водит… – злились мужики. Кони все больше беспокоились, ржали.
На лес спускались тьма, становилась все живее, и будто загоралась десятками огней темнота.
– Что делать будем? – обессилев, дружинники спустились с деревьев, так и не сумев разобраться, где они находятся.
Вдруг один из них, самый молодой рыжеволосый, ткнул пальцем в кусты:
– Гляньте, там огонек!
И собрался было пойти к нему. Старший успел остановить его, схватил за рукав:
– Да ты погоди, – он указал на поднимавшуюся над деревьями первую звезду. – Ночь пришла, то огонек может быть с того света, дружок.
Парень замер.
– И что теперь?
Старший вздохнул:
– Теперь только надеяться, что Леший просто с нами забавлялся, да смерти нам не желал. Тогда к утру отпустит…
– А если нет? – молодой вытаращил глаза, опасливо огляделся.
Дружинник вздохнул, посмотрел на сомкнувшиеся кроны.
– А если нет… – прошептал, – то вряд ли мы доживем до утра и увидим рассвет.
Званко шикнул на него.
– Ну, накаркаешь! – взяв коня под уздцы, уставился на горящий в ночи свет. Подумав, взял коня под уздцы, шагнул за деревья.
– Стой, неужто не помнишь, что днем было? – старший дружинник держал его за рукав, загородив собой дорогу.
Княжич смерил его взглядом, отодвинул локтем:
– Прочь уйди… Здесь стойте. Я вас привел в чащобу, я вас и выведу. А если не вернусь, то значит. принял Леший мою жизнь как плату за проход. Домой возвращайтесь…
И шагнул за кусты.
Он слышал голоса дружины, тихое ржание коней. Лес, такой неприветливый днем, сейчас притих, с любопытством уставился на чужака. Тот шел, не оглядываясь и не отпуская взглядом огонек. Но и не теряя из внимания голоса людей. Будто схватился одной рукой за огонек, а другой – за людей, и так и шел, как скоморох по натянутому над пропастью канату. Даже моргать боялся, думал – моргнет, и нить разорвется, огонек потеряется.
Он не знал, сколь шел, чувствовал только биение своего сердца, слышал только собственное дыхание и тихое, тревожное ржание своего коня. Ноги замерзли – казалось, он босиком идет по ледяному туману, проваливаясь в него все глубже.
А огонек не приближался.
Прямо из-под копыт коня выскочила ночная птица, ударила крыльями и взмыла ввысь. Конь дернулся в сторону, встал на дыбы – Званко едва смог удержать поводья.
– Хватит! – крикнул, разрывая полотно ночи. – Что хочешь ты? Не обжали твоего леса ни смертью безвинной, ни словом злым. За что гневаешься?
Он повил на поводьях, конь будто сошел с ума, вырываясь. Протащил Званко по тропе, окунув в ледяную росу с головы до ног.
– Тпруу, – рявкнул княжич, натянул поводья.
Конь встал, будто и не рвался мгновением назад вперед. Поник головой.
Из тумана, освещенного луной, вышел не то старец, не то юноша. Медвежья шуба засыпана листвой, на шапке – мох. Взгляд темный, неживой. Встав в паре метров от Званко, оперся о посох.
– Зачем пришел непрошенным? – прошелестел.
Званко выпрямился, пригляделся – но лица, как не смотрел, разглядеть не смог.
– Невесту свою ищу… Нежданой зовут. Знаю, в твоем лесу она.
Леший хмыкнул, проговорил недоверчиво:
– Мало ли народу в моем лесу бродит… Почем я знаю, что не лжешь?
– Не веришь, так в глаза посмотри, нет в них неправды. Неждана с аптекарем Лесьяром здесь, не по своей воли. За нее прошу, и за людей своих – дозволь выйти из чащи и от тварей ночных огради.
Лесной володетель оторвал от шкуры ветку, бросил княжичу:
– Добро́… Так лови… Только утром чтобы вас больше тут не было…
Званко моргнул и оказался прямо за деревьями, рядом со своей дружиной – мужики принялись беспокоиться уже, договаривались, кто пойдет следом вызволять княжича.
– Никого вызволять не надо, – отозвался княжич и вышел на тропу. – Спать ложимся, завтра ранний подъем.
И не проронив больше ни звука, стреножил коня и, подложив под голову переметную сумку, лег на мох и отвернулся, почти сразу заснув. Дружинники, с трудом борясь с зевотой, попадали тут же. Едва их глаза закрылись, из-под земли поднялся туман, укрыл их с головой, будто одеялом, а промеж кустов показался все тот же лесной володетель в медвежьей шубе. Проверив крепость сна непрошенных гостей, обвел их ночлег посохом, выставить защиту.
