Рядовым пассажирам «Мальтийского Креста» предстояло перейти на орбитальный лифт, а Хиллари с сопровождающими лицами — на военный бот. Тито Гердзи, как менеджер армейской делегации, добился доступа в радиорубку и все разведал еще до стыковки бота с корветом.
— Обычное десантное корыто, — разочарованно докладывал он Хиллари, когда они собрались у шлюза. — Садиться будем в Норд-Хайде, там ждет флаер из Баканара… Не лучший расклад, Хил.
Тито Гердзи явно не хватало торжественной встречи с оркестром, салютом, почетным караулом и Лоуренсом Гортом, чтобы тот по очереди прижал к своим орденам всех, вместе с Хиллари возивших на презентацию в высший мир новейшее достижение федеральной науки. Почестей на Хиллари сыпалось столько, что досталось и стоявшим рядом, — и вдруг на родине такая тусклая встреча!.. Наверняка Горт не прилетит в Норд-Хайд — очень ему надо высиживать в ожидании на северной транзитной базе.
Но светлое настроение Хиллари ничто не могло омрачить. В его кейсе лежал престижнейший диплом за «Основы робосоциологии», подписанный главой туанской Правительской палаты точных наук; туанцы обласкали Хиллари по полной программе — и очень жалели, что он, как сотрудник оборонного ведомства, не может переехать на работу к ним. А как хотелось бы переманить к себе основоположника новой научной дисциплины!.. Поздно — Горт успел повесить Хилу и Чаку по медали; Чака к тому же повысили в звании. «Ну вот, — вздохнул Чак, — с Этикетом сравнялся!»
На ТуаТоу, под невесомым белым сводом конференц-зала, Хиллари пережил момент восторга, выпадающий ученым раз, редко два раза в жизни. И Ленард Хорст, однокашник и вечный соперник, наконец утратил спесь и признал его победителем. В Городе его ждала подруга, красавица и умница, в «Персевале» — объятия Суванны Виная, в проекте — обожание и энтузиазм сотрудников, еще в мае сего года угрюмых и насупленных, и планы расширения на средства, выделенные подкомиссией. Гессенская премия по робопсихологии готова была упасть ему в руки, чтобы уравнять в заслугах с Карлом Машталером (вот бы и вручал ее сам Машталер!..). А где Гессенская премия — там звание профессора honoris causa[*]…
Все свершилось, все, что еще весной казалось невозможным. Варлокеры собрали миллион с лишним подписей, чем запустили механизм парламентской инициативы, и Григ Ауди протащил через конгресс «Закон об информационной базе мыслящих систем», где говорилось, что память высших киборгов не подлежит чистке, а лишь контролю отклонений. Сандра Вестон кипела ядом, а Энрик готовил к выпуску Тринадцатый Диск и документальный фильм о Хлипе. Консорциум GR-Family-BIC выиграл у аларков тендер в Северной Тьянгале. И самое невероятное — «отец» Банш освоился в проекте, восстановил «дочек» и смог расстаться с ними, найдя нужные слова для прощания.
Что такое перелет на десантном боте и пересадка во вьюжном, морозном Норд-Хайде, если впереди — рождественские каникулы?!
Салон бота был предельно компактен и эргономичен — высотой в рост звездного пехотинца в снаряжении, шириной для двух шеренг нагруженных амуницией бойцов; видавшие виды сиденья утоплены в стены, состоящие из бесчисленных ячеек для вещмешков, оружия и боеприпасов, кислородных аппаратов, биомониторов и вообще всего, дающего десантнику надежду, что до высадки он доживет. Хиллари был рад всему — даже смешанному запаху смазки, защитной пропитки и чистящей пасты. Он слушал бортмеханика, учившего его пристегиваться к креслу, — и кивал с улыбкой. Домой, домой! Пускай в Норд-Хайде хоть буран воет — это возвращение! Почувствовать не индуцированное, а земное тяготение, захлебнуться ветром пополам со снегом — великолепно!
Бот повело; казалось, пол и потолок перекосились. Желудок Хиллари подкатился к горлу, потом сжался. Они хотят показать штабным и штатским, как летают настоящие вояки? Ну, валяйте, парни! Мы не из хилых.
Кораблик подрагивал, тараня атмосферу. Тяжелой рукой Хиллари вынул из панели изогнутый стерженек с утолщениями на концах; микрофон прилип к уху, другой оказался у горла; иначе сквозь ревучий гул не докричишься.
— Алло, Тито! Как слышно?
— О'к, Хиллари. — Лицо Гердзи по ту сторону салона было настороженным и напряженным; он едва смог обозначить губами улыбку.
— Как думаешь, похожи мы снизу на вифлеемскую звезду?.. Там день или ночь, в Норд-Хайде?
— Говорит второй пилот. Сэр, на долготе Норд-Хайда сейчас 20.37. Облачность высокая и плотная. Так что вряд ли кто нас видит, кроме телеметристов. К тому же мы заходим со стороны моря. Полет проходит нормально. Уж внизу-то мы точно окажемся.
