Марк отрицательно покачал головой.
— Думаю о своём прошлом, — тихо сказал он, закладывая руки за голову и продолжая любоваться всполохами на небесах, где одна группка ярких звёздочек встретилась с другой, выходя на расстояние удара. — Наверное, так бы оно выглядело с Земли тогда…
— Ты про ту свою жизнь, о которой рассказывал? Это когда ты богом стал, что ли?
Романов поморщился, будто съел кислый лимон.
— Я думал о том, как это всё должно было бы выглядеть для жителей планеты в те дни. Видел ли кто-то эту смертельную красоту. Вряд ли, конечно, — Марк вздохнул, продолжая смотреть за начавшимся космическим сражением. — В моём времени людям было не до того, чтобы поднимать глаза к небу. Самые религиозные, наверное, бросали последние взгляды вверх, а вот остальные точно озаботились спасением своей шкуры.
Романов пошевелился, меняя положение тела на более удобное.
— Знаешь, — сказал Реверс задумчиво, — для красоты всегда найдётся и место, и время, и момент. Уж поверь мне, старому кочевнику, который ни один раз был среди того дерьма, которое называется полной задницей.
Марк хмыкнул, предпочитая не комментировать слова капитана о таких интимных подробностях жизни.
— Знаешь, как красиво горят корабли в безвоздушном пространстве? — глухо спросил Марк у Реверса. — Как в полной тишине вакуума космоса, где нет воздуха, чтобы слышать звук, бесшумно вспыхивают хрупкие хранилища кислорода и жизни на борту огромного неповоротливого линкора или крейсера? А потом корабль разваливается на части, и они начинают своё бесконечное блуждание по вечному хаосу галактики, дрейфуя прочь, покачиваясь по инерции. А среди обломков и мусора видны замороженные искалеченные тела команды.
— Нет, — спокойно отозвался Реверс, — я не знаю этого, да и вряд ли узнаю.
Романов почувствовал в словах капитана плохо скрываемую горечь и обиду. В следующий момент Реверс примостился рядом с Марком, тяжело дыша и едва слышно шевеля ногами в высоких ботинках с оплавленными подошвами.
— В интересное место мы с тобой попали после той воронки, да? — хмыкнув, спросил капитан. — Пожары на улицах, правда, подпортили мне обувь, — он шевельнулся, неодобрительно скривившись, — зато, если бы не та макака с бутылкой зажигательной смеси, мы до сих пор бы спокойно ехали на берге. На самом деле, сэр Хьер, скажу тебе честно: я надеялся, что моя команда достанет меня даже с того, то есть, с этого света. Но меня вытащил ты. И вот вопрос: нахрена?
— Потому что не мог оставить, — просто ответил Марк. — А почему ты думал, что тебя отсюда достанут? Я даже не совсем помню, где мы, кто и зачем.
— Знаешь, — Реверс тяжело вздохнул, — я никогда не строил иллюзий по поводу того, кто я есть. Я спокойно могу достать потроха любого, кто мне насолил, и бросить их летучим рысям, но вот в команде своей я уверен. Да, была у меня команда, — с тоской в голосе протянул он, — только мне мозги заморозили, как и тебе, и вот сидим мы тут в иллюзорной реальности. Два старых, никому не нужных чудака, не верящих в иллюзии. Вот и надеялся, что и отсюда вытащат до того, как мой мозг окончательно в кашу превратится. Я же помню и суд, и приговор, и наказание за пиратство, отягчённое парочкой убийств. Но я-то ладно, мне недолго осталось. А вот ты тут что делать будешь? У тебя кто есть, чтобы вытащить отсюда? Неужели, так и будешь ждать, пока каша в черепе устаканится?
Марк промолчал. Он до сих пор так и не понял, ни как попал в горящий город, рухнув на берге капитана прямо на центральную улицу, ни как сумел вывести Реверса и его корабль, ни что вообще происходит вокруг.
— Вот так я и живу, от удачи до пропасти, — неожиданно философски закончил капитан. Романов почуял неладное, приподнялся и всмотрелся в лицо собеседника. Тёмная одежда Реверса казалась ещё более тёмной на фоне светлых песков пустыни.
— Ну да, — пожал плечами капитан, словно прочёл мысли Марка, — я умираю. Иначе с чего бы меня потянуло на философию? Ты сделал всё, что мог, сэр Хьер, просто я поставил не на тот цвет. Всегда выбирал чёрное, а выпало, вот, красное…
Романов провёл ладонью по груди капитана и тут же почувствовал липкую горячую жидкость под пальцами. Яркая вспышка на небе прямо над головами высветила красные следы на ладони бывшего полковника.
