Ознакомительная версия.
Суэйн: Удачи им. Она уже на месте, в Муравейнике. Говорил с ней по телефону час назад. Я сведу её с моим человеком, тем, который готовит… девушку. И вы тоже возвращаетесь за океан?
Ланье: Сегодня вечером.
Суэйн: Ну тогда не беспокойтесь.
Ланье: До свидания, Суэйн.
Петал: Настоящий ублюдок, этот актёришка.
Суэйн: Не нравится мне всё это…
Петал: Однако тебе нравится товар, не так ли?
Суэйн: Тут жаловаться не приходится, но зачем, скажите на милость, им понадобилась ещё и Салли?
Петал: Бог знает. Они сами не знают, с кем связались.
Суэйн: Они. Не люблю я, когда говорят «они»…
Петал: Возможно, они не будут в восторге, когда узнают, что она отправилась туда сама по себе, да ещё с дочерью Янаки…
Суэйн: Это точно. Но эту мисс Янака мы заполучим назад. Завтра я скажу Салли, что Прайор в Балтиморе, приводит девицу в форму…
Петал: Грязное это дело…
Суэйн: Принеси кофейник в кабинет.
Девочка лежала на спине с закрытыми глазами. Записи Колина прокручивались в её голове: прямой ввод в слуховые нервы. Судя по всему, Суэйн большую часть своих дел обделывал в бильярдной, это означало, что люди прибывали и отбывали, а она слышала только начало и хвосты разговоров. Двое мужчин, одним из которых мог быть красномордый, вели нескончаемую дискуссию о собачьих бегах и ставках на завтра. С особым интересом она прослушала беседу, в ходе которой Суэйн и человек из Особого отдела (Суэйн называл его «ОО») обговаривали один из пунктов сделки прямо под мраморным бюстом, когда гость собирался уходить. Девочке пришлось раз десять останавливать этот отрывок, чтобы затребовать разъяснений. Колин, порывшись в базах, выдавал логичные догадки.
— Это очень продажная страна, — сказала наконец Кумико, глубоко потрясённая услышанным.
— Наверное, не более, чем твоя собственная, — был ответ.
— Но какую игру ведёт Суэйн с этими людьми?
— Информация. Я сказал бы, что наш мистер Суэйн недавно завладел первоклассным источником информации и занят обращением её в иные ценности, то есть в деньги и власть. На основании того, что мы услышали, рискну предположить, что это до некоторой степени в русле его деятельности. Очевидно, однако, то, что он идёт вверх, становится большой шишкой. Налицо свидетельства тому, что в настоящее время он более влиятельный человек, чем был неделю назад. Судя по тому факту, что набирают новый персонал…
— Я должна рассказать… моему другу.
— Ширс? Рассказать ей что?
— То, что сказал Ланье. Что её возьмут вместе с Анджелой Митчелл.
— Так где же она?
— В Муравейнике. Отель…
— Позвони ей. Но не отсюда. У тебя есть деньги?
— Чип «Мицу-банка».
— Прости, для наших автоматов это не подойдёт. Монеты есть?
Встав с постели, Кумико тщательно перебрала случайную английскую мелочь, скопившуюся на дне сумочки.
— Вот, — сказала она, отыскав толстую позолоченную монету, — десять фунтов.
— Для одного только местного звонка понадобится две таких.
Она бросила металлический червонец обратно в сумочку.
— Нет, Колин, не по телефону. Я знаю лучший способ. Я хочу уйти отсюда. Сегодня же. Ты мне поможешь?
— Конечно, — ответил призрак, — хотя мой тебе совет: не делай этого.
— Но я уйду.
— Очень хорошо. Как ты предлагаешь это совершить?
— Скажу им, что мне нужно пойти за покупками.
Как решила Мона впоследствии, женщина появилась примерно сразу после полуночи, потому что это было уже после того, как Прайор вернулся со второй упаковкой крабов. Крабы у них тут в Балтиморе оказались действительно что надо, со сна и от нервов ей всё время хотелось есть, так что она уговорила его пойти принести ещё. Постоянно заходил Джеральд, чтобы поменять дермы у неё на руках. Всякий раз она встречала его лучшей своей бессмысленной улыбкой, выдавливала после его ухода из дермов жидкость и прилепляла их снова. Наконец Джеральд сказал, что ей надо поспать, выключил лампы и прикрутил ложное окно до минимальной яркости — кроваво-красного заката.
