знал, что в преступном мире проделанное с ним называется «опустить». До него сразу дошло, что издевательская процедура была задумана кем-то заранее и теперь, в какую бы тюрьму он ни попал, его неизменно будет ждать презрение сокамерников.
Веселившиеся, глядя на его унижение, соседи по камере вдруг поспешно разбежались по своим койкам. Дверь открылась, и появился тот же самый надзиратель. С отвращением взглянув на Сун Чена, стоявшего на коленях перед парашей, он приказал:
– Живо умойся под краном. К тебе посетитель.
* * *
Поспешно умывшись, Сун Чен проследовал за надзирателем в просторное помещение, где ждал неожиданный посетитель. Он оказался очень молодым человеком с узким лицом, взлохмаченными волосами и в очках с толстыми стеклами. В руке у него был огромный портфель.
Сун Чен сел на стул с отстраненным видом, не глядя на пришедшего. Вообще-то, и само разрешение на свидание, и тем более то, что встреча происходит здесь, а не в специальной комнате со стеклянной перегородкой, породили у него хорошие предчувствия. Однако первые же слова незнакомца заставили Суна удивленно вскинуть голову.
– Меня зовут Бай Бин, я инженер из Центра метеорологического моделирования. Я нахожусь под следствием по той самой причине, по которой пострадали вы.
Сун Чен пристально посмотрел на посетителя. Очень уж странно тот разговаривал – такие вещи следует говорить чуть слышным шепотом, но Бай Бин разговаривал в полный голос, как будто речь шла о чем-то таком, что ни в малейшей степени никого не интересовало.
Бай Бин, похоже, уловил его растерянность.
– Два часа назад я звонил Большому Начальнику. Он хотел поговорить со мною лично, но я отказался. Тогда за мной пустили слежку и сопровождали до самых дверей тюрьмы. Арестовывать меня не стали, потому что полицию заинтриговало мое намерение встретиться с вами. Они хотят узнать, что я вам скажу, и сейчас внимательно слушают наш разговор.
Сун Чен перевел взгляд с лица Бай Бина на потолок. Пришелец не вызывал у него доверия, да и, помимо всего прочего, его не интересовала возможная тема разговора. Ему грозила смертная казнь, и хотя закон сохранил ему жизнь, он был полностью сломлен. Его сердце было все равно что мертво. Его теперь просто ничего не могло заинтересовать.
– Я знаю всю правду, – сказал Бай Бин.
Тут Сун Чен все же невольно улыбнулся. Пусть чуть заметно, но все же. Правды не знает никто, кроме них. Но произносить вслух эти слова он не стал.
– Семь лет назад вы начали работать в провинциальной Комиссии по проверке дисциплины. Повышение получили только в прошлом году.
Сун Чен молчал, хотя уже начал злиться. Слова Бай Бина вновь пробудили воспоминания, от которых он все время старался уйти.
Громкое дело
В начале века Местное народное правительство Чжэнчжоу начало политику назначения заместителями руководителей людей с высшим образованием и – предпочтительно – с ученой степенью. Этому примеру последовали многие другие города, а позднее ту же практику начали применять правительства провинций, даже отменив требования к году выпуска и предложив более высокие стартовые позиции. Это был отличный способ продемонстрировать миру широту взглядов и дальновидность кадровиков, хотя на деле привлекательная с виду концепция сводилась всего-навсего к политическому жесту. Кадровики действительно были дальновидны – они прекрасно знали, что этим умным, хорошо образованным молодым людям катастрофически не хватало политического опыта. И, вступив в незнакомую и безнравственную политическую сферу, они сразу же терялись в бюрократическом лабиринте, не имея ориентиров и почвы под ногами. В результате этой затеи значительная часть вакансий так и осталась незаполненной, а вот политические позиции кадровиков существенно укрепились.
Сун Чен, бывший тогда преподавателем права, соблазнился открывающимися перспективами и сменил уютный кампус на мир политики. Из коллег, выбравших тот же путь, никто не продержался дольше года; они побросали новые должности, совершенно упав духом и утратив прежние идеалы. А вот Сун Чен явился исключением. Он не только удержался в политике, но и немало преуспел.
Своими успехами он был обязан двоим людям. Одним из них был его институтский однокашник Лю Вэньмин. Он поступил на государственную службу еще на последнем курсе обучения; Сун Чен тогда готовился в аспирантуру. Благодаря привилегиям семейного происхождения и собственным самоотверженным усилиям он через десять лет стал самым молодым секретарем Комиссии по проверке дисциплины в стране, возглавив организацию, отвечающую за поддержание дисциплины в партии во всей провинции. Именно он посоветовал Сун Чену отказаться от книжной премудрости ради практики управления. Когда «простой ученый» только начинал работать, Лю не просто вел его за руку, а скорее помогал переставлять ноги, самым форменным образом обучал его ходить. Он обводил его вокруг ловушек и предательств, которые Сун Чен сам никогда не заметил бы, и вывел на ту самую дорогу, которая привела к сегодняшнему дню. Вторым был Большой Начальник… При мысли о нем сердце Сун Чена стиснул спазм.
– Вы не можете отрицать, что сделали выбор самостоятельно. Вас ведь никто к этому не подталкивал, верно?
Сун Чен кивнул. Да, ему предоставили выход из сложившегося положения – можно сказать, широкий проспект с его именем, обозначенным большими светящимися буквами.
Бай Бин продолжал:
– Несколько месяцев назад вы встречались с Большим Начальником. Не сомневаюсь, что это событие вы хорошо запомнили. Вы посетили его на пригородной вилле на берегу Янцзы.
Выйдя из машины, вы увидели, что он ждет вас у ворот – редкая и высокая честь. Тепло пожав вам руку, он провел вас в гостиную.
Обстановка там на первый взгляд производит впечатление непритязательной простоты, но это ошибка. Старинная мебель из красного дерева стоит миллионы. Простенькая картина-свиток, висящая на стене, выглядит еще старше, если присмотреться, видно даже, что она повреждена насекомыми, но ведь это не что иное, как «Вид на реку Данхэ» кисти У Бина, художника династии Мин, купленная на аукционе «Кристи» в Гонконге за восемь миллионов гонконгских долларов. А чашка чая, который Большой Начальник лично заварил для вас? Эти листья получили пять звезд на Международном конкурсе чая и продаются по девятьсот тысяч юаней за полкило.
О да, Сун Чен помнил тот чай, о котором упомянул Бай Бин. Отвар сверкал зеленью наилучшего изумруда, в его прозрачном слое плыло несколько нежных листочков, наводивших на мысль о томных звуках струн гучжена, на котором играет какой-нибудь святой отшельник высоко в горах… Он даже вспомнил, что почувствовал тогда: «О, если бы мир за стенами дома мог быть таким прекрасным и чистым!» Апатия, словно чехлом накрывшая было его подавленные мысли, вдруг развеялась, и затуманенный разум вновь обрел четкость. Он уставился на Бай Бина широко раскрытыми от потрясения глазами.
Откуда ему все это известно? Вся эта история была тайной из тайн, и знало о ней
