-Выпей горяченького, Алла.
-Спасибо, - ответила девушка, перенимая горячую кружку Альберта обеими руками. Алла сделала осторожный глоток, затем ещё один, снова устремила взгляд в бесконечность.
-Больно было?
-Немного, - сухим голосом ответила Алла.
-Видел я, немного, хах. Так тебя корёжило, что ого-го. Не знаю, обычно иагизация проходит более мирно. Люди так не мучаются. Сегодня что-то тяжело пришлось: и тебе и мне, поверь. Я очень переживал.
-Верю.
-Ты злишься на меня?
-Нисколько.
-Хоть я этого и не делаю. Обычно. Но сейчас хочу взять твою кровь для анализа. Посмотрю в лабораторных условиях, что к чему, нет ли каких-нибудь непредвиденностей. А потом сообщу тебе. Что скажешь?
-Некуда вам будет сообщать. Да и мне всё равно.
-Мда. Поставить на кон молодость, карьеру, нормальную семью. Ради чего? Очень хочу надеяться, что мои старания направлены на благо, не на очередную дурость. Сама понимаешь, я очень рискую, помогая тебе. Вот кстати, такой анималоид доступен только очень богатым людям. Его средняя стоимость равна примерно десяти тысячам энгов. Так что свои две тысячи потрать на триутолан. Считайте мою помощь новогодним подарком. А препарат можно приобрести...
-Знаю где. Спасибо. Дайте мне одежду, - резко перебила доктора Алла.
Через минуту девушка натягивала свитер, джинсы, завязывала шнурки своих тяжелых мужских ботинок.
-Ну, для себя-то можно анализы взять? В научных целях, так сказать.
-Берите, - Алла закатала рукав.
-Вы мне кое-что обещали, помните? - черта Ковальсона болтать во время профессионального действия очень раздражала многих его пациентов, но Аллу это наоборот - успокаивало.
-Помню.
-Сдержите обещание?
-Я вам не отдамся, даже не думайте.
-Ахах, - заливисто рассмеялся Альберт Ковальсон, убирая образец крови в холодильник, - ну насмешили. Вата вам не нужна. Регенерация таких мелких порезов происходит мгновенно. Кровь свёртывается моментально.
-Вот оно что, - задумчиво проговорила Алла, изучая место укола, последствий которого ей обнаружить не удалось.
-Просьба простая, несвойственная хитрому еврею, хех. Так вот. У меня вопрос. Любопытство. Обещаю, что доносов в АФБ или еще куда не будет, в противном случае зачем мне было нужно помогать вам? Верно?
-Спрашивайте.
-Зачем вам в "парк 300"?
-Скажу так: в "городе" живёт человек, который однажды меня очень сильно обидел. И не только меня. Хочу поквитаться с ним. Навсегда. Понимаете?
-Уу. Вендетта? Или что-то типа того? Впрочем, не моего ума дела. Остальное - ваша забота. Вот, возьмите несколько пузырьков триутолана. Принимать каждую неделю. Не забывайте. Без него ваши возможности выйдут наружу вместе с неприглядной внешностью. И, если у вас хорошая фантазия, то попробуйте представить во что вы можете превратиться. А я, к радости моей, таким талантом не наделен.
Ковальсон вручил девушке небольшие ампулы с темно-алой жидкостью.
-На вид как кровь.
-Лучше б это была кровь, - озадаченно проговорил Ковальсон.
-Спасибо вам. И прощайте.
-Желаю, чтобы у тебя, Алла Андо всё вышло. Очень желаю.
Алла накинула куртку и покинула триста четвёртый кабинет, в котором ещё полчаса горел свет. Ученый занимался анализом крови, взятой у девушки. Тишина главного корпуса НИИ "Нигма" иногда разбавлялась сухим кашлем дежурного на первом этаже. Альберт Ковальсон не слышал этих гортанных звуков, он был всецело погружен в работу. Результаты проведенного эксперимента удовлетворяли Ковальсона во всём. И теперь он раздумывал: нужно ли сделать звонок. Взял трубку, хотел набрать номер той, кто ждал подобную новость с нетерпением, но передумал и отправил СМС совершенно другому человеку.
Дверь кабинета тихо открылась. В помещение кто-то вошёл. Ковальсон оторвался от микроскопа, взглянул на фигуру гостя и замер, выбросив руку вперед. Несколько выстрелов из пистолета с глушителем прошили белый халат учёного в районе сердца. Со сдавленным хрипом Ковальсон рухнул на пол, свалив со стола мелкие приборы и листки с биометрическими данными пациентов. С открытыми глазами и ртом, в немых призывах о помощи пропитывалось собственной кровью лицо и тело видного деятеля медицины Объединенной Федерации. Через секунду в кабинете погас свет.
