— Ты можешь уйти, дорогая, — сказала она Нине, словно удивившись ее присутствию здесь. — Ты нам не нужна.
Нина Волдыриха перевела взгляд с Эда на мужа и сделала недовольный жест.
— Не-а, — ответила она.
— Уходи, — попросил ее Эд. — Им нужен я.
Нина упрямо замотала головой.
— Ты можешь уйти, — повторил Эд.
— Нам нужен он, — согласилась Эви Крэй. — Ты бы лучше ушла, дорогуша.
Тиг Волдырь схватил Нину за руку. Она позволила ему отвести себя на шаг-другой, но тело и голова ее оставались повернуты к Эду. Он улыбнулся лучшей своей улыбкой. «Уходи же», — молча взмолился он. И сказал вслух:
— Спасибо за все.
Нина неуверенно улыбнулась в ответ.
— Погоди-погоди, — сказала Эви Крэй, — нам твой гребаный муженек тоже нужен.
Она полезла было в сумочку, но Эд уже выхватил автоматический «хайлайт» и приставил к ее лицу так близко, что дуло пушки уперлось Эви под левый глаз и оставило ссадину.
— Не вынимай руки из сумочки, Эви, — посоветовал он. — И ничего не предпринимай.
Он смерил ее взглядом.
— Если, конечно, ты не запустила себя в культиварку.
— Ты никогда этого не узнаешь, говнюк дипнутый, — сказала она. И добавила: — Убей его, Белла.
Эд обнаружил, что смотрит поверх макушки Эви в дуло большого пистолета Чемберса, который сжимала Белла Крэй. Он пожал плечами.
— Убей меня, Белла, — произнес он.
Тиг Волдырь мгновение созерцал эту сцену, тихо пятясь. Он не выпускал руки Нины.
— Пока, Эд, — сказал он, развернулся и припустил вниз по улице. Сперва ему приходилось волочь Нину за собой, потом она словно очнулась и побежала уже по собственной воле. Они напоминали пару высоких неуклюжих птиц. Вокруг мелькал снег, частично скрывая из виду их странную побежку на непослушных ногах. Эда Читайца пронзило облегчение: он так многим был им обязан. Оставалось надеяться, что они поладят между собой, вернутся к детям и заживут счастливо.
— Пока-пока, — произнес он рассеянно. — Нырните глубже, ребята.
— Говнюк ты дипнутый! — молвила Эви Крэй.
Пушка в ее клатче громко бухнула. Сумочка взорвалась, по улице просвистел снарядик из пистолета Чемберса. Подскочив от неожиданности, Эд выстрелил Эви в лицо. Тело ее напряглось и повалилось на сестру, ударив по руке с пистолетом, так что Белла тоже выстрелила — ей в затылок. Эд отпустил Эви, позволил трупу рухнуть и наставил Белле в подбородок «хайлайт».
— Надеюсь, это была культиварка, Белла, — сказал он и предупредил: — Если вдруг ты не в культиварке, лучше брось пушку.
Белла глянула на тело сестры, потом на Эда.
— Ах ты, гребаная тварь! — сказала она. И бросила пистолет. — Тебе не спрятаться. Тебе теперь нигде не спрятаться.
— Ага, значит, не культиварка, — заключил Эд и пожал плечами. — Прости.
Он выжидал, пока не уверился, что Тиг с Ниной скрылись. Потом собрал все валявшееся на месте драки оружие и припустил по Стрэйнт в противоположную избранной ими сторону. Он понятия не имел, куда бежит; снег перешел в дождь. Он слышал, как позади орет на ганпанков Белла Крэй. Оглянувшись, он увидел, как та пытается поднять в сидячее положение тело сестры. То, что было некогда головой Эви, завалилось назад и в свете фонарей напоминало мокрую тряпку. «В упор, — подумал он. — Я ей выстрелил прямо в глаза».
Вернувшись в Лондон, Майкл Кэрни запер дом в Чизвике и в тот же день перебрался к Анне.
Груза набралось немного, и это было очень кстати, поскольку Анна накапливала барахло с маниакальным пристрастием, ограждаясь им от собственных мыслей. Дом ее напоминал Крольчатник: планировка линейная, но каждая комната служит переходом из одного помещения в другое. Трудно было определить, где именно находишься. Естественное освещение практически отсутствовало. Анна сделала дом еще темнее, покрыв стены керамоплиткой оттенка желтой тосканы, а поверх наляпав бледной терракоты. Кухня и санузел были крошечные, стены ванной разрисованы бледно-голубыми рыбками. Повсюду виднелись маски, ленточки, китайские абажуры, грязные шторы, дешевые стеклянные канделябры и крупные высушенные фрукты из невиданных стран. Книги словно стекали с наклонных полок из мягких пород дерева на мелассовый паркет и дрейфовали по всему дому.
