— Через двадцать минут они начнут бомбить «Зону Зимы», — сказал Бреговский, когда мы добрались до «пункта назначения», модуля номер семь. — Диапазон доступа для нас — десять минут.
Открылся внешний люк приемного терминала. Мы въехали внутрь и срочно выгрузились из грязепреемников. Манипуляторы терминала сдернули их, как лепестки, и отправили на обработку. Неспешно закрылся внешний люк и толчком восстановилось нормальное давление воздуха. Отсюда мы должны были выйти не в скафандрах, если точнее, без броневого экзоскелета, иначе бы местные датчики это засекли, а в одном подскафандре. Он — серебристый такой и делает нас похожими на ангелов.
Бреговский раздал оружие — огнестрельное мы не могли применять, чтобы не разрушить орбитальную платформу раньше времени. Здесь ничего не полагалось, кроме ножей и тазеров. Пока мы оснащались, майор колдовал у пульта внутреннего люка.
Мне показалось, что Бреговский забыл код доступа, уж слишком сильно морщил лоб — о, как я его обзывал, мысленно конечно. Но последнее проклятье (из десяти матерных слов, поставленных друг на друга) все-таки сделало свое дело и мы вышли в путепровод. Сто шагов по слегка колеблющемуся полу — пожалуй, это были не шаги, а танцевальные прыжки. Искусственная сила тяжести все же сильно уступала земной. А сквозь полупрозрачные стенки путепровода нас заливал космический свет солнца — в целом, ощущения как в раю. Так бы танцевал и танцевал целую вечность.
— А теперь, ребятки, приготовьте оружие.
Танцам — конец. Мы дошли до центра управления, располагающегося в модуле номер восемь. Ждут там нас или не ждут?
Бреговский на сей раз оперативно набрал код. За входным люком была невыносимая темнота — и при этом мы были в помещении, где находились люди. Здесь все было утыкано панелями и дисплеями, судя по тысячам глазков-индикаторов. Фигуры людей просматривались только на фоне этого слабого освещения — просто как контуры.
Принимающая сторона не стала тратить время на вопросы: кто вы, что вы?
Пока я вспоминал о приемах штыкового боя, кто-то засандалил мне в челюсть, да так хорошо, что я улетел и очутился на полу, наполовину под креслом. Чтобы меня не растоптали, я вцепился в чью-то ногу.
— Отпусти, дурак, — закричал Ласточкин, и я поменял его ногу на какую-то другую.
Эта нога была вражеской и чуть меня не раздавила. От страха я впился в нее зубами. Враг с воплем стал валиться на меня, кресло с грохотом улетело, мое горло было сдавлено стальными ручищами. Мне удалось расцепить руки противника своим блоком и, резко приподнявшись, ударить его лбом промеж глаз. А потом я вспомнил о тазере и с просверком разряда отправил противника в нокаут. Я замахнулся ножом на другого противника — красиво, как казак саблей — оттого, что не решился просто ткнуть его в живот, по кратчайшей. Замах мне обошелся дорого, противник перехватил мою руку, вывернул ее и врезал мне по затылку. Так что до конца боя я пролежал в режиме «stand-by». Когда очнулся, света было уже достаточно. Я нашел себя в кресле, слюни и сопли свешивались наружу, но затылок вроде был цел, если не считать здоровенной шишки. Наверное подскафандр уже подлечил меня. В других креслах сидели коллеги-спецназовцы — все живы, хотя с фингалами. На персонал станции я старался не смотреть — трое мужчин лежали у противоположной переборки, без сомнения все мертвые. У одного из них под лопаткой остался здоровенный десантный нож. Я перевел взгляд на огромные голографические дисплеи, которые представляли окружающее пространство.
— Попал, — сказал Ласточкин, — на одном из экранов запечатлелась вспышка. — Минус один. Ух, а в виртуальном окне боеголовка ракеты выглядела как мой собственный член, управлять легко.
— Нас атакуют, — несколько небрежно заметил Бреговский, — десяток дронов и пара флаеров. Но скоро их тут будет на порядок больше. На подходе несколько эскадрилий космических сил ООН, издалека они стрелять бояться — за нами тринадцатое кольцо Змея. Впрочем, на это наплевать. Мы должны удерживать платформу еще около получаса.
— А что потом? Сбросим боезапас на Лондон или Вашингтон? Сыпанем, как гарпии, им на голову урановые иголки, обгадим их техноплесенью?
— Нет. Мы здесь не ради мелкого хулиганства.
— Это не мелкое. Они это запомнят навсегда. Точно надолго. Пока не придут китайцы и не накормят другим дерьмом.
Бреговский скептически покачал головой. Тоже мне стратег. Или это его так гражданка Виноградоф накрутила?
