Уильям Гибсон
Джонни Мнемоник
Я сунул пушку в сумку «Адидас» и заложил четырьмя парами теннисных носков; это не мой стиль, но как раз то, что мне нужно, – если они думают, что ты работаешь грубо, будь техничным, если они думают, что ты работаешь технично, будь грубым. Я техничный малый, поэтому решил делать всё максимально грубо. В наши дни, впрочем, надо быть супертехничным профессионалом, чтобы подняться до грубого стиля. Мне пришлось выточить обе гильзы двенадцатого калибра из медной заготовки (на токарном станке) и потом вручную их зарядить; мне пришлось раздобыть древнюю микрофишу с инструкциями по изготовлению самодельных патронов; пришлось сконструировать рычажный пресс для впечатывания капсюлей – всё это очень непростые процедуры. Но я знаю, эти патроны сработают.
Встреча была назначена в Дроме на 23:00, однако я проехал в Трубе три остановки после ближайшей к нему платформы и обратный путь проделал пешком. Необходимая предосторожность.
Я взглянул на своё отражение в хроме кофейной будки. Острые европейские черты лица, ёжик тёмных жёстких волос. Девицы в парикмахерской «Под Бритвой» балдеют от Сони Мао, и всё сложнее удержать их от добавления к вашей причёске какого-то шикарного намёка на геройскую внешность. Возможно, это и не одурачит Ральфи Фэйса, но, по крайней мере, даст мне подобраться к его столику.
Дром – узкое помещение с баром по одну сторону и столиками по другую, где обитают сутенёры, сводники и богатый набор торгашей любой масти. Сегодня вечером вход сторожили Сёстры Магнетической Собаки, и мне совсем не улыбалось пытаться пробираться мимо них, если всё вдруг сорвётся. Они были двухметрового роста и худые, как борзые псины. Одна – чёрная, другая – белокожая, но, не считая этого, они были настолько одинаковы, насколько это может сделать пластическая хирургия. Уже много лет они были любовниками, а также плохим знаком в потасовке. Точно не знаю, кто из них раньше был мужчиной.
Ральфи сидел за своим обычным столиком. Должен мне целую кучу денег. Я храню в башке сотни мегабайт информации (в режиме идиот-всезнайка), к которой у моего сознания нет доступа. Ральфи её здесь оставил, но так за ней и не вернулся. Только он может заполучить эти данные – при помощи ключевой фразы, сконструированной им самим. Для начала скажу, что я не особенно дешёв, и у меня уже накопились астрономические сверхурочные. Ральфи был очень небрежен.
Потом я услыхал, что Ральфи подбирает наёмных убийц. Для меня. Так что я договорился с ним о встрече (в Дроме), но представился как Эдвард Бэкс, подпольный импортёр, недавно из Рио и Пекина.
Дром купался в БИЗе, металлическое клацанье нервного напряжения. Парни-качки, разбросанные по толпе, пытались произвести впечатление друг на друга, сгибая и разгибая профессиональные части тела и демонстрируя узкие холодные ухмылки; некоторые из них настолько затерялись под суперструктурой наращённых мышц, что уже не походили очертаниями на людей.
Прошу прощения. Прошу прощения, друзья. Это всего лишь Эдди Бэкс, Шустрый Эдди Бэкс, импортёр, со своей профессиональной, совершенно обычной спортивной сумкой, и, пожалуйста, не обращайте внимания на это отверстие – в аккурат для правой руки.
Ральфи был не один. Рядом с ним на кресле громоздился, настороженно пялясь на толпу, восьмидесятикилограммовый светловолосый калифорнийский бык. Живой символ боевых искусств.
Шустрый Эдди Бэкс оказался в кресле напротив них прежде, чем бык успел оторвать руки от стола.
– У тебя чёрный пояс? – спросил я с энтузиазмом. Он кивнул, голубые глаза работали в режиме автоматического сканирования моих глаз и рук. – У меня тоже, – сказал я. – Принёс свой с собой, здесь в сумке. – Тут я просунул руку в щель и спустил предохранитель. Щёлк. – Два двенадцатых калибра со сдвоенными курками.
– Ничего себе пушка, – сказал Ральфи, опуская пухлую останавливающую ладонь на синий нейлон, который обтягивал крепкую бычью грудь. – У Джонни в сумке антикварное огнестрельное оружие. – Слишком много для Эдварда Бэкса.
Мне кажется, он всегда был Ральфи Таким-то или Каким-то, а новой фамилией он был обязан своему необычайному тщеславию. Сложённый как переспелая груша, он носил некогда знаменитое лицо Кристиана Уайта уже лет двадцать – Кристиан Уайт из Арийского Рэггей Бэнд, Сони Мао своего поколения, безусловный чемпион расистского рока. Я эрудит по части тривиального.