Кэрни сперва планировал спать на футоне[25] в дальней комнате, но, полежав там, обнаружил, что у него сердечко пошаливает и накатывают приступы необъяснимой тревоги. Проведя в дальней комнате пару ночей, он переместился в постель к Анне. Вероятно, это было ошибкой.
— Ой, мы как будто снова женаты, — сказала Анна утром с болезненно-ослепительной улыбкой.
Выйдя из ванной, Кэрни увидел, что Анна уже приготовила яйца пашот с тостами из черствого хлеба, присовокупив к ним такие же черствые круассаны. Девять часов утра, а на аккуратно застеленном столе стоят зажженные свечи в подсвечниках. В целом, однако, ей вроде бы стало лучше. Она записалась на курсы йоги в Уотерменовском центре современного искусства.[26] Перестала Анна и писать записки сама себе, хотя старые оставила прикнопленными на тыльной стороне двери в спальню, где Кэрни то и дело на них натыкался и чувствовал эмоциональную ответственность. «Кто-то тебя любит», — сообщала записка. Он большую часть темного времени суток проводил глядя в потолок на пятно уличного света и слушая шум транспорта в районе Чизвикского моста. Приведя нервы в порядок, он отправился к Тэйту в Фицровию.
* * *
В понедельник после обеда пошел дождь. Улицы к востоку от Тоттенхэм-Корт-роуд опустели.
В исследовательский центр, раньше входивший в структуру Имперского колледжа, а ныне сиротой пущенный в свободное плавание по волнам рыночной экономики, можно было попасть через мрачный, но чистый цоколь с недавно покрашенными черной краской железными ставнями и матовой табличкой на двери. Несколькими улицами восточнее — и квартировало бы тут литературное агентство. Вентиляторы противно гудели, через покрытые изморозью окна Кэрни заметил какое-то движение. Тихого бормотания радио тоже не было слышно. Кэрни спустился по лестнице и набрал код на панели домофона. Когда дверь осталась заперта, он нажал кнопку интеркома и стал ждать, пока Тэйт поднимет трубку. Интерком захрипел, но ответа не последовало, и трубку никто не снял.
Спустя минуту он позвал:
— Брайан!
Он снова нажал кнопку интеркома и подержал ее большим пальцем. Ответа не было. Он вернулся на улицу и попытался заглянуть сквозь ставни. На сей раз он никого не увидел. Только жужжали вентиляторы.
— Брайан?
Подождав, он решил, что ошибся и в лаборатории пусто. Кэрни поднял воротник кожаной куртки и пошел в сторону Центр-пойнт. Не успев дойти до конца улицы, он додумался позвонить Тэйту домой. Ответила жена Тэйта.
— Нет, совсем не здесь, — сказала она, — и я рада это сказать. Он ушел, когда мы еще спали.
Поразмыслив, она сухо добавила:
— Если вообще приходил этой ночью. Когда увидишь, скажи, что я забираю детей в Балтимор. Так и передай.
Кэрни уставился на телефон, пытаясь вспомнить, как ее зовут или как она выглядит.
— Ну, — продолжила она, — в общем-то, я пока не серьезно, но если что, так сразу.
Он не ответил. Она резко позвала:
— Майкл?
Кэрни показалось, что ее имя Элизабет, но люди называют ее Бет.
— Мне жаль, — промямлил он. — Бет.
— Вот видишь! — сказала жена Тэйта. — Все вы одинаковые. Ну почему бы тебе просто не барабанить в гребаную дверь, пока он не откроет? — И добавила: — Может, у него там любовница? Я была бы рада. Это был бы намек на человеческое поведение.
Кэрни начал:
— Послушай, не бросай трубку, я…
Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тэйт поднимается по лестнице, на миг задерживается посмотреть в обе стороны, потом, перебежав улицу, быстрым шагом удаляется к Гоуэр-стрит.
— Брайан! — завопил Кэрни. Из телефона, передавшего этот крик по линии, понесся возмущенный визг. Отбив звонок, он побежал за Тэйтом.
— Брайан, это я! Брайан, что там, черт побери, творится?
Тэйт и ухом не повел. Он опустил руки в карманы и ссутулился. К этому моменту дождь разошелся не на шутку.
— Тэйт! — заорал Кэрни.
Тэйт обернулся, с ужасом глянул на него и пустился бежать. На Блумсбери-стрит Кэрни его настиг, но оба уже задыхались. Кэрни сгреб Тэйта за плечи серой лыжной куртки и развернул к себе. Тэйт издал сдавленный всхлип.
— Оставь меня, — простонал он и остался стоять под дождем, бессильно опустив руки. Потоки воды лились по его лицу.
Кэрни отпустил его.
— Не понимаю, — сказал он. — В чем дело?
Тэйт потоптался на месте и выдавил:
— Ты меня достал.
— Что?