— И что вы намереваетесь сделать?
— Выполнять приказ, Семен Иванович. Бомбардировку «Зоны Зимы» мы предотвратили, а теперь затопим платформу в районе Северного полюса.
— Это что, вместе с собой? Так запланировала наша мадам?
— «Вместе с собой» не было запланировано, но противник уничтожил единственное надежное средство эвакуации — спускаемый аппарат в девятом модуле. Модуль номер семь с УНТ-лифтом также раскурочен.
И я наконец увидел бравую грусть, застывшую в глазах товарищей. Мы — обречены! Испарина вымочила меня всего и сразу. Им-то легче. Много лет они профессионально готовы умереть, они уже разок фактически скончались, когда их законсервировали. А мне это впервой. Пусть жизнь говенная, а пожить бы еще годик, полгодика.
— Подождите, я не хочу пропадать ради какого-то северного полюса. На том плане, который нарисовала Любовь, не было указано никакой точки затопления.
— И не надо было. Наша точка — это полюс. Ты, наверное, пропустил мимо ушей.
И тут я понял, как нас накололи. Любка — проклятая обманщица, самка богомола. Она мне ничего не сказала, она усыпила мое внимание своими ласками, потому что готовила второе издание мифа о демонической «Ал-Каеде». Сейчас мы будем надувать щеки, пускать ветры и топиться без какой-либо пользы для нашей страны и ополчения. Зато какая выгода получается для комитета «Омега» и уолл-стритовских лордов — «враг демократии» не успел объявился, как уже утопился. Нет ничего лучше ужасного, но тупого врага.
— В районе северного полюса? Не могли подобрать местечко получше для устраивания фейерверков. Ничего себе «приказ». Я понимаю, отдал бы его маршал Жуков, а то какая-то Любка Виноградова.
— Без нее нас бы не было, — весомо отозвался Бреговский и повторил с каким романтическим трепетом в голосе. — Без Любови нас бы уже не было.
Боюсь, она и Лёню своими ласками оделила.
— Ты это, Сеня, не финти, мы цивилизацию спасаем, — убежденно произнес Ласточкин.
— Накакать на цивилизацию с высокого потолка. Цивилизация охотно поплясала на наших костях, пока вы там лежали в мерзлоте как замороженные селедки. Я видел, какой оргазм испытывала прогрессивная общественность, когда нас насадили голым задом на шампур. Ни тени печали. Только радостный хор про «конец тюрьмы народов» и закат «тысячелетнего рабства». Кажная сопля хотела ощутить себя успешным борцом за свободу и искупаться в победной эйфории.
— Мы выполним задание, — отрезал Бреговский, показывая, что не желает слушать мои доводы. Истукан чертов, да и Ласточкин ничем не лучше. Это прямо традиция у наших вояк, сурово хмурить брови и грозить пальцем супостату, а потом преданно исполнять всё, что напридумывает этот самый супостат.
— Вы доставите удовольствие только комитету «Омега» и мировой олигархии, — заорал я, а Бреговский постучал пальцем возле виска и отвернулся.
— Если мы сбросим пару контейнеров на Вашингтон, то они пойдут на мировую и какая-нибудь нейтральная страна пошлет за нами спасательный корабль.
Меня уже никто не слушал.
В отчаянии я бросился на них, на всех сразу. Меня сразу оглушили и обездвижили, и кинули в мусорный отсек. Если кто-то, в рубке, нажмет зеленую кнопку, то я вывалюсь вместе с мусором в открытый космос. Конечно, никто из вояк кнопку не нажмет, они — честные и храбрые, а не злодеи какие-нибудь. Но даже и в этом случае мне предстоит упасть с орбиты в Северный ледовитый океан, без смысла и толку… Отсек где-то пять на десять метров; по боковым переборкам стоят штуки, похожие на отвалы бульдозера. Они, видимо, помогают липкому мусору вывалиться наружу; остальной вылетит сам, с ветерком.
По инерционным нагрузкам я понял, что платформа маневрирует, если точнее, меняет орбиту. Эти заводные дураки уже взялись за дело. Я посмотрел по сторонам — тоска, да и на что можно надеяться в мусорном отсеке? Но я же специалист по мусору, я просто профессор мусорных наук. У меня с мусором давние и прочные связи, культурные и экономические, почти что симбиоз. Вот эти пакеты из толстого нанопластика, они имеют положительную плавучесть. Правда, зачем мне сейчас нужна плавучесть? Кроме того, есть у них свойство самостоятельно заштопывать дырки. Причем у небольших дырочек штопка происходит почти молниеносно, потому что пакеты пронизаны наноактуаторами. О чем это я? Какие дырки? Меня никто штопать не будет.
