеня, погрязшего в распутстве. И предостерегает меня от ссоры с кудесником Богумилом.