— Выиграло красное, делайте ваши ставки, дамы и господа, — с кривой усмешкой произнёс Реверс, бросив усталый взгляд на руку Романова, который так и смотрел на свои пальцы в тупом изумлении. — Извини, сэр Хьер, так вышло.
— Меня Марком зовут. Марк Александрович Романов, — глухим голосом представился бывший полковник. Романов с трудом подавил желание скрипнуть зубами. Все, кто оказывался рядом с ним, гибли. Маттершанц, его люди в прошлой жизни, теперь, вот, и капитан Александр… Он чувствовал себя каким-то проклятым. По сути, так оно и было, если услужливая память не лгала ему о наказании Светлых, но не добрых. Он помнил всё, приходил в последний час и никогда не мог ничего изменить.
— Ну, меня ты уже знаешь, — в ответ произнёс капитан, протягивая руку. Марк не задумываясь пожал широкую ладонь капитана, выпачкав её его же кровью.
— Ну и что теперь? — глупо спросил Марк, снова вглядываясь в небесные картины далёкого боя.
— Будем смотреть дальше, — пожал плечами Реверс. — Разве у нас, проклятых, есть выбор? — словно прочитал его мысли Александр.
«Выбор есть всегда, — вспомнились Марку чьи-то слова, — просто ты сделал его неправильно».
— Сделай что-нибудь! — низенький подручный Дока буквально подпрыгнул на месте, едва не свалив Ханну с ног. — Он же умирает в этой твоей иллюзорной реальности!
Судья Шойц смотрела на проекционный визор, на котором отображались фрагменты прокручиваемой в сознании заключённого программы, подобранной специально для него, с учётом психических и психологических особенностей, возможных травм, страхов и слабых мест.
— Посторонний человек не может входить в программу, — сдавленно выдала Ханна, продолжая всматриваться в лицо Романова на экране визора. — Этого просто не может быть. Система выстраивает опорные точки для сознания, исходя из накопленных воспоминаний, знакомств осуждённого и его привязанностей, как и антипатий.
— Шут, Рысь, найдите среди этих ледышек этого сюрприза, — распорядился глава отряда. — Если он сидит в башке нашего капитана, значит, он должен был туда попасть через программу перевоспитания.
Подручных Дока словно ветром сдуло.
Марк очнулся от нестерпимого яркого света, от которого по вискам и за уши тут же покатились крупные слёзы, а глаза защипало, словно в них плеснули мыльным раствором.
Звуки вернулись нестерпимой мешаниной из высоких и низких частот, громкость то и дело прыгала от максимума до минимума, изредка погружая Романова в неестественную тишину.
Свет постепенно начал меркнуть, и полковник уже мог кое-как разглядеть склонившегося над ним человека.
Он бы точно пробил головой купол прозрачной капсулы, в которой находился, если бы мог достаточно быстро двигаться. Если бы он вообще мог двигаться, а не просто беспомощно валяться на тёплой подстилке в коконе из стеклопластика. Сквозь тонкую, но непробиваемую преграду капсулы на него смотрело то самое существо, что привиделось ему в кошмаре.
Романов сделал неимоверное усилие и моргнул. Видение пропало, оставив только смутный след невнятных воспоминаний о чём-то важном… о чём-то цветном и…
В этот момент пришла боль. Судорога прокатилась по всему телу, заставив выгнуться и заскрести пальцами по гладкому корпусу капсулы. Раздался ненавистный писк приборов, свет начал мигать, звуки и шумы смешались с этим писком, а кто-то в тёмной форме быстро засуетился рядом.
Романов изо всех сил пытался удержать в памяти хоть что-то из того, что привиделось ему недавно, но мысли и образы утекали из памяти, как песок сквозь пальцы, или как душа сквозь тонкую воронку в голодную бездну.
И голос ещё живого Маттершанца, отдаляясь и затихая, всё шептал ему и шептал:
— Ты всё забудешь, всё забудешь, всё забудешь…
— Док, нам хана, — ёмко высказался Шут, печально накрыв голову кастрюлькой для наглядности. — Ещё два прямых попадания, и силовое поле не выдержит. В общем, два раза и мы импотенты.
— Сколько до точки перехода? — не сбавляя шага к рубке, осведомился Док. — Что там с этой судьёй, как её, Шойц? И нашим капитаном? Да и вообще, какого хрена происходит на этом корыте?
— Ну, нас немного обстреливают, мы драпаем, кэп в холодильнике, ещё один трупак рядом, баба на корабле, несчастье следует по пятам… — скороговоркой выдал Шут, в дурашливой манере прыгая с кастрюлькой на голове. — Всё по плану, несёмся к точке прыжка на всех парах.
