нам разрешалось применять более интенсивное физическое воздействие, я бы так и сделал. Но я всегда следую технике безопасности.
И все-таки я не понимаю, как так вышло. Ужасное ощущение, будто задал себе задачу, а она никак не решается. Я об этом думаю, и мне все время вспоминается, как меня тошнило водой, как это было противно и больно. А если подойти к делу с другой стороны? Может быть, Боря боится, что у него ничего не выйдет с ксеноэнцефалитом и он сойдет с ума. Может, он боится не быть лучшим из нас и старательно себя убеждает в том, что я гораздо слабее и никчемнее.
И тогда получается, что Боря не такой уж и плохой. Он, наверное, тревожится.
Какая успокаивающая мысль!
Запись 11: Бесценное мнение
Потому что ты обсосок, вот почему. Все куда проще, не забивай свою тупую головушку, бедняжка. «Ай-ай-ай, меня обижают мальчики». Не забудь только отрастить косички, как у Фирочки, и обязательно вплети красивые бантики, тогда мальчики перестанут быть такими грубыми и будут только совать тебе за пазуху лягушечек.
Чао!
Запись 12: Ночное беспокойство
По поводу прошедшей ночи необходимо отметить несколько вещей. Во-первых, я снова очень мало спал. После отбоя Максим Сергеевич ничего не контролировал, и началось. Во-первых, Боря курил на балконе, а Володя его покрывал. Я сегодня обязательно расскажу об этом Максиму Сергеевичу. Во-вторых, позже Володя вообще ушел, сказав, что у него запланирована «встреча». На все расспросы отвечал уклончиво, вернее, почти ничего не прояснял. Боря сказал, что у Володи свидание. Это грубо нарушает правила, но я был слишком уставшим, чтобы как-то решить эту проблему, да и не обладал достаточными полномочиями.
Потом Боря вроде как лег спать, и мы говорили с Андрюшей. Андрюша жаловался на боли в мышцах. Я сказал, что такое бывает из-за нервных перегрузок. Я перевернулся, заглянул под его кровать и увидел там полотенце из набора белья, который выдали нам в поезде.
Я страшно удивился, и мне не хотелось в это верить.
Я спросил Андрюшу:
– Зачем ты это сделал? Ты ведь украл.
Андрюша сказал:
– Не знаю. Просто мне захотелось, чтобы у меня было такое полотенце. На память.
Он говорил ровным, ничего не выражавшим тоном, будто озвучивал заданный текст. Мне стало грустно. Я сказал:
– Ты – большая умница. Я думаю, ты очень сильно нервничаешь из-за того, что будет.
– Да, – сказал Андрюша.
– Но полотенце надо вернуть на вокзал.
– Да, – сказал Андрюша.
– И сдать в поезд.
– Да, – сказал Андрюша.
– Потому что это наша социалистическая собственность.
И он, конечно, еще раз сказал:
– Да.
А я разволновался. Мой лучший друг – и ворует. И такую вещь – полотенце. Я бы разозлился, если бы Андрюша воровал то, что могло бы ему по-настоящему пригодиться. А своровать полотенце – это так беспомощно. Я стал думать, как бы мне ему помочь, какие найти верные слова, как успокоить его и убедить в том, что все будет хорошо, потому что когда человеку плохо, тогда он и занимается всякими антиобщественными делами. Мне хотелось найти нужные слова.
Андрюша не спал, он смотрел в потолок.
Я сказал:
– Ты боишься сейчас, потому что все будет новое. Но ничего страшного нет, потому что все тяжелые вещи произойдут с тобой совсем не просто так. Ты будешь частью чего-то великого. Тебе не будет страшно умирать. Я читал в одной книжке, что умирать страшно тем, кто жалеет о прожитой жизни. Тогда хочется что-то исправить, переиграть. А если ты будешь героем, то тебе не будет хотеться ничего исправлять. Жить надо так, Андрюша, чтобы не захотеть изменить ни дня.
– Ты всегда так хорошо говоришь, Арлен, – сказал мне Андрюша. Он и не пошевелился толком, и губами двигал едва заметно.
– Но ты боишься?
– Я боюсь. Я всего всегда боюсь. А мы пойдем завтра откапывать майских жуков? Они уже закопались?
– Нельзя их откапывать, – сказал я. – Они там делают детей, это очень ответственное дело.
– Жуки мне нравятся. А вдруг на других планетах их нет?
– Но ты же вернешься на Аврору.
– Умирать.
– На пенсию, а еще в отпуск, что будет не так уж редко, – сказал я. – Но ты ведь не просто так это выбрал.
Андрюша перевернулся набок, посмотрел на меня, и мне показалось, будто он хочет что-то сказать, но вот никак не может решиться.
– Смелее! – сказал я, прижав руку к сердцу. – Ты мне можешь во всем довериться, ты же мой товарищ.
– Да «еб твою мать», Жданов, твое бедное коммунистическое сердечко не выдержит, если дрочер скажет правду!
Наверное, мы разбудили Борю.
– Господи боже мой, Борис Шиманов в стране удивительных лошар.
– Бога нет, – сказал я.
– Да «отъебись» ты! В общем, дрочер сюда сам попросился, чтобы убивать людей. Не чтоб его родителям жилплощадь расширили, не чтоб много денег получить, не чтоб то, не чтоб се, а просто ему хотелось убивать как можно больше людей, и чтоб ему за это ничего не было.
– Большей чуши я в своей жизни не слышал!
Боря громко засмеялся, заблестели в темноте его зубы.
– В общем, дрочер, скажи, если б ты знал, что завтра тебе отхреначат башку к чертовой матери, ты бы как провел свой последний день?
– Я бы гулял и читал книжку.
Но Борю ни в чем никогда нельзя переубедить.
– Ну да-да-да. А на самом деле ты бы нас всех убил? А?
– Да, – сказал Андрюша очень печально и просто. Это была шутка Володи и Бори, давняя и обидная, про то, что Андрюша – потенциальный маньяк-убийца. Здесь сошлось несколько факторов:
1) Андрюша – Андрей Романович, как известный серийный убийца земных времен.
2) Андрюша странный, он любит за всеми подглядывать, у него есть дурные и чудаковатые привычки, и он много фантазирует.
3) Однажды он случайно выстрелил в Фиру. Все, к счастью, обошлось, пуля только поцарапала ей руку, но Володя и Боря (и, мне кажется, сама Фира) были уверены в том, что Андрюша сделал так специально.
Сначала он, мне кажется, обижался на эти шутки, а теперь принимает их послушно, и совсем привык, и даже сам как будто комедианствует на эту тему в своей странной манере. Я таких шуток не одобряю и считаю их обидными. Я так Боре и сказал.
А Боря ответил:
– Глаза разуй. Дрочер собирается резать межгалактических проституток, сто пудов.
– Что?
– В межгалактических борделях.
«Межгалактический» – его любимое слово, хотя люди еще даже не освоили соседние Галактики.
