Вадим Панов
Хаосовершенство
Лишь почитая богов и
Храмы побежденных,
Спасутся победители.
Эсхил «Агамемнон»
Жизнь есть движение.
И оспаривать эту аксиому столь же глупо, как опровергать существование земного притяжения. Любители почесать языком, разумеется, находятся, но ничего, кроме снисходительной улыбки, их потуги не вызывают.
Жизнь есть движение.
Мы живем только потому, что постоянно движемся, причем как в прямом смысле этого слова: убегая и нападая, работая и занимаясь спортом, так и в переносном: постоянно развиваясь, совершенствуясь, познавая новое и, соответственно, поднимая себя на более высокую ступень развития. Мы не останавливаемся. Мы стремимся вперед. Мы движемся.
Но в то же самое время умение оставаться неподвижным, а значит – незаметным, играет весомую роль в спектакле повседневности. Оно одинаково полезно и военному, и охотнику, и хищнику, и тому, кто занимает в пищевой пирамиде местечко пониже. Терпеливый крокодил обеспечит себе сытный ужин, а притихшие под кустом зайчата избегнут встречи с голодной лисой.
И Олово, который мог посостязаться в скорости и с крокодилом, и с гепардом, в совершенстве владел искусством сохранять неподвижность.
Невысокий, на первый взгляд – щуплый, затянутый в маскировочный комбинезон армейского образца, он приник к толстой ветке, нависавшей над оленьей тропой, и не шевелился, ожидая, когда небольшое стадо, что мирно паслось в полукилометре к северу, соберется на водопой. Когда и как олени пойдут к реке, Олово знал точно – за последние месяцы он досконально изучил повадки местной живности. Еще полчаса, максимум минут сорок, и вожак, голову которого украшали массивные красноватые рога, привлечет к себе внимание коротким ревом. Выждет, убеждаясь, что услышан всеми, и важно ступит на ведущую к реке тропу. Следом потянутся окруженные телятами самки, а в арьергарде – молодые бычки, одного из которых ждет приглашение на ужин. Седло черного оленя, приготовленное в «тулупе» из ароматных трав, Олово считал вкуснейшим в этих краях лакомством.
При мысли о предстоящем пиршестве охотник едва заметно улыбнулся, однако в следующий миг насторожился – вожак издал тревожное мычание.
«Что случилось?»
Заметить притаившегося на дереве врага олени не могли, к тому же засаду Олово устроил с подветренной стороны, а значит… Еще один сигнал рогатого, и охотник понял причину тревоги: на расположенный к северо-западу каменистый пригорок медленно и важно поднялась пятнистая кошка.
«Соседка!»
Ужин отменяется? В первый момент показалось именно так – встревоженные олени бросились на восток, однако припустившая с пригорка пятнистая отрезала стаду путь на равнину, и вожак повернул на юг, к кустам, редким деревьям и… к Олово.
Охотник подобрался.
Прыгать на удирающего от хищника зверя задача не из простых, однако Олово в себе не сомневался. А о том, чтобы жертва оказалась под деревом, позаботилась кошка, совершившая резкий рывок, заставив стадо еще раз изменить направление.
«Сейчас!»
Вожак и самки с детенышами пробежали правее, через кустарник и по высокой траве. А вот умные молодые бычки устремились на тропу: по ней ведь легче, быстрее, а значит – безопаснее.
Двое, трое, опять двое…
Олово дождался последнего в группе бычка, смертоносной тенью соскользнул с ветки, ловко оседлав жертву, и тут же, не давая перепуганному оленю опомниться, взмахнул ножом. Располосованное горло оросило мир горячей кровью, бычок покатился по земле, а Олово, за мгновение до того спрыгнувший с его спины, подскочил и прижал дергающуюся в последних судорогах жертву к земле.
– Всё, всё… – то ли пытался утешить, то ли просил прощения. – Всё…
Приглашение на ужин доставлено.
Стадо стремительно миновало полоску кустарника, вышло к реке, но не остановилось, преодолело поток вброд – благодаря тонкому слуху охотник различил плеск воды – и ушло на открывающуюся дальше равнину.
Олово отпустил бычка, присел на корточки и принялся неспешно вытирать нож. Он знал, что скоро прибудет гостья, и не ошибся: примерно через минуту высокая трава мягко разошлась, и появилась пятнистая голова. Когда требовалось, крупные местные кошки умели приближаться незаметно, великолепно используя для маскировки и траву, и кустарник.
– Привет, – коротко произнес Олово.
Пятнистая не ответила, но смотрела на человека без агрессии. И без любопытства. Скорее – выжидающе. Хотела знать, понял ли двуногий, что она пришла за своей долей.
