Вздохнув, я при свете костра принялся пришивать галуны на гоцевские обшлага. Уговор дороже денег.
Наш обоз догнал батальон только на перевале, где тот должен построить укрепления для горных стрелков. Горная дорога представляла собой сплошной серпантин с пологим подъемом: километр вправо – три километра влево и наоборот. С одной стороны обтесанная гора, с другой крутой склон до нижнего витка серпантина. Но это была дорога построенная людьми, а не горная тропа. На ней вполне могли разъехаться без напряжения две повозки, следующие в разных направлениях. Как представишь себе, сколько сюда вбухано ручного труда, так страшно становиться.
– Десять лет эту Горно – винетскую дорогу строили, – пояснил мне юнкер Клевфорт, когда перед сном мы вместе любовались красивым горным закатом. – Она имела статус общеимперской стройки под личным патронажем императора. Все для того чтобы не возить южные товары морем в обход всего континента, да еще чужими кораблями. Хотя бы только для южных районов страны. Да, ты прав, ручками все ручками возвели, а горы рвали черным порохом. Поначалу сюда согнали каторжан, но потом поняли, что каторжники будут ее строить до возврата богов. На этой дороге и родились военно – строительные батальоны. Как раз реформа прошла о всеобщей воинской повинности, а требования к человеческому материалу в боевых частях повысилось. Куда-то надо было деть толпу безграмотных призывников, желательно с пользой. Но теперь нас будут использовать не только для строительства таких стратегических объектов в тылу, но и для полевой фортификации, как говорят штабисты готовить так называемые «заранее подготовленные позиции».
– Осмелюсь спросить, господин юнкер, а какова ваша инженерная специальность? – задал я давно меня интересующий вопрос.
– Я архитектор от фортификации, а товарищ мой будет инженер по возведению воинских зданий и сооружений. Через год, когда дипломный проект в академии защитим, – не чинясь, ответил Клевфорт. – Просто пойти производителем работ на стройку мне семья бы не дала. Даже под офицерскими петлицами. Невместно это старой имперской аристократии иметь дело с грязной стройкой, как простому купцу – подрядчику. А архитектор это даже где-то благородно, – засмеялся он. – Замки там проектировать… Воздушные на песке. Романтика рыцарских времен. Что еще хочешь спросить, я же твой вопрос в глазах вижу?
– На присяге наш маркграф сказал, что мы можем в армии бесплатно обучиться грамоте. Это правда? – выпалил я.
– Истинная правда, Савва. Как обустроимся, так и начнем заниматься с теми, кто желает. Это наша юнкерская обязанность помимо инженерной практики. А когда нет юнкера, то все зависит от желания офицеров роты взять на себя такую дополнительную нагрузку. Как прибудем в расположение, так через денька три – четыре подходи… Что-нибудь придумаем. Только учти… Вся учеба будет за счет твоего свободного времени, которого у солдата и так негусто. Так что большого наплыва в классы я не ожидаю.
– Тогда не забудьте, господин юнкер, – столбил я халяву, – я первый на очереди за грамотой. Не только рецкой. Желательно было бы мне еще и общеимперский язык освоить.
– Желаешь сделать карьеру после получения гражданства? – поднял юнкер бровь.
– Карьеру? – удивился я. – Не думал пока над этим. Я кузнец, пока меня это устраивает, раз мои изделия востребованы.
– Понимаешь, Савва, – просвещал меня аристократ, – последние десять лет, пока росла армия все простые фабричные изделия: подковы, пилы, лопаты, топоры… шли только на мобилизационные склады. Но когда-то они заполнятся, и поток фабричных кузнечных изделии хлынет на рынок. И многих кузнецов фабриканты разорят низкими ценами. Такова правда жизни.
– Осмелюсь возразить, господин юнкер, – вставил я свою монетку, – видел я эти фабричные подковы на наших стерхах в обозе. Никакого сравнения с моей работой. Железо мягкое, качество ковки паршивое. Особенно зимних подков, с ввинчивающимися шипами. Мои подковы стоят всего в два раза дороже, но зато ходят минимум в четыре раза дольше. А крестьянин деньги считать умеет.
– Это пока… пока большинство фабричных изделий казна забирает прямо со станка, – возразил юнкер, – А потом, когда дойка казны закончиться фабриканты цены резко снизят. Вот увидишь. И имперское правительство их в этом поддержит. Потому как пока армия на гужевом транспорте, то на случай войны правительству необходимо иметь в стране налаженное производство сразу, а не через некоторое время. По крайней мере, пока не перейдем на другой транспорт.
