Ознакомительная версия.
— Ну да, ну да. Зато ты у нас паришь на седьмой орбите после каждой ночи, проведённой в потной возне с случайной блондинкой. Ах, как оригинально! — раз за разом прокручивать те алгоритмы, что тысячи лет назад описаны в Кама-Сутре. Хотя нет, я забыл! — после всех этих эпидемий большинство мужчин перешло на фильтрованный нейросекс с компфетками и креветками. Зато у тебя сразу появилось широкое поле для достижений натуралиста: раскрутить очередную испуганную дурочку на настоящий, варварский секс без электроники.
— Ну уж это всяко интересней твоего любимого принципа «Лучше порно, чем никогда».
— Зато так я по крайней мере избавлен от необходимости с ними сюсюкаться. Ты-то, конечно, уверен, что все они прямо переполняются эндоморфинами, слушая твои глупые стишки. Тагор ты наш недоцифрованный!
— Вот-вот, даже мои стихи вызывают отклик. И особенно, кстати, в твоих любимых маленьких брюнетках, а не в моих блондинках.
— А у тебя всегда был извращённый вкус. Ты сам когда-нибудь думал, почему ты бегаешь только за плеченогими тупицами? Мои-то маленькие брюнетки вполне понятны: когда человек рождается, первое, что он видит, это лицо матери…
— Неправда! Сначала он видит её ноги. Потом видит акушерку, симпатичную блондинку. А потом уже на него наваливается суровая правда жизни.
— …И он скрашивает эту правду своими кривляниями, да?
— Да, скрашивает. И все удовольствия, которые получаю я, измеряются не чужими дипломами, а моими чувствами — этим самым честным мерилом. И в моей жизни было бы больше радости, если б ты не доставал меня своим детским страхом «все потерять». Скажи ещё спасибо — без меня ты давно уже превратился бы в скрипт для генерации научных статеек.
— Ха-ха, зато ты без меня остался бы такой живой… амёбой! Так и лелеял бы свой прокрустов комплекс с «прекрасными дамами» в той бомбейской дыре, откуда неудачники вроде тебя никогда не вылезают в большой мир…
— Ладно, ладно, мир! Чего ты вообще завёлся? Чуть что, сразу «вали отсюда». У нас ведь гораздо лучше получается вместе, будто ты не знаешь! Каждый — эксперт в своей области, а вдвоём — эксперт в квадрате. Так и надо работать! Когда один зацикливается, другой удерживает его от крайностей. И подсказывает такие решения, до которых первый ни за что не допёр бы в одиночку.
— Согласен, когда все заняты своим делом… Но мы ведь спорим все время, это так непрактично! Признайся: мы все-таки завидуем тем, кто работает более слаженными группами. С каким презрением эта многоколесная шпана смотрит на наш старомодный тандем! А мы даже вдвоём с трудом договариваемся. Предвижу твои возражения, но послушай: может, и нам пора завести контролёра? Если мыслить логически…
— Да ты сдурел! Чтобы какая-то горстка биочипов мною командовала? Чтоб говорила: сейчас рисуй, сейчас пиши научный труд? Никогда! Или ты забыл, что мы вообще тут делаем?
— В общем-то ты прав… Только мы и можем нормально работать с беднягами вроде этой девочки. Какие-нибудь мясники из молодых тетронов без колебаний прописали бы ей персонокластический электрошок. Так далека она от них, так ненормальна с их точки зрения! Но после их секатора ей одна дорога: до конца дней ходить с контролёром. Да и то неизвестно…
— Вот именно! Ты сам говорил: по статистике, их методы дают ужасные результаты. А мы докажем, что старая гуманная терапия работает лучше! Будет тебе о чем на следующей конференции рассказать.
— М-да… Судя по записи первого сеанса, дело сразу сдвинулось с мёртвой точки, когда мы установили с ней дружеские отношения, как ты советовал. Что ж, пора снова поговорить с бедняжкой. Прибор уже отключился, сейчас она придёт в себя.
Девушка открыла глаза. Рядом с кушеткой сидел мужчина в зеленом халате. Его смуглое лицо было настолько круглым и гладким, что густые брови и слива-нос смотрелись как нечто постороннее, прилепленное позже и в большой спешке. Такими же неуместными казались глаза, постоянно чуть навыкате.
Зато на обложке голубой папки, которую мужчина держал в руках, виднелось симпатичное, хотя и слегка испуганное личико длинноволосой брюнетки тихоокеанского типа. Девушка не сразу узнала себя. Ещё несколько мгновений понадобилось, чтобы прочесть четыре иероглифа, написанные от руки под снимком. «Моноперсональность. Тяжёлая форма».
Увидев, что пациентка очнулась, доктор растянул толстые губы в профессиональной улыбке.
— Ну, как мы себя чувствуем?
