Нет, «Гипнотик» действительно был. Мир растворился, краски потухли, уступая место серости битов и байтов. Боль ушла… Ушла вместе с телом, оставшимся в реальном мире — здесь Слава тоже был не более чем информацией, гораздо более хрупкой, нежели привычная телесная оболочка. Тело можно убить… Информацию достаточно просто стереть…
Его влекло к анкеру — картинке, запечатлевшей небольшой момент его жизни. Программа-загрузчик делала свое дело… А кто-то шел позади него…
Кто-то большой и сильный ворочался за его виртуальной спиной, раздвигая своим громадным телом толщу мегабайт информации. Слава чувствовал у себя между лопаток взгляд острых маленьких глаз…
Бред! Какой взгляд? — в виртуальности нет света. Между каких лопаток? — здесь он был лишен тела. Но, тем не менее, ему нестерпимо хотелось побыстрее войти в анкер, вновь оказаться в реальности, подальше от того, что следовало за ним.
Анкер мелькнул впереди, в просвете между серыми потоками информации. Окно в реальный мир. Его мир… Славе казалось, что он физически ощущает, как позади него расступается виртуальность, пропуская… Червя! Точно! Отчего-то он представлял того, кто идет сейчас за ним в виде громадного неповоротливого червя. Хищного обитателя виртуальности, прародителя всех worm'ов, в изобилии блуждающих по «Интернету» и пугающих честных хакеров своим появлением.
С одной стороны нестерпимо хотелось оглянуться — взглянуть в глаза интернет-монстра, быть может, даже, рассмеяться ему в лицо, но с другой — стоит обернуться, и загрузчик потащит его обратно. Он никогда не возвращался в то место. Из которого только что ушел, но теоретически такая возможность была заложена в программу. Сейчас он был ее частью — управляющим блоком или головной процедурой. Программа не умеет читать мысли — она мыслит не образами, а лишь цифрами. Все просто до банальности: if z=1 then goto anker; else… else — вернуться обратно, Слава не помнил, каким именно кодовым словом обозвал возвращение. Если анкер — это anker, то возвращение обратно, кажется, goto kloaka. Точно! Самая настоящая клоака!
Переменной, определяющей сейчас его движение, и был его собственный взгляд. Если он смотрит вперед — движется вперед, к анкеру, если смотрит назад — движется в клоаку. При чем здесь, в виртуальности, программа наверняка имеет некую инерцию, своеобразный мертвый ход — он может просто не успеть обернуться обратно, если нечто за его спиной действительно жаждет крови… Не успеет уйти. Нет, не время для экспериментов, не время для знакомства с обитателями виртуальности — даже встреть он сейчас здесь такого же путешественника, как он сам — не остановился бы, чтобы поболтать о жизни. Не до того сейчас…
Он шагнул в анкер, успев заметить, как изменился вокруг цвет виртуальности. Серость уступила место багровым тонам — цвету крови, чего раньше никогда не случалось.
И в ту же секунду багряность растаяла, уступая место яркому свету дня. Дня реальности, сохраненной в анкере! И вместе со светом, резанувшем глаза, пришла боль, острым ножом прошедшаяся от правой руки до самого далекого нейрона, затерянного где-то в необъятных просторах мозга. Словно в плечо вонзился раскаленный штырь…
Охнув Слава едва не сполз с кресла, чувствуя, как все тело, пронзенное острой болью, отказывается подчиняться ему. Медленно, с трудом заставляя непослушные шейные позвонки шевелиться, он повернул голову направо, чтобы взглянуть на свое правое плечо, одновременно пытаясь протянуть к нему левую руку, которая даже не желала подниматься с колен.
Плеча не было! На его месте зияла громадная рана с рваными краями, живописно обрамленная клочьями одежды — словно кто-то, имеющий воистину гигантские размеры, просто сомкнул свои зубы на его руке, вырвав громадный кусок мяса, перемолов заодно и мешавшие ему кости. Из раны выпирала смятая ключица, чуть ниже — еще какая-то кость, видимо то, что осталось от руки, которая пока что не упала на пол просто потому, что висела на длинном лоскуте кожи, когда-то соединявшем руку и грудную клетку.
Все это Слава видел в мельчайших подробностях, как-то отстраненно осознавая, что это ЕГО рука превратилась в кровавое месиво, что это ЕГО кровь обильно вытекает из зияющей раны, и что это ЕГО сознание уже мутит не то от потери крови, не то просто от жуткого вида.