Алла вошла в двухкомнатную квартиру, которую она снимала недалеко от центра города. В квартире кто-то был. Девушка скинула вещи и прошла в гостиную.
-Хэлло, Алла, - радостно поприветствовала её рыжеволосая девушка с ясным, красивым лицом.
-Привет, Лена. Я думала, ты вернешься только на следующей неделе.
-Хотела. Но получилось так. Помнишь, я говорила тебе, что из Греции отправлюсь куда-нибудь в Азию? Размечталась, глупая. Там сейчас жарче, чем в крематории.
-Расскажешь после. В любом случае, я рада, что ты вернулась раньше.
-И я. Раздевайся, мой руки, будем ужинать. Мой фирменный салат и отбивные. Что скажешь?
-Чудесно.
Алла переоделась, Елена накрыла стол в гостиной, открыла бутылку белого вина.
-У нас есть повод, Лен?
-А то. За моё возвращение, за твоё со мной сожительство, за нашу любимую страну и за мир во всем мире!
-Последние два пункта кажутся мне лишними.
-Чёрт с ним. Садись, пробуй. Старалась весь день. Кстати, ты где сегодня пропадала? Я приехала в три часа. Целый день где-то шлялась, паразитка?!
Девушки уселись за импровизированный стол, разлили вино.
-По делам ходила. Вообще-то, мне нужно тебе кое-что сказать. Важное.
-Мда. Вот тебе и раз. Ты натворила чего?
-Нет. Но собираюсь что ли. Не знаю. Не уверена.
-В твоих словах слишком много отрицательных частиц. Давай выпьем, и ты мне обо всем расскажешь.
Алла надеялась, что разговора с подругой удастся избежать. Ей очень не хотелось рассказывать о тонкостях своей затеи, посвящать Елену во все детали. Но Алла мысленно соглашалась со своим внутренним голосом, который твердил, что Елена - часть её жизни, неотъемлемая и, однозначно, непростая.
-Излагай, моя дорогая подруга. Что тебя тревожит, чем поделиться хочешь?
-Сначала ты. Как съездила? Что в Азии творится?
-Мм. Стрелки переводишь? Ладно, куплюсь. Отдохнула прелестно. Греция - это не рай, это что-то запредельно кайфовое. Такое море, ты бы видела. Фотки, показать? Столько фоток. Просто завались. Мне хотелось обфоткать там каждую крупицу, каждую песчинку. Знаешь, такое жгучее желание забрать частичку этого рая, ухватить хоть за что-то. Но, блин, конечно всё не то уже. Смотрела недавно сделанные фотографии и понимала, что таких же эмоций не испытываю. Толи я фотограф хреновый, толи действительно говорят, что момент счастья нельзя схватить и удержать. Его либо проживаешь, либо нет.
-Да ты философ, Ленуля, - иронично заметила Алла, отхлебнув вина.
-Станешь тут великим мыслителем, когда захочешь успокоиться. Надо ж как-то уболтать себя, что, мол, всё не вечно, всё проходит, на смену одним впечатлениям придут другие и так далее, сама в этой байде не хуже разбираешься. Вот поеду в следующем году туда же, и что? Уже не то будет, честное слово, поверь мне. Всегда так. Грёбаный закон подлости.
-Разошлась то как, философичная моя, - смеялась Алла.
-Не язви. Насчет Азии. Серьёзный конфликт, говорят. Войнушка зреет. Кто с кем - чёрт те разберешь, но нездоровая канитель там заворачивается. Сказал мне об этом друг мой один, в Греции познакомились. Отговорил меня ехать. Так в Японию наведаться хотела, в Корею Южную, может. Нельзя, говорит, там сейчас как в печке. И не поехала я. Думаю, ну эту Азию от греха да подальше. Верно, ведь? Верно!
-Что за друг? А?
-Просто друг. Не переживай. Что, у красивой и умной девушки и друзей теперь быть не может?
-Странно это, слышать от тебя слово друг.
-Чего это? А ты разве мне не подруга? Мы с тобой, сколько эту квартирку уже вместе снимаем? Черт знает сколько. Сёстры почти что уже, - Лена игриво улыбнулась и допила остатки вина.
-Ты очень дурная, подруга.
-Знаю. Рассказывай, что у тебя за дело важное?
-Не сказать, чтобы слишком важное. Просто я с работы уйти хочу, поменять род деятельности так сказать. Надоело мне там. В другое место какое-нибудь попробую устроиться.
-Алла, ты же всегда говорила, что твоя работа радует тебя, что реклама, PR - это то, что тебе интересно. Ты чего так резко надумала? Случилось что? Скажи мне.
-Просто решила и всё. Ни с кем не ругалась, ничего такого. А вообще отдохнуть хочу. К маме съездить. А потом за поиски возьмусь.
-Вот как. Когда собираешься? - задорный тон Лены сменился на печальный и тоскливый.
