— Вот там мы их и возьмем! Давайте затягивайте песню, мои бравые ребятки! Сыграйте им «Истребление клана Макмейли!».
Рота Джека-Сорвиголовы перестроилась в две колонны и, встав по обе стороны горцев, под душераздирающие звуки волынок устремились вперед. Ополченцы горного полка стащили со своих инструментов чехлы и, подняв над собой, прикрыли ими головы — не столько для того, чтобы прикрыться ими от пуль, сколько для защиты от ядовитых испарений гиблого тумана, которые ползли сюда от проклятого занавеса. Импровизированные капюшоны делали их похожими на огромных уродливых птиц, и в сердце врага впервые закрался страх. Горцы шагали, зная, что идут на верную гибель, однако те, кто родился в горах, живут среди своих долин и озер, наслаждаясь куда большей свободой, чем любой шакалиец. Лишь комья земли, брошенные на гроб, способны смирить их вольных дух.
Клубы дыма над полем боя постепенно становились все более плотными, превращаясь в серый лед; грохот сражения стихал, уступая место белому безмолвию.
— И все равно туннель они так и не взяли.
Оливер слез с замерзшей лошади. Перед ним стояла Медвежья Тень, вернее, сидела в пузыре застывшего времени и наблюдала за битвой.
— Это было бы слишком просто.
— Еще ни разу не было смысла спасать хотя бы горстку таких, как ты, — последовал ответ Медвежьей Тени. — Посмотри на свой народ. Посмотри, какой бедлам вы устроили. Даже когда удача, казалось бы, сама идет к вам в руки, вы не делаете того, чего от вас ждут. Скажи вам «Беги!», и вы останетесь на месте. Прикажи стоять, и вы пуститесь со всех ног. Честно говоря, тем, кто находится по ту сторону занавеса, вы не нужны. Ну какой от вас прок? Вы только и делаете, что размножаетесь и грызетесь между собой.
— Я был там, — проговорил Оливер. — И мы могли бы кое о чем договориться.
Медвежья Тень указала вниз, на массивную фигуру Тцлайлока, на попытки его хозяев Уайлдкайотлей прорваться в этот мир.
— Видишь? Вот оно, твое племя. А вот и типичный его представитель — змеиный клубок разрушения, злобы, бессмысленности. Моя предшественница вырвала с корнем всю сорную траву, а вы позволили ей прорасти вновь.
— Не мы, — возразил Оливер. — Мы тут ни при чем.
Узкая красная полоса, заменявшая Медвежьей Тени глаз, отвернулась от Оливера.
— Смотрю, они просто рвутся наружу и готовы лопнуть от нетерпения, твои Уайлдкайотли. Эти шершни просидели в банке почти тысячу лет и теперь хотели бы переписать картину мира так, чтобы от твоего портрета на холсте не осталось никаких следов. Я даже готова с ними согласиться, да одна беда. Нас на холсте они тоже не собираются оставлять, а это уже нечто такое, с чем согласиться никак нельзя.
— Я так и думал, что дело в чем-то совсем простом, — сказал Оливер. — Ты наблюдательна и умеешь делать многие вещи гораздо лучше моей матери, но с другой стороны, твои функции тоже довольно примитивны. И вообще, я бы предпочел, чтобы ты не читала мне нотаций по поводу склочного характера моего народа. Признайся честно, сколько раз тебе доводилось уничтожать все вокруг, убивать всех без разбора?
— Поправка: я не убиваю без разбора, — ответила Медвежья Тень. — Это дело энтропии. Как можно убить того, кто бессмертен? Вы все так или иначе умрете. Днем раньше, днем позже. Не днем, так неделей, не неделей, так годом. Нет, я всего лишь включаю механизм заново. Точно так же, как ваши лесники жгут переросший лес, чтобы обновить его. Твои люди — это всего лишь мертвый лес, мой мальчик. Настало время идти дальше, очистить путь для тех, кто достоин жизни.
— Понятно, — ответил Оливер и вновь сел на своего продрогшего коня. — Правила, вечные правила. И ты ненавидишь, когда их нарушают. Интересно, что ты скажешь на то, если тебя тоже немного перекорежить?
— Тоже мне, нашелся праведник! — огрызнулась Медвежья Тень. — Правила существуют не просто так. Для них всегда есть причина. Не будь правил, задающих направление роста, вы слышали бы лишь тиканье пустых часов, чьи стрелки все ходят и ходят по кругу и никогда не касаются пены вселенной. Однако спасти тебя в моей власти. Я могла бы остановить для тебя время. Ты мог бы успеть спрятаться за проклятым занавесом, причем не один, а прихватив с собой парочку своих друзей-уродов.
— Как ты сама только что сказала: чем больше ты пытаешься заставить меня бежать, тем больше мне хочется остаться, — ответил Оливер.