Также отстраненно пришла мысль о том, что сейчас он зальет кровью весь ковер, который после этого наверняка придется выкинуть… Спокойно и неторопливо в мозг пробралась мысль, что он все же проиграл войну с проклятым вирусом, каким-то образом сумевшим достать его еще в виртуальности, не заражая, на этот раз, никого из его близких или просто случайных знакомых.
Ручеек крови сбегал с его плеча вниз, рубашка промокла, словно плохо выжатая техничкой половая тряпка… Тяжелые капли набухали на рукаве, готовые сорваться вниз, на ковер, который уже не спасти и не отстирать… Одна из них, набравшись смелости, оторвалась от рубашки, плавно стартовав вниз…
Слава перевел взгляд на ковер, уже даже не пытаясь зажать рану уцелевшей рукой — естественное в таком случае желание. Странно, на ковре еще не было ни капли крови. Значит вот эта будет первой…
Словно в замедленной съемке он наблюдал, как бардовая капля летит вниз и… растворяется в воздухе, так и не коснувшись пола!
Отчего-то возникло странное желание немедленно вызвать скорую. Нет, не для того, чтобы его срочно отвезли в больницу, где зашили бы рану и т. д., а лишь для того, чтобы забросили в психушку, где, проведя серию мероприятий, позволили бы ему умереть в трезвом рассудке.
Слава перевел взгляд на руку и… желание вызвать психбригаду еще больше укоренилось в его сознании. Рана, нанесенная, видимо, укусом невероятно громадных челюстей, затягивалась сама собой. Под возникающим из ниоткуда мясом складывались раздробленные кости, склеивались стенки сосудов, возвращаясь в первоначальное состояние, наконец стала появляться кожа, а на нее — натягиваться хлопчато-бумажная ткань — даже разорванная страшными зубами рубашка стремилась вернуться в первоначальный вид.
«Бред. Я умираю, и мне все это мерещится!»
Или нет? Он уже мог пошевелить правой рукой, в которой осталось лишь воспоминание о непереносимой боли, но не сама боль. Боль ушла…
На ковер так не упало ни капли крови…
Рубашка была такой же девственно чистой, как и раньше.
Слава вскочил с кресла, разминая конечности. Этакая импровизированная гимнастика только что воскресшего горца. Нужно было записать анкер. Записать. Пока не случилось что-то еще, что помешает ему. Пока не ворвались в квартиру загадочные ребята, которые, в отличие от него, понимали, что происходит, но по признанию одного из них, не знали, до каких масштабов докатился проклятый вирус бабочки!
Он встал в боевую стойку и несколько раз нанес удар воображаемому противнику, заставляя кровь вновь бежать по ноющей руке. Бой с тенью. Бой с фантомными болями… Нет, фантомные боли — это когда руки уже нет, но воспоминание о боли осталось, а это… Виртуальная боль, принесенная оттуда, из виртуальности.
Размяться и записать анкер. Иначе в следующий раз и вовсе некуда будет возвращаться.
Почувствовав, что рука вновь слушается его, Слава взялся за фотоаппарат и несколькими привычными подключил его к компьютеру, перегоняя картинку в загрузчик. Готово…
Он действовал чисто механически, сначала создав анкер, а затем одевшись. Сознание отключилось, не справившись с потоком информации. Работало подсознание. И оно требовало мчаться на площадь Ленина, на встречу с Катей. В его сознании Катя превратилась в некую панацею от всех болезней — спасти ее, и вирус отступит.
Мир — Матрица. Чтобы твой компьютер не поразил какой-нибудь вредный «Троян», стоит просто переименовать папку Windows, скажем, в Fortochkus. Вирусы ищут конкретный объект… Если им нужен файл, лежащий в Windows — они не тронут тот же самый объект в Fortochkus! И все, вирус обезврежен. Да, такое возможно только с липовыми, простенькими вирями, но Слава от души надеялся, что нечто, пробравшееся в его жизнь из виртуальности, не сложнее тех «Троянов», которые он сам в изобилии написал за свою жизнь.
С Кати все началось. Спасти ее, перенести в другую папку, и вирус будет обезврежен. Хоть бы это было так…
Он вышел из подъезда и остановился, впервые за последние десять минут начиная осмысливать происходящее. Шел дождь! Обычный майский дождь, в котором не было ничего особенного, не считая той мелочи, что когда Слава возвращался в прошлый раз, нет, во все прошлые разы, на улице было ясно!
Летающие кошки, касатики, сходящие с ума люди, а теперь еще и это. Да, тот парень, что хотел свернуть ему шею, был прав, все зашло слишком далеко. Прав был Бредбери, ой, как прав. Меняешь одно — меняется все!
Слава развернулся и вновь вошел в подъезд. Дождь не меняет его планов.