— Первая шутка на родной земле; спасибо.
— Рад стараться, сэр.
— Как насчет погоды по прибытии?
— Сплошной привет от Санта-Клауса. Ветер — 15 метров в секунду плюс осадки.
— Именно об этом я мечтал. Меня утомило туанское вечное лето.
К телу постепенно возвращалось чувство привычной тяжести; вот — взвыли планетарные двигатели.
— Добро пожаловать в Норд-Хайд, курорт для экстремалов! Приготовиться к посадке.
* * *
— Мне будет неловко войти туда, — бормотал Фанк, выбираясь из машины. — Тем более — вы их предупредили…
— Но когда ты вернешься, я им не сказал, — ответил, вылезая следом, мужчина в черном, с качнувшимся на груди нефритовым кулоном. — Полагаю, там все свыклись и с новым боссом, и с новым директором, а к тебе им не привыкать.
— Я — совсем не тот, кто покинул театр в апреле… Вы понимаете? Я не знаю, как меня примут.
— Нет смысла гадать — надо проверить.
«Большое рождественское шоу — 12 дней, — полыхало над входом в Фанк Амара. — Тайна жизни, чудеса, знамения и дивное рождение! Дети — бесплатно».
Переливался огромный настенный экран, выплескивая свет и фантомные объемы; Деваки превращалась в Майядеву, та — в Деву Марию, и вновь, а то из экрана шел прекрасный ребенок, протягивая руки к прохожим, и из ладоней его рассыпались цветы.
— Если это все придумал Хац, то он — законченный ассимилянт, — вполголоса заметил Фанк, пытаясь по фасаду определить, хорошо ли подготовлен театр к Святкам. — Насколько я знаю, его божества выглядят совсем иначе. Ему следовало подумать и о других разумных…
— Идем же, — позвал мужчина в черном.
Кассовый зал и вестибюль удалось проскочить незаметно, но в фойе!.. Там, увеселяя детвору, Донти жонглировал шариками, Бенита раздавала ангелочков, машущих крылышками, а Мика и Киута показывали свою фантастическую гибкость.
Шарики осыпались градом и покатились по полу; Донти сорвался с места, как снаряд из катапульты, с воплем:
— Фаааааааанк!!!
Ньягонцы обниматься никогда не лезли, ласки у них бесконтактные, но Донти был ребенком, а детям у ньягонцев позволялось все.
Донти не надо было подхватывать — он так оплел Фанка всеми лапами, что и втроем не отодрать.
Бенита завертелась — куда ангелов сложить?! — потом спохватилась и выкрикнула:
— Люди, Фанк вернулся! Позовите Хаца!
Публика в фойе смешалась, гомон заглушил музыку, лившуюся из динамиков, а над головами уже показался бюст Коэрана, разгребавшего дорогу длинными ручищами:
— Пропустите директора. Пожалуйста. Извините. Я прошу меня пройти!
— Фанк, автограф! Фанк, с тобой можно сняться? Дайте хоть потрогать! — не терялись взрослые посетители, обступив Фанка с повисшим на нем Донти, который ни за что не хотел выпускать экс-директора. Пробился и Хац — в теплом жилете и трико с подогревом.
— Ну, Фанк, здравствуй. Мы заждались. Ты насовсем, надеюсь?
— Га-га, он с нами, — басил Коэран, ощупывая Фанка здоровенной ладонью. — Будет работа!
Мужчину в черном сразу опознали как некое ответственное важное лицо; вопросы на него сыпались самые непосредственные, каких и Доран не выдумает:
— Это правда, что Пророк купил театр? Здесь будет храм или театр? А Фанк опять директор?
— Прошу минуту тишины! — агент высоко поднял ладони, а зычный голос его заставил окружающих замолкнуть. — Я отвечать не уполномочен. Вам все объяснит Фанк.
— Пожалуйста, на трибуну, — Коэран поднял Фанка вместе с Донти на плечо; он и не такие силовые трюки мог проделывать. — Ашшш!! Все слушаем!
Фанк огляделся — десятки, сотни любящих, любопытных, устремленных на него взглядов. Ждут его слова. Его — годами скрывавшего свою природу, жившего под угрозой разоблачения, в постоянном страхе перед шантажом Борова. Ни звука в упрек, ни знака отторжения, ни выкрика: «Эй ты, кукла!» Они приняли его, простили ему все и ждали, что он будет для них тем же, прежним Фанком. Иного они не хотят.
— Друзья, — проговорил он наконец, — я рад, что вы пришли к нам в театр…
— К нам, к нам, — кошкой урчал Донти ему в ухо и терся щекой.
— …и вдвойне рад, что могу снова служить вам как артист. Театром владеет Мартин Рассел; вы знаете, кто это. Директор — Хацирас, он вам хорошо знаком по сцене, и я ему целиком доверяю. А я… я буду кибер-консультантом…
