чужое. Детская раскраска с Русалочкой.
– Сестра твоя приходила, – тихо говорит Гуля, повернувшись спиной к камере. – Не пустили её. Вот передала тебе порисовать. Но лучше спрячь. Передачи тоже нельзя.
– У меня нет… – начинает Клара, но тут же останавливается. У раскраски загнут левый нижний уголок. И не просто загнут, а два раза. Клара подцепляет уголок ногтем и видит там две точки, поставленные карандашом. Как на квесте в лагере.
– У меня нет точилки! – громко говорит она. – Половина карандашей уже сломались.
– Точилку нельзя. Давай возьму плохие карандаши, завтра принесу хорошие.
Когда Гуля уходит, Клара снимает одеяло с постели и возвращается в дальний угол палаты. Садится к батарее, положив одеяло под спину, и рисует Желтка.
Зовут на ужин. Клара быстро съедает пересоленную котлету и безвкусное пюре, в четыре больших глотка выпивает клубничный компот. Возвращается в палату и ложится в постель, укрывшись одеялом с головой. Под одеялом достаточно света, чтобы рассмотреть листок с Русалочкой.
Всё то время перед ужином, пока она рисовала, листок был прижат одеялом к горячей батарее. И если раньше оборот листа был белым, как потолок палаты, то теперь там появилась схема здания. В разных местах схемы – кружочки с номерами и маленькими флажками. Под каждым флажком написано время. И что нужно сделать.
Клара высовывает голову из-под одеяла. Желток пляшет над будильником.
# # #
Стоять под кондиционером неприятно. Сирень почему-то начала раскидывать свои кольца ровно в то время, что написано на листке – когда Кларе нужно подойти к двери. Клара крепко сжала в руке будильник, запахнула покрепче кофту и осталась стоять. И даже с вызовом посмотрела прямо на Сирень.
Сквозь пульсирующие в воздухе красно-синие кольца виднеется надпись на кондиционере: Honeywell. Клара задумалась, как же это произносить. В английском всё звучит не так, как написано. Хотя… она уже видела это слово! И слышала, как оно звучит!
Летом, когда мама с папой ещё не поссорились, они все вместе были на море. Было очень жарко, когда они прилетели, и в такси тоже жарко. Поэтому они очень обрадовались, когда вошли в прохладный холл отеля. Но в номере опять было жарко, и мама ругалась, что кондиционер включен на охлаждение, однако совсем не охлаждает. А папа залез в душ и кричал оттуда, что сейчас что-нибудь придумаем. А мама опять ругалась, что у кондиционера даже нет никаких кнопок. А папа в ванной смеялся и кричал: наверное, через вайфай управляется, скажи мне модель, я спрошу у наших сектантов. Мама крикнула «Ха-Ни-Вел!» и какой-то номер.
Клара тогда очень удивилась: у кого это папа хочет спросить в ванной? Может, сектанты – это такие маленькие человечки, как фиксики или добывайки? Тогда они, конечно, умеют ремонтировать всякие вещи. Она подошла к двери и стала смотреть, не вылезет ли из-под неё маленький сектант. Но никого не увидела. Только папа вышел в жёлтом махровом халате, одной рукой он вытирал голову полотенцем, а другой набирал что-то на телефоне. Клара сразу поняла, что сектанты не сидят в ванной, а живут в своей далёкой сказочной стране, а папа просто послал им сообщение с вопросами.
А теперь она стоит одна под таким же кондиционером. Если бы тут был папа с телефоном, она попросила бы его узнать у сектантов, как вырубить этот дурацкий Ха-Ни-Вел насовсем. Но папы нет. А кондиционер вдруг начинает дуть горячим, Сирень вспыхивает ещё ярче и дотягивается кольцом до Клары. Болит голова. Надо петь, говорит внутри Клары другая Клара.
– Ночь прошла, будто прошла боль.
Спит Земля – пусть отдохнёт, пусть.
У Земли, как и у нас с тобой,
там впереди долгий как жизнь путь.
Пока она поёт, Сирень прячется. Но только лишь Клара останавливается, чтобы перевести дыхание, как переливчатые кольца Сирени снова обматывают её голову и давят на виски. Клара прижимает ладони к вискам и поёт ещё громче:
– Я возьму этот большой мир!
Каждый день, каждый его час!
Если что-то я забуду,
Вряд ли звёзды…
Хлоп. Кондиционер вырубился, а с ним исчезла и Сирень. Клара выглянула за дверь. В коридоре погас свет, лишь в дальнем конце горит маленькая лампочка на лестнице.
– Первый флаг, – шепчет Клара.
И тут же отступает обратно в палату: по тёмному коридору бежит к лестнице, громко охая, дежурная медсестра Нина. Клара знает, что Нина боится темноты и всегда держит включённым свет в коридоре, да ещё и настольную лампу зажигает.
Когда оханье на лестнице стихает, Клара выходит в коридор и идёт в противоположную сторону, в темноту. Вскоре в темноте появляется свет, но другой. Такой, какого она не любит.
В конце коридора на стене висит маленький шкафчик. Вокруг него светится облако блестящей пыли, словно иголки висят в воздухе. Это Корица.
Клара протягивает руку к шкафчику. Корица тут же бросает щупальце колючей пыли в её сторону, и Клара отскакивает. Но второй флаг на схеме – именно здесь. Клара набирает побольше воздуха, приседает на корточки, и вжав голову в плечи, подкрадывается к шкафчику снизу. А потом резко открывает дверцу.
# # #
Охранник Захар Григорьевич стоял у ворот клиники и в очередной раз перечитывал сообщение на экране своей покоцанной «Моторолы»:
«Будь же защитой для малых сих от геенны огненной в час отчаянья»
Странные сообщения начали приходить к Захару Григорьевичу пару недель назад. Когда прилетело первое, с призывом «возлюбить ближнего», Захар Григорьевич подумал на сестру Дарью. Это ведь она обычно присылает ему всякую дрянь – то рецепты народной медицины от геморроя, то бесполезные советы навроде того, что порванную рубашку можно склеить с помощью яйца и утюга. Недавно они даже поругались и перестали разговаривать из-за её электронных намёков: сестра прислала Захару Григорьевичу ссылку на форум одиноких баб, желающих познакомиться.
Дарья пыталась женить его с тех самых пор, как его невеста ушла к другому, пока молодой ещё Захар был в армии. Сам Захар отреагировал на известие о свадьбе неверной подруги без особого шума, просто вернулся в армию на контракт. Ему довелось побывать и в Сирии, и в Эфиопии, и даже на одном из тех островов Южно-Китайского моря, о которых не пишут в газетах. Личная жизнь при таком образе жизни как-то не заладилась, и ко времени выхода на пенсию у Захара Григорьевича не было никаких близких, кроме сестры. Зато сестра опекала его чересчур рьяно. Логично предположить, что именно она подписала его на этот
