Альтернативная линия времени - Аннали Ньюиц

Повинуясь внезапному порыву, я пропустила пальцы сквозь его волосы, и ощущение оказалось мягким, но в то же время грустным, глубоким и пугающим. А затем, совершенно внезапно, оно стало раскаленно-горячим и настойчивым. Хамид повернулся ко мне, и мы поцеловались, а затем стали трогать друг друга так, что мои мышцы непроизвольно напряглись. Меня заполнила такая ноющая боль, описание которой я видела только в низкопробной эротике, стоящей в разделе «секс» в книжном «Брентано».

Наконец мы оторвались друг от друга, и я прошептала:

– Ты очень красивый!

Мне уже так давно хотелось сказать кому-нибудь эти слова искренне.

Хамид посмотрел мне в глаза, и его лицо стало серьезным.

– И ты тоже.

Мы встали, обнимаясь, прижимаясь друг к другу с такой силой, с какой только было возможно.

– Наверное, нам нужно возвращаться домой.

– Да, нужно.

Мы снова поцеловались, и я подумала, имело ли какой-то смысл то, что происходило сейчас между нами. Быть может, нам больше никогда не суждено заниматься этим, а может быть, у нас будет летний роман в духе Джона Хьюза [23] и мы полюбим друг друга. Мы устало добрели до стоянки, успевшей по большей части опустеть. Затем какое-то время сидели в машине и слушали музыку, повторяя, что нам пора ехать, но на самом деле прикидывая, как нам разложить сиденья так, чтобы можно было лечь рядом.

Мне хотелось поцеловать все те части тела Хамида, где поцелуи, как я читала, ощущаются приятнее всего: шею, веки, грудь, живот. Всё. И каждый раз он отвечал на мои поцелуи, в то же самое место, и я ощущала его мягкие губы даже теми частями своего тела, к которым он не прикасался. В какой-то момент нам показалось, что самым очевидным будет накрыться заплесневелым покрывалом, лежавшим сзади, и раздеться под ним. До этого я еще ни перед кем не обнажалась вот так, единственно ради исследования. Это казалось чем-то вроде науки.

Мы двигались на ощупь к тому, что, как мне говорили, принесло бы нам наслаждение, а я не переставала гадать, что должно было чувствовать мое тело. То и дело я немела. В сознании всплывали образы, происхождение которых я не хотела вспоминать. Грубые руки у меня между ногами. Голос, превращающий мое имя в ругательство. Сделав над собой усилие, я сосредоточилась на звуках вздохов Хамида и провела руками по неглубокой впадине у него на спине. Однако я успела потерять нить того, чем мы занимались. Это было все равно что смотреть фильм, не понимая ключевые ссылки. Хорошо. Возможно, даже очень хорошо, но также очень путано.

Потом мы держали друг друга, дрожащие и вспотевшие, и снова поглощенные разговором.

– Я опасалась, что будет больнее, – сказала я, прижимаясь губами к изгибу шеи Хамида. Я почувствовала, как напряглись ниточки его мышц, когда он приподнялся на локте и посмотрел на меня.

– Что? Почему?

– Ну, потому что… Знаешь, обычно в первый раз девочкам бывает больно.

– Ты сейчас потеряла девственность? – изумленно пробормотал Хамид. – Я полагал… Ну, вела ты себя совсем не так.

– А как ведут себя девственницы?

– Я хочу сказать, ты одна из припанкованных подруг Хитер. Я думал, вы, девочки, уже все знаете, что к чему. – Он рассмеялся, и ему удалось показаться мне одновременно бесподобным и смущенным. – Наверное, это звучит глупо.

– Я так понимаю, мне нужно принять это как похвалу?

– Просто я тоже был девственником. – Хамид смущенно поежился, затем произнес, изображая педагогический голос: – Что ж, ребята, добро пожаловать во взрослую жизнь! Надеюсь, вы готовы к ответственности.

– Я готова, – сказала я, крепко обнимая его.

На протяжении следующих нескольких недель все мое время делилось на драгоценные часы, проведенные с Хамидом, и несущественные, посвященные всему остальному.

* * *

Мы с Хамидом стали завсегдатаями ресторана «Ноулвуд» в торговом центре Вудбриджа. Он был старательно оформлен под идеализированный дом в стиле пятидесятых, вплоть до ограды из белого штакетника, всяческих реликвий Второй мировой войны и обоев в цветочек. На стенах висели черно-белые фотографии белой семьи, с губами и щеками, раскрашенными вручную в различные оттенки розового цвета. Каждый раз, когда мы сюда приходили, я гадала, кто эти люди.

Я смотрела, как Хамид уплетает жареную картошку, посыпанную сырной крошкой и кусочками бекона, и пыталась решить, спросить ли у него, что он делает завтра. Не покажется ли это странным? Он не звонил мне пару дней, а мне не хотелось выглядеть навязчивой. Но затем, прежде чем я успела спросить, Хамид выложил мне все, что я хотела знать.

– Итак, все наше семейство уезжает на месяц во Флориду. – Вздохнув, Хамид покачал головой. – Они просто одержимы «Диснейуорлдом». Там появилась какая-то штука под названием «Остров удовольствий», и мои тетки и дядья утверждают, что это лучший курорт из всех, которые когда-либо были построены.

Я непроизвольно перешла на тон диктора, читающего анонс фильма:

– Семья просто решила провести отпуск вместе. Они надеялись, что это будет рай… Но оказались в АДУ!

– Даже не начинай! – Хамид с отвращением пожал плечами. – Скука будет смертная. Никаких развлечений, кроме как поиграть в бассейне с пятилетними племянниками. Если повезет, может, нам с Хитер удастся вырваться и посмотреть какие-нибудь диснеевские фильмы.

Я не смогла придумать подходящий ответ. Мое горло заткнула пробка сомнения. Мне хотелось чувствовать себя так, будто все это не имело ни малейшего значения, однако я начинала подозревать, что это не так.

* * *

Хамид позвонил мне в тот вечер. Мы поговорили о глупостях «Диснейуорлда», о том, что это все равно что проводить отпуск в пластмассовой копии отпуска. Затем я попыталась защитить студию Диснея, ссылаясь на «Кто подставил кролика Роджера?» и «Трон», и мы предались наполовину серьезным, наполовину шутливым дебатам, напомнившим мне разговоры с Лиззи. Было приятно беседовать с парнем, который не пытался произвести на меня впечатление, унизить меня или того хуже. Затем я подумала про все те вечера, что мы провели в его машине с откинутыми сиденьями, и вспомнила, что Хамид – вовсе не Лиззи.

– За эти несколько недель у меня было много хорошего. – Сказав эти слова, я почувствовала, как бешено заколотилось сердце.

– И у меня тоже.

– Надо будет встретиться, когда вернешься.

Я услышала, как Хамид встал и закрыл дверь.

– Да, я очень этого хочу. Мы возвращаемся в июле.

Его равнодушный тон взбесил меня. Мы вместе лишились девственности! Мне казалось, что мы должны были сказать что-то более глубокое, романтическое или откровенно похабное. Но мне не удалось придумать, как подвести нас к этому