— Трудно высказывать глубочайшие истины, говоря на разных языках. Тайное знание сопротивляется словам. В жизни много важных секретов, которые так и остаются нераскрытыми.
Старлиц громко пыхтел, но хранил молчание. Заполняя паузу, он наблюдал за турецкой вороной, ковылявшей по крыше кафе, — припорошенной пылью, содрогающейся от жадности, с похожими на наконечники пуль глазками воровкой с помойки. Старлиц незаметно бросил кусочек дыни на пол, надеясь, что крылатая бестия поймет намек. Озбей вертел в руке кофейную чашечку.
— Прошу вас, признайтесь, что вам доступны эти тайные истины, для которых у меня не хватает слов.
— Лучше закройте этот сосуд крышкой, Мехмет, и не подходите к нему близко.
— Но ведь мы деловые партнеры! Мне нужна уверенность, что вы понимаете. Я должен быть понятен с самого начала. — Озбей вздохнул и понизил голос. — Я — могущественный тайный владыка глубинной реальности современного мира.
— Я в курсе! — Старлиц устало поморщился. — Настолько в курсе, что можете даже не уточнять, что мне это послышалось.
— Мы с вами можем по желанию нарушать законы природы. Мы — великие посвященные со сверхъестественными способностями, которые глупцы назвали бы фантастикой. — Он уставился на Старица. — Я говорю лишнее?
— Мехметкик, в этой части мира для улучшения сбыта полезно прикинуться дервишем, но у меня всемирный охват, так что меня увольте. Вы — крупный бизнесмен с обширными местными связями, за что я вас очень уважаю. Ограничимся взаимным уважением и рукопожатием, а более глубокие истины оставим под ковром, где им самое место.
Озбей выглядел разочарованным, как ни пытался это скрыть.
— Вижу, вы пожаловали ко мне в город Стамбул, чтобы обсудить покупку ковров. С Легги Старлицем можно говорить только о деле. Очень хорошо. Я хозяин, вы гость. Я буду вежлив и больше не скажу ничего лишнего.
Старлиц снова отмолчался. 6 воздухе плыл сильный запах кофе и роз. Озбей проворно схватил чашечку Старлица.
— Раз я ваш хозяин, позвольте вас развлечь. У нас в Стамбуле сохранилась старинная традиция — угадывать будущее по кофейной гуще.
— Я еще не допил, — возразил Старлиц.
— Я большой мастер гадания. — Озбей с угрожающей ухмылкой покачал чашечкой, взбалтывая осадок. — Что ждет вас в будущем, Легги Старлиц? Сейчас узнаем.
— Не нужно проделывать это со мной, — предупредил его Старлиц.
— Не учите меня, что мне делать и чего не делать, — спокойно ответил Озбей. — Я не ваша несовершеннолетняя поклонница. Я очень хорошо знаю, чего хочу. Гораздо лучше, чем вы.
Озбей погрел кофейную чашечку в ладонях, потом осторожно заглянул внутрь.
Чашка была пустой и девственно чистой.
Черная резиновая лента багажного транспортера ползла как бы сама по себе, внушая суеверный ужас. Одуревшие от смены часовых поясов пассажиры сбились в безмолвные кучки, дожидаясь своей поклажи, как усталые приверженцы отмирающей религии — даров свыше.
Мимо Старлица безмолвно проскользнуло видение: мягкая шляпа из серого фетра, длинный полупрозрачный дождевик, свисающий с костлявых плеч, две камеры в чехлах, сложенная тренога, громоздкий жилет фотографа и штаны с множеством карманов. Все вместе слонялось по аэропорту в нелепых обезьяньих кроссовках.
Старлиц отбросил глянцевый журнал и поднялся с красного пластмассового сиденья.
— Привет, Визел!
Визел крутанул узкой головой, впился в Старлица бесцветными глазками-буравчиками. Узнав его, папа-рацци не скрыл неприязни.
— Какими судьбами в Стамбуле, Легги?
— Разве это Стамбул? Для меня все аэропорты на одно лицо.
Визел передернул плечами.
— Где девчонки?
— У них короткий отпуск. Нежатся у бассейна в одном тайном отеле. Голые, вымазанные кокосовым маслом.
На землистой физиономии Визела невольно появился интерес, который он немедленно погасил.
— «Большая Семерка» — вчерашний день.
— Это в Лондоне они вчерашний день, здесь я с тобой полностью согласен. В Лондоне даже завтра — уже вчера. Зато для Тегерана колготки с искрой и блестки для губ — скорое, желанное будущее.
Визел следил за появившимися на транспортере чемоданами, разыгрывая безразличие. Старлиц, хорошо его изучивший, видел, что он с каждой минутой слабеет. Скоро глазки Визела сверкнули.
— Ты собрался обдурить мулл, Легги?
— В Иране смена режима, приятель. Большое окно для новых возможностей. Мне снова нужна твоя помощь.