– Ты умнее, чем ка-азалось, – признал человек.
Кошка вновь промолчала. Вышла из травы, продемонстрировав Олово длинное мускулистое тело, потянулась и уселась.
«Где моя доля?»
Они познакомились на третий день пребывания Олово на равнине, вскоре после того, как он поохотился на оленей в первый раз. Недовольная зверюга явилась в тот самый момент, когда Олово тащил тушу к пещере: выскользнула из кустов, хлестнула себя хвостом по бокам и выдала угрожающий рык, сообщив, что местные охотничьи угодья зарезервированы. Олово, которому понравилось на равнине настолько, что он решил остаться здесь навсегда, ответил не менее угрожающим рычанием, поправил лежащую на плечах тушу и потопал по своим делам, ожидая удара в спину. Но не дождался. То ли пятнистая решила повременить, то ли была смущена поведением наглого новичка.
Отступила.
Той же ночью Олово прошел по следам кошки и отыскал тщательно спрятанное логово, в котором посапывали трое котят. Трогать не стал, понадеялся, что пятнистая поймет сигнал, и не ошибся. На следующую ночь состоялся ответный визит – кошка пришла к пещере и почти час сидела в тридцати шагах от разведенного у входа костра. Смотрела, оценивала, затем растворилась в темноте, и недели две они с Олово жили, не замечая друг друга.
А сегодня пятнистая неожиданно предложила союз.
Олово вырезал из туши интересующие его куски, упаковал их и поднялся на ноги.
– Оста-альное твое.
Кошка склонила голову набок. Взгляд ее зеленых глаз оценивающе ощупал остатки оленя.
– Всё честно. – Олово еще раз посмотрел на тушу, усмехнулся и сделал шаг назад. – Прия-атного аппетита-а.
Пятнистая двинулась вперед.
– Увидимся-а.
Она в очередной раз не ответила, но Олово и не требовалось. Он знал, что его поняли.
Что есть власть?
«Возможность отдавать любые приказы», – услужливо подсказал внутренний голос. Большой любитель поспорить и продемонстрировать свою значимость. Внутренний голос был отъявленным честолюбцем, весьма хвастливым, самодовольным, и каждая одержанная победа подбрасывала дровишек в костер его тщеславия.
«Приказы?» – переспросил Джезе.
«Любые».
«Не слишком ли мелко? Фельдфебель тоже отдает приказы».
«Любые… – Чувствовалось, что сравнение собеседника покоробило. – А как насчет исполнения любых желаний?»
«Своих ли?»
«А чьих?»
Оказавшись на вершине, человек попадает в центр переплетения интересов самых разных групп, группировок и группировочек, что стоят между правителем и вверенным его попечению народом. По-настоящему неограниченная власть – миф. Или будешь лавировать между кланами, или станешь заложником ближайших сторонников. И еще неизвестно, что лучше.
Неизвестно…
Раньше Папа Джезе не задумывался над сутью власти. Лез вверх ради процесса, лез, потому что мог, потому что наслаждался своей силой и превосходством над конкурентами. Потому что подъем на вершину был в его жизни таким же естественным делом, как сон или дыхание. Увлекательной игрой он был, острым состязанием, но теперь… Теперь ставки выросли настолько высоко, что привычно легкое отношение к победам стало казаться неуместной шуткой.
Так что же дает власть?
«Возможность стать богатым», – брякнул один из роящихся над головой духов Лоа.
И захихикал.
– Да уж… – Джезе скривился.
Карабкаться на вершину ради денег? Какая пошлость.
«Не будь наивным. Деньги правят миром».
– Назвать тебе людей, у которых эта фраза вызовет презрение? Они есть сейчас, они были раньше. Прошли сотни лет, но люди их помнят, потому что не золото было их целью, а чистая, как дистиллированная вода, власть.
Вот только зачем, черт побери, она нужна?!
«Ты разве не знаешь?» – на этот раз отозвался целый сонм духов.
Почести, богатство, возможность отдавать приказы и очень долгая жизнь. Не вечность, конечно, но сила Вуду существенно добавит к тому, что предлагает медицина. Жизнь на вершине, наслаждения, взрослые игры и… и тоскливые вечера у камина, по меткому выражению этого мерзавца Щеглова.
Жизнь для себя. Жизнь в полнейшем одиночестве, потому что душа живет вдали. Жизнь наполовину или вообще не жизнь. Такова его плата.
Индивидуальный, мать его, взнос.
«Ты больше не принадлежишь себе», – прошептал дух.