А едва поднялось солнце, туман схлынул. Дружинники поднялись, обнаружив себя на опушке леса – на горизонте, за речкой высились расписные стены Большого Аркаима.
– Это как же нас угораздило оказаться так далеко от дома?
Званко отозвался строго:
– Нам нужно вернуться и найти княжну…
Наутро Неждану разбудили голоса – за столом сидели Чара и Лесьяр. Чара – в простом льняном сарафане, босоногая, волосы перехвачены голубой лентой, ворот рубахи Лесьяра был распахнут, рукава закатаны до локтей, оголив сильные руки с тонкими запястьями, прикрытыми широкими зарукавьями. Оба – и Чара, и Лесьяр – склонившись над плоским блюдом, заполненным водой, что-то смотрели в отражении и переговаривались тихо.
– Может, у дальнего ручья посмотреть? – говорила Чара, показывая пальцем.
Лесьяр упрямо качал головой:
– Далеко. Если Жница нападет, негде укрыться будет…
Погорка тихонько вздохнула, тайком – Неждана заметила это и почувствовала укол ревности, – посмотрела на аптекаря, задержалась взглядом. Тот, кажется, тоже почувствовал ее взгляд, посмотрел в глаза Чары быстро и тут же отвел их, кивнув на воду:
– Остается Черная расщелина…
На этот раз Чара покачала головой:
– Там уже нет ничего, три сезона как нет.
Неждана села, оправила одежду:
– О чем речь? Чего нет?
Чара повернулась к ней, посмотрела с интересом.
– Да вот, думаем с Лесьяром, как Жницу напоить….
– Напоить? – княжна подсела к столу.
Чара кивнула:
– Ну да. Жница – вечно голодная мара, она не успокоится, пока не утолит свой голод…
Княжна уже слышала это все прежде. Сейчас ей удалось рассмотреть погорку. Невысокая, ладная, со светлыми, словно бирюза, глазами и льняной косой, она походила на подростка, хотя, судя по речам, была старше.
– Как можно напоить вечно-голодное? – спросила, не дослушав.
Чара посмотрела на нее с осуждением, но все-таки ответила:
– Это смотря чем пытаться накормить. Если кровью живых, то можно, но не надолго. Если снадобьем сильным, то можно навсегда. Но снадобье должно быть подобрано особо… – она посмотрела на княжну внимательно. – Вот что разбудило твою Жницу?
Под взглядом волшебницы Неждане стало неловко, она повела плечом:
– Не знаю… Я угостила ее купленным у Лесьяра отваром.
– Украденным, – напомнил аптекарь.
Девушка вскинула голову, вздернула нос:
– Я оставила деньги. Выходит, купила…
Лесьяр не успел ответить – Чара, прервав их перепалку, предложила:
– Я кажется знаю, что делать… Нужна живая вода. – Лесьяр закатил глаза, покачал головой. Чара настаивала: – Не та, что ты подумал, а особая, собранная из последних вздохов мотыльков.
Она посмотрела на аптекаря, во взгляде плескалась жажда внимания и похвалы.
Лесьяр задумался:
– А что, может и получиться… Луг здесь недалеко, у самого мостка. И время сейчас самое подходящее.
Неждана выпрямилась, улыбка, появившаяся было на ее губах, медленно таяла.
– Какие мотыльки? Какой последний вздох? Это же просто мотыльки… Вы меня сейчас разыгрываете?
Чара усмехнулась. Лесьяр ответил вместо нее:
– Нет. Мотыльки обычные. Они живут недолго и быстро уходят в Кощье царство, чтобы возродиться вновь. А потому все время как бы на границе обитают, между живыми и мертвыми… Нет, это отличная идея.
Чара повернулась к нему, посмотрела строго, напомнив:
– А после вы уйдете, как ты обещал моему батюшке.
Она встала и быстро вышла из избушки, оставив Неждану и Лесьяра готовиться к работе. Аптекарь встал, подошел к печи, снял с нее корзину, доверху наполненную всяким скарбом – там были и склянки, и туески, и котомки, и берестяные свитки, и воск для печатей, и связка свечей, и огниво, и пара блестящих, будто из рыбьей чешуи перчаток. Лесьяр, внимательно осмотрев содержимое, вытащил несколько фляжек.
– А как их собирать, вздохи эти? – спросила Неждана, наблюдая за сборами Лесьяра.
– На песню.
У Нежданы округлились глаза:
– К-какую песню?
Юноша задумчиво посмотрел на нее, будто увидев впервые, отозвался просто:
– Поминальную… твое дело – петь, мое – сбирать. Так и справимся. – Он направился к выходу, толкнул дверь. Обернувшись