Визел снял с плеча раздутый чехол с камерой и осторожно опустил его на пол.
— Не морочь голову! От вас осталось пустое место. Ваш трюк устарел уже два года назад. Это даже не группа! Ни петь, ни танцевать не умеют, знай шевелят губами под «фанеру».
Старлиц безразлично пожал плечами.
— Они даже безымянные! — не унимался Визел. — Случайные пташки, слетевшиеся на твои объявления.
— Так и задумано, — кивнул Старлиц.
— Теперь тебе придется прочесывать темные глубины Восточной Европы. Твоя группа — пустой звук. Нельзя вылепить настоящих звезд из одного воздуха.
Старлиц терпеливо вздохнул.
— Кому нужны настоящие звезды? Это все отрава. Дело в концепции маркетинга. Первая поп-группа, не продающая музыку. Первая поп-группа с установленным сроком годности.
— Я же говорю, трюк на трюке.
— Посмотрим, как ты запоешь после наших стамбульских гастролей. И это только начало нашего большого тура по исламскому миру. Гениальный замысел!
Визелу было все труднее бороться с собой. Знаменитости его утомляли, но запах хорошо продуманной аферы щекотал ему ноздри.
Внезапно его глазки-буравчики уловили еще что-то, и на его физиономии появилось выражение облегчения, придавшее ему отдаленное сходство с одушевленным существом. Он проворно развернулся на каучуковых подошвах.
К багажному транспортеру стремительно приближалось самоходное кресло. В нем сидела особа в обтягивающем платье с открытыми плечами, в нелепом белокуром парике с огромной челкой; у нее были большие голубые глаза и столь чудовищно выпирающая грудь, что в ней можно было заподозрить снаряд из гимнастического зала.
Кресло с визгом затормозило, его пассажирка оглядела Старлица с головы до ног, отдав должное мягкому костюму цвета незрелого лимона, кольцу с бриллиантом на пальце, ботинкам от Гуччи. Из ее рта медленно выплыла струйка дыма.
— Твой дружок, Бенни?
— Деловое знакомство, Принцесса. — От желания угодить Визел так напрягся, что окаменел. — Это Легги.
— Лех Старлиц. — Старлиц сердечно вытянул в сторону кресла руку. Женщина взяла сигарету левой рукой, небрежно стряхнув пепел на переливающуюся ткань платья, обтянувшую ее пышное бедро, и одарила пальцы Старлица снисходительным влажным пожатием.
— Можете называть меня Дианой, — сообщила она. — Большинство людей не возражают.
— Дистрофия? — сочувственно осведомился Старлиц.
— Нет, — улыбнулась она.
— Множественный склероз?
— Тоже мимо.
— Неужели ожирение?
— Еще чего! Я не ем гамбургеров. Я танцовщица!
— Автоимунный синдром, — пришел на выручку Визел. — Аллергия на саму себя. — Он указал на транспортер. — У меня с собой результаты ее компьютерной томографии, ядерного магнитного резонанса. Ты это видел, Легги! Красота!
Женщина указала пальцем с ослепительным ногтем на ленту.
— Мои баулы, Бенни! Тащи их сюда.
— Будет исполнено, ваше высочество. — Визел протиснулся сквозь толпу и вступил в борьбу с несколькими неподъемными желтыми чемоданами.
— Сколько багажа! — уважительно сказал Старлиц Принцессе.
— А как же! Мы переезжаем. Мы покидаем Лондон. Попробуем поиграть в свой дом. Я и этот король подглядывания.
— Вы уже знаете, куда едете, ваше высочество? Она попыхтела сигаретой, подняла глаза, прищурилась.
— Вы бывали на Гоа, мистер Старлиц?
— Гоа — бойкое местечко, — одобрил Старлиц. — Недаром в честь него назвали особый звук.
— Что еще за звук? — замигала она.
— «Звук Гоа», конечно.
— С чем это едят?
— На Гоа процветает «транс-энд-данс». Повсюду «техно». — Принцесса по-прежнему ничего не понимала. — Ну, «техно». Электроника. — Понимания не прибавилось. — Музыка, — перешел к расшифровке Старлиц. — Ну, та, которую заводят на вечеринках с помощью пленок и миксеров. «Брейк-бит». — И, опускаясь на рудиментарный уровень, Старлиц объяснил: — На Гоа играют много «диско».
— О! — просияла она. — Танцевальная музыка!
— Она самая. Гоа — один из законодателей музыкальной моды.
— А стриптиз-клубы? Гоа — это ведь Индия, да? Там есть экзотические танцы, ролевое исполнение полового акта?
— На Гоа много нудистских пляжей.
— Вечно эти паршивые любители-хиппи все портят! Визел притащил один из желтых чемоданов, едва
не лишившись обеих рук. Чемодан был перетянут пленкой и перевязан веревками, но все равно зловеще раздувался.