Девушка неуверенно села. Нашарила под кушеткой сандалии, поправила сари.
— Мы… мы чувствуем себя лучше.
— Вот и прекрасно! Как вам понравилось… хмм… ваше приключение?
— Очень понравилось. Даже захотелось ещё. — Она взяла с тумбочки перламутровый гребень, снятый на время сеанса, ловко собрала волосы на затылке. — Но знаете, это было так необычно. Я… то есть мы… мы никогда не видели ничего похожего.
— Ну ещё бы! — На этот раз доктор улыбнулся вполне естественно. — Самая свежая разработка. И уже запрещена как цифровой наркотик. Увы, в наше время такие вещи в первую очередь попадают не в те руки… Знаете, о несбалансированных мультиперсоналах иногда говорят: «вселились демоны». На самом деле это выражение гораздо больше подходит для описания того, что происходит с потребителями «верта». Технически он не очень отличается от обычного дремля. Просто в дремочип встраивается искин более высокого класса, а это требует более точной настройки по психотипу… Конечно, для профессиональной дремотерапии это средство используется в очень ограниченных количествах и под контролем специалистов.
— А вам не грозит преследование?
— О нет, мы очень аккуратны. Как вы могли заметить, мы очень хорошо изолированы от внешнего мира. И даже не используем электронных носителей для записи истории болезни. Да и запрет на «верт» — достаточно спорная вещь на этом континенте. Если уж нас начнут преследовать, то по другим причинам.
— Но когда мне рекомендовали вашу клинику…
— Ну вот, вы снова заговорили о себе в единственном числе! Ничего-ничего, это только второй сеанс, а результаты уже неплохие… И вам действительно нечего бояться в нашей клинике.
Мужчина в халате подошёл к окну, медленно поднял руку, поймал свисающий вдоль жалюзи белый шнур. Девушка в очередной раз поразилась странным пропорциям индобрита. Словно его сшивали в спешке из подручных материалов: круглое лицо, ещё более круглый живот — и такие тонкие руки, похожие на сухие ветки. Впрочем, на этом континенте болезни делали с людьми ещё и не такое…
Чёрная рука-ветка потянула за шнур. В комнате стало светлее.
— Видите ли, от моноперсональности страдает огромное число жителей нашего континента. Хотя многие сживаются с этим и вполне счастливы. Но некоторые моники сами чувствуют, что с ними что-то не так. Для таких ещё не все потеряно. Осознание скрытых способностей своих субличностей — первый и главный шаг к выздоровлению. Мы работаем только с теми, кто сам приходит. Кто сам чувствует, что для него моноперсональность — не счастье, а тюрьма.
— Но за это вас не могут преследовать! Декларация Психонезависимости гарантирует каждому право…
— Конечно, гарантирует. До тех пор, пока вы не навязываете.
Доктор замолчал, то ли что-то припоминая, то ли просто разглядывая сад за окном. Длинный указательный палец накручивал верёвочку от жалюзи и снова распускал её. Остальные пальцы, сухие и узловатые, тоже слегка шевелились. Сам же доктор стоял неподвижно, и это только усиливало ощущение, что его костлявая кисть — нечто постороннее, не принадлежащее этому полноватому телу. Казалось, настоящая рука все ещё прячется под халатом, а в место неё из зеленого рукава выполз бот-уборщик и бегает теперь взад-вперёд по белой нити, очищая её от пыли.
При виде этого девушка как будто вспомнила о собственных руках. Два браслета, свернувшиеся серебристыми змейками на тумбочке, вернулись на тонкие запястья. Хозяйка змеек, словно желая проверить, как они сидят, на миг вскинула руки и повертела ими. Жест напоминал начало танца. Однако более внимательный наблюдатель заметил бы ещё, что эта импровизация очень напоминает движения, которые проделывал с верёвочкой человек в зеленом халате.
— Принцип невмешательства касается именно нашей клиники, — Доктор не замечал жестов пациентки. — Даже взявшись кого-то лечить, мы ищем пути постепенного, гармоничного развития субличностей. Однако в движении «Мультиперсоналы без границ» есть представители других каст.
— Каст?
— О, это просто языковый антиквариат. Вроде того камешка, что у вас между бровей. Раньше это наверняка означало что-то другое.
— Не знаю… Вот серьги точно означали. — Девушка наклонила голову, вешая на ухо серьгу-каури. — Я слышала, раньше эти раковины были чем-то вроде кредитных чипов.
— Примерно так и с кастами. Сейчас тактичнее называть их фракциями. Брахманы, кшатрии и другие высшие ка… виноват, представители «правого крыла», выступают за полное невмешательство в жизнь «неприкасаемых», то есть моников. А работу с ярко выраженными мультиками предлагают сводить к имплантации личных искинов-контролёров. Безо всякой траты времени на поиск естественного пути развития субличностей и отношений между ними…
Ознакомительная версия.