Кристиан Уайт: классическая физиономия артиста эстрады с хорошо развитыми мускулами лица, отточенными скулами. Ангельское или неотразимо-греховное – смотря с какой стороны смотреть. Но глаза Ральфи жили совсем другой жизнью: они были холодными, маленькими, чёрными.
– Пожалуйста, – сказал он, – давай уладим всё как бизнесмены. – Голос звучал гипнотически искренно, уголки рта всегда оставались влажными. – Льюис, – сказал он, кивая в сторону качка, – просто кусок мяса. – Льюис отнёсся к этим словам бесстрастно, как марионетка из набора «Сделай Сам». – Но ты, Джонни, не кусок мяса.
– А кто же я ещё, Ральфи? Отличный кусок мяса, битком набитый имплантированными чипами памяти, в которых ты хранишь своё грязное бельё, пока нанимаешь киллеров для меня. И этому куску мяса, Ральфи, кажется, что ты должен кое-что объяснить.
– Всё из-за этой новой партии товара, Джонни. – Он глубоко вздохнул. – Как брокер…
– Скупщик краденого, – поправил я.
– Как брокер, я обычно очень тщательно подбираю свои каналы.
– Ты покупаешь только у тех, кто крадёт лучшее. Понял.
Он снова вздохнул.
– Я стараюсь, – сказал он устало, – не покупать у дураков. Но на этот раз, боюсь, сделал это. – Третий вздох был сигналом для Льюиса. Он нажал кнопку нейропрерывателя, который они закрепили под столом с моей стороны.
Я собрал все силы, пытаясь согнуть указательный палец правой руки, но казалось, что он принадлежит кому-то другому. Я мог чувствовать металл оружия, мягкую поролоновую ленту, обмотанную вокруг неудобной рукоятки, но руки были далёкими и неподвижными, как из воска, холодного воска. Я надеялся, что Льюис был настоящим куском мяса, достаточно тупым, чтобы потянуться за сумкой и задеть мой лежащий неподвижно на курке палец, но я ошибся.
– Мы очень беспокоились о тебе, Джонни. Очень беспокоились. Видишь ли, то, что хранится в тебе, – собственность Якудз. Дурак стащил у них это, Джонни. Мёртвый дурак.
Льюис усмехнулся.
Во всём этом был смысл, очень неприятный смысл, словно мешки с мокрым песком, падающие на голову. Убийство – не стиль Ральфи. Даже Льюис был не в стиле Ральфи. Но он дал себе влипнуть где-то между Сыновьями Неоновой Хризантемы и тем, что им принадлежало (или, скорее, чем-то таким, что принадлежало кому-то ещё). Ральфи, конечно же, мог использовать ключевую фразу, чтобы ввести меня в режим идиота-всезнайки, и я выплесну их драгоценную программу, не запомнив при этом ни одного ключа. Для скупщика краденного, как Ральфи, этого было бы вполне достаточно. Но не для Якудз. Якудзы знают о Спрутах и не хотят беспокоиться из-за того, что один из них может вытащить едва заметные следы их программы из моей башки. Я мало знаю о Спрутах, но до меня доходили слухи, и я сделал одним из принципов никогда не повторять их моим клиентам. Нет, это точно не понравилось бы Якудзам: слишком похоже на вещественное доказательство. Они бы не добились всего того, чем владеют сейчас, оставляя за собой вещественные доказательства повсюду. И в живых.
Льюис ухмылялся. Я полагаю, сейчас он думал о точке, расположенной неглубоко под моим лбом, и о том, как добраться туда, не особенно церемонясь.
– Эй, – произнёс низкий женский голос откуда-то у меня из-за плеча, – ковбои, вы определённо проводите время не очень-то весело.
– Убирайся, сука, – сказал Льюис, его загорелое лицо было неподвижно. Ральфи выглядел непроницаемо.
– Развейтесь. Хотите купить немного дешёвого сырья? – Она отодвинула кресло и села прежде, чем её успели остановить. Она была в пределах моего неподвижного поля зрения – худая девица в зеркальных очках, тёмные волосы зачёсаны в непослушную гриву. Она была одета в чёрную кожаную куртку, распахнутую так, что видна футболка, расчерченная чёрными и красными полосами. – Восемь тыщ за грамм веса.
Льюис раздражённо фыркнул и попытался ударом выбить её из кресла. Каким-то образом он промахнулся, её ладонь метнулась вверх и, казалось, на мгновение коснулась его запястья. Яркая кровь брызнула на стол. Он схватился за руку и зажал запястье так, что побелели костяшки пальцев. Между пальцами сочилась кровь.
Но, кажется, в руке у неё ничего не было?
Льюису понадобится операция по сшивке сухожилия. Он с предосторожностями поднялся, забыв о кресле. Оно перевернулось. Парень шагнул из моего поля зрения, не произнося ни слова.
– Ему не мешало бы обратиться к врачу, – сказала она. – Ужасный порез.