Снова оставшись одна, Мона опустила руку между стеной и кроватью, нащупала шокер…
Потом, сама того не желая, она заснула, красный свет от окна — как закат в Майами, и ей, наверное, снился Эдди или, во всяком случае, танцзал Крючка. Во сне она танцевала с кем-то на тридцать третьем этаже, потому что, когда её разбудил грохот, она, хотя и не была уверена, где находится, тут же представила в голове чёткую схему, как убраться из клуба. Например, она мгновенно сообразила, что, если тут случилась заварушка, лучше всего спускаться по лестницам…
Мона наполовину выбралась из кровати, когда в дверь влетел Прайор. Влетел в прямом смысле. Дверь при этом была закрыта. Влетел он спиной вперёд, дверь же разнесло в щепки.
Мона увидела, как Прайор ударился о стену, потом сполз на пол и вообще перестал двигаться, а в освещённом дверном проёме возник кто-то ещё. Лица человека видно не было — только два изогнутых отражения фальшивого красного заката.
Мона быстро втянула ноги обратно на кровать, перекатилась к стене, её рука скользнула…
— Не шевелись, сучка.
В голосе было что-то такое, от чего по спине у Моны побежали мурашки, и именно потому, что звучал он чертовски весело. Как будто нет ничего приятнее, чем проломить кем-то дверь. Особенно если этот кто-то — Прайор.
— Я говорю, и пальцем не шевели…
Женщина в три шага пересекла комнату и была уже совсем близко, настолько близко, что Мона почувствовала холод, исходивший от её кожаной куртки.
— Ладно, — выдавила Мона, — ладно…
Тут холодные руки подняли её рывком, а потом она оказалась распластанной на спине — плечи сильно вдавлены в темперлон, и что-то — шокер? — уткнулось ей прямо в лицо.
— Откуда у тебя эта штучка?
— Ну, — выдавила Мона, словно речь шла о чём-то однажды виденном, но после совершенно забытом, — это было в куртке моего парня. Я одолжила у него куртку.
Сердце у Моны билось где-то под горлом. Что-то в этих очках…
— А этот ублюдок знал о ней?
— Кто?
— Прайор, — сказала женщина, отпуская её, чтобы повернуться к Прайору.
Тут она его пнула — раз, другой, потом ещё и ещё — и довольно сильно.
— Нет, — сказала женщина, так же внезапно останавливаясь, — не думаю, что он знал.
В дверях возник Джеральд; вид у него был такой, как будто вообще ничего особенного не случилось, за исключением сломанной двери. Он с сожалением поглядел на её остатки, те, что ещё держались у косяка, провёл большим пальцем по краю разлетевшейся в щепы филёнки.
— Хочешь кофе, Молли?
— Два кофе, — ответила женщина, рассматривая шокер. — Мне — чёрный.
Мона маленькими глотками пила кофе и изучала прикид и причёску незнакомки. Обе они ждали, когда очнётся Прайор. По крайней мере, ничего другого они как будто не делали. Джеральд снова куда-то исчез.
Та, которую Джеральд называл Молли, не походила ни на один тип женщин, которых Мона когда-либо видела. Моне никак не удавалось определить, какой у неё стиль; единственное, в чём Мона была уверена, — это в том, что денег у этой Молли хватает. Причёска Молли была европейской, Мона видела такие в журнале. Она была в общем-то уверена, что едва ли этот стиль — стиль сезона, но стрижка удачно сочеталась со стёклами, которые оказались имплантантами, вживлёнными прямо в кожу. Мона видела такие однажды у таксиста в Кливленде. И на женщине была короткая куртка очень тёмного коричневого цвета — на вкус Моны, слишком скромная, но явно новая и с широким овчинным воротником. Куртка была распахнута, и под ней, закрывая грудь и живот, виднелась странная зелёная штука, похожая на броню, — чем она, догадалась Мона, наверное, и была. Джинсы скроены из какой-то серо-зелёной, как бы мшистой замши, толстой и мягкой — Мона подумала, что это лучшее в прикиде незнакомки. Она сама была бы не прочь заиметь такие же, разве что их портили ботинки. Эти чёрные ботинки с массивными каблуками напоминали те, которые носят мотогонщики: прокладки из жёлтой резины, широкие тёмные полосы по всему подъёму, повсюду хромированные пряжки, а ещё ужасные толстенные подошвы. И откуда у неё такой лак для ногтей цвета красного вина? Мона даже не думала, что такой ещё производят.
— На что ты там, чёрт побери, пялишься?
— А… ваши ботинки…
— Ну и?
— Они не подходят к брюкам.
— Специально их надела, чтобы выбить дурь из Прайора.
Ознакомительная версия.