– А что, есть и другой транспорт?
– Есть, – просветил меня юнкер. – И это не только железная дорога, которая уже разорила многих ломовых извозчиков промышлявших перевозками между городами. Появились рутьеры – паровые машины, которые ходят по обычным дорогам и везут за один раз груза столько сколько и дюжине стерхов не потащить. Однако, – обратил юнкер мое внимание на заходящее солнце, – скоро резко стемнеет. Пора нам укладываться, а то в темноте как бы с горки не сверзиться.
Ночевали прямо на дороге, потому как движение по ней в любую сторону прекратилось с момента объявления империи войны со стороны Винетии. А говорят, что оно было достаточно оживленным. И каждую половину дневного переходы были обустроены в скалах «карманы» и гроты для отдыха проезжающих. Чтобы они не мешали движению. Но мы спешили на соединение с батальоном и не всегда наши стоянки совпадали с такими удобствами.
Кузнец – мой прямой начальник, когда я ему пересказал свою беседу с юнкером, вообще меня озадачил, когда заявил, что эту дорогу построили прямо на древней контрабандной тропе, чем кучу горцев если не разорили, то сильно обездолили.
– Пришлось многим переквалифицироваться в обычных торговцев и платить эти проклятые пошлины, придуманные подземными демонами, – сплюнул Гоц тягучую бурую слюну от жеваного табака.
Первое, что я увидел на отведенном в расположении для кузни месте, когда мы наконец-то догнали батальон, так это кучу поломанного и покореженного шанцевого инструмента ожидающего ремонта.
– Вот я и дома, – радостно заявил Гоц.
– Не вижу чему радоваться, – почесал я затылок под кепи, оглядывая будущий фронт работ.
– Тому, паря, что не придется нам долбить камень, пока у нас есть работа по специальности. – Гоц поднял указательный палец в зенит. – Учись, пока я жив, как надо устраиваться в армии. На сегодня у нас только одна забота – обустроить свой быт и разобрать фуру. Но завтра нам уже придется показывать усердие в труде. Повторяю для тех, кто только что с горы за солью спустился: не усердно трудиться, а показывать усердие. Усек?
«Вот блин… – усмехнулся я. – Миры разные, а армии везде одинаковые».
Начав разбирать на следующее утро нуждающийся в ремонте шанцевый инструмент, немало поразился, как это вообще можно так железо руками погнуть? Ну ладно еще лопаты, хотя они тут еще не штампованные, а кованые. Но кирку?..
Взял, перевернул инструмент неповрежденным концом и, отойдя метров на пять от полевой кузни, воткнул эту кирку в землю. Мдя… Земелька-то как в горном Крыму. Пополам с камнем и будто ее еще утрамбовали тяжелым таким асфальтоукладчиком. То-то тут нормальные деревья не растут, только колючие кусты.
Кирка была типа обушок – с обоих концов острая. Подумал – все равно нагревать и ковать – и переделал ее в привычную для русского человека кирку – мотыгу.
Пришел Гоц. Посмотрел на мое изделие. Почесал затылок и спросил.
– А расплющил на кирке конец зачем?
Пришлось объяснять, что острым концом можно в таком грунте только неглубокие дырки наделать, а вот мотыгой все это потом очень удобно отколупывается, что остается только совковой лопатой подобрать.
– Сам придумал? – посмотрел на меня ефрейтор с подозрением.
– А то, – ответил я не без гордости, потому как на бадонском хуторе самолично переделал аналогичный инструмент после похорон брата кузнеца. – Думаешь на нашей горе земля лучше?
– Ладно, – согласился со мной батальонный кузнец, взявшись раздувать меха горна. – Хуже не будет. Один же конец остается по – прежнему острым. Работаем. – И тут же выдал нечто обратное. – И не так как ты взялся, словно тебе сдельно платят, а так как я сказал вчера. Изображаем… Нам этой кучи ломаного струмента надолго хватит, а там еще подбросят. А служба между тем каждый день идет. Где смысл надрываться?
– Не получится, – ответил я ефрейтору. – Было бы мирное время, я бы со всей душой с тобой согласился, но сейчас идет война. Не построим вовремя укрепления на перевале, вынесут отсюда винетские горные стрелки наши войска, и будем мы с тобой ударно вкалывать, но уже в плену за пайку скудную. Ты этого хочешь?
Кузнец забрался под кепи всей пятерней.