— А куда тебе надо, дитя мое, Оливер? Чего бы ты хотел?
— Я хотел бы попросить Уайлдкайотлей оставить нас в покое. И когда я с ними покончу, я попрошу о том же самом и тебя.
Медвежья Тень фыркнула.
— Было бы забавно посмотреть, как ты намерен это сделать. Как только ты сегодня закончишь свои дела, я позволю тебе прожить ровно столько, чтобы ты увидел, чем все кончится.
Еще мгновение, и время возобновило свой бег. По небу со свистом пронеслось очередное ядро, и Оливер пришпорил коня вдогонку Шептуну.
— Мальчик мой! — воскликнул коммодор Блэк. — Ты жив!
Оливер заметил подводника. Тот стоял рядом с фалангой паровиков. Железные солдаты двигались плотным строем, распевая механическими голосами боевой гимн. На какое-то мгновение их окутало облако едкого порохового дыма, но Оливер вскоре оставил его позади.
— Коммодор, где командный пункт Короля-Пара?
— Сюда, мой мальчик, я провожу тебя.
Убедившись, что Шептун следует за ним, Оливер направился вслед коммодору.
— Вот видишь, ты сумел. Они прислушались к тебе и Тинфолду.
— Верно, да только какая от этого польза, Оливер. Дьявол Тцлайлок вынашивал свои черные планы долгие годы, тогда как силы парламента действуют бестолково, кто во что горазд. Собранные наспех ополченцы не привыкли сражаться бок о бок или хотя бы выполнять приказы командиров, которые требуют от них стоять насмерть. Да я не доверил бы этим необстрелянным горлопанам загарпунить острозуба, не говоря уже о пушках на боевом корабле. Они хороши, когда нужно огреть противника по голове полемической дубинкой, но как только дело доходит до атаки вражеской экзокавалерии, или если, на худой конец, нужно в течение часа удержать площадь, пока Третья Бригада поливает их огнем, куда только девается их бравада.
Оливер шагнул в сторону, уступая дорогу колонне паровиков. Их боевые знамена громко хлопали на ледяном ветру. Вскоре Оливер и коммодор уже были на командном пункте. Подлетев на полном скаку к штабу, верховые офицеры, не спешиваясь, докладывали обстановку шакалийским военачальникам, а затем, уже со свежими приказами, вновь уносились в пелену снега. В одном из шестиугольных куполов командного штаба Свободного Государства Паровиков, скрестив ноги и застыв как статуи, сидело их собственное командование, мысленно координируя действия механических клонов. В результате и рыцарские ордена, и наемная армия действовали сплоченно, как единое целое. В этом было существенное преимущество — стоило передним рядам дрогнуть, как из арьергарда в бой вступали новые силы. Любое наступление со стороны врага тотчас натыкалось на боевых рыцарей, которые словно по волшебству вырастали из снега. Если враг пытался обстреливать их позиции из пушек, установленные на холмах мортиры тотчас начинали поливать его ответным огнем.
Оливер проскакал мимо гигантского боевого тела Короля-Пара, но, заметив внутри нее крошечную детскую фигурку главы Свободного Государства, торопливо спешился. Были здесь и Хоггстон, и сидящий в инвалидном кресле Бен Карл — кстати, идеолога революции толкала та же самая девушка, что провела их по каналам миддлстилской канализации. На Хоггстоне был темный сюртук Первого Стража, который плохо вязался с яркими цветами офицерской формы действующих полков.
— Оливер мягкотелый! — воскликнул Король-Пар. — Значит, ты все-таки решил остаться и воевать вместе с нами! Отлично! И ты пришел с тем, кто совсем не тот, кем кажется, — сказав это, король повернулся к Шептуну. — Ты выбираешь себе опасных союзников, Оливер мягкотелый. Ты выпустил на свободу Ткача Грез.
— Мы живем в опасные времена, ваше величество, — ответил Оливер. — А моих союзников можно пересчитать по пальцам. Стимсвайп и Лорд Уайрберн мертвы. Они отдали свои жизни, чтобы спасти мою… они умерли как герои…
— Не скорби по ним, дитя Шакалии. Хранитель Вечного Огня теперь пребывает в обществе великих Лоа, а честь Стимсвайпа восстановлена. Для воина нет лучшего конца. Они отдали свои жизни ради сохранения великого орнамента, и я слышу их голоса, мощные и гордые, в гимнах людей.
— Ах, ваше величество, — перебил его коммодор Блэк. — Похоже, скоро мы все закончим свое существование в гимнах. Взгляните! — Он указал в сторону холма, откуда прискакал Оливер. Над укутанными снегом холмами вынырнул нос аэростата, за ним еще один, затем еще.
— Приготовиться к обстрелу с воздуха, — скомандовал Хоггстон. Его офицеры бросились отдавать приказ, который еще месяц назад был бы просто немыслим для шакалийской армии.