Пустой стакан в руке Баклавского со звоном разлетелся на куски. Секунду он держал зубы стиснутыми и старался не дышать.
— Ладно, не обижайся! Да шучу я, Ежи! Хочется жизни полной грудью? Будет сделано, господин Баклавский. Сто лет, как никому не делал подарков от души! Сейчас позвоню в порт, где наш причал — знаешь? А мамзелек и выпивку туда же подвезут, не беспокойся. Через час всё будет! Только потом, будь любезен — в гости, и чтоб живописал в красках!
— Кази, ты настоящий "штифт"! — заставил себя улыбнуться Баклавский. — Праздник устрою — погуще сиамского маскарада!
— А что празднуешь-то, выдумщик? — веселился Казимир.
— Да, повод всегда найдется! Прощаюсь с иллюзиями молодости.
— Слушай, Баклавский… — Любек вдруг отчего-то напрягся.
— Да?
— Ежи, — замялся Казимир, — ты действительно хочешь просто развлечься на "Манте" со шлюхами? Это никак не связано с делами отца?
И оставалось-то — спокойно ответить: "Нет, конечно". И добавить пьяно-обиженное "как ты мог подумать" или что-то наподобие того.
— Прости, Кази, — сказал Баклавский серьезным трезвым голосом. — Пользуясь своим статусом, я могу конфисковать на время любую посудину в гавани. Без объяснения причин. Но мне нужна именно "Манта" с экипажем, два ящика шампанского и пять отборных девиц.
Казимир ошарашенно выругался.
— Что ты замыслил, Ежи?
— Я рад, что тебе ничего не приходит в голову, Кази. Честное слово, рад.
— Да что ж ты делаешь-то! — Любек тяжело задышал в трубку. — Мне придется предупредить отца…
— Расскажи ему всё, что считаешь нужным, — посоветовал Баклавский. — Так ты выполнишь мою просьбу?
Нет городов красивее ночного Кетополиса! По крайней мере, вахтенный "Леди Герды" таких не видел. Сторожевой корабль медленно курсировал в километре от берега, охраняя канал, ведущий в гавань, и приглядывая за старой бухтой.
Красной звездой светится маяк Тенестра, сиренево и мертвенно мерцают сети в Плетельне — если верить приметам, киты близко, — а правее на берегу горят редкие точечки костров — нищие греются, понемногу изводя на дрова заброшенные склады Стаббовых пристаней. Над Мертвым портом яркая желто-рыжая полоса Горелой Слободы освещает низкие облака.
Треугольный холм Монте-Бока торчит из моря плавником касатки, непроглядно-черный на фоне светящегося неба. Лишь наверху россыпью жемчужин сияет дворец Его Величества Михеля Третьего. А правее — канал, за ним круглая гавань Нового порта, бледный перст Хрустальной башни, кормовые огни кораблей, фонари на причалах… Квадратный подсвеченный фасад Навигацкой школы на острове в устье Баллены, а дальше — взлетают в небо разноцветные огни, синие, розовые, фиолетовые — Пуэбло-Сиам продолжает праздненство. Но сиамский квартал загорожен Орудийным холмом, и лишь маяк на входе в канал да тусклые уличные лампы у флотских казарм удерживают подступающую с юга темень.
На выходе из порта замигал семафор.
"Кто-то из Любеков решил расслабиться зпт не пропустите зрелище".
Вахтенный добежал до дежурного офицера, тот разрешил позвать свободную смену. Искоркой, звездочкой, огоньком, пятнышком приближалась роскошная "Манта", предмет вожделения каждого, кто хоть раз выходил на открытую воду.
— Ты посмотри, какие крали! — присвистнул дальновидный кок, вышедший на палубу с собственным биноклем.
На катере, принадлежащем главному торговому дому Кето, царил форменный бардак. Три крутобёдрые девицы в кружевном белье и мехах на голое тело проветривались на палубе, передавая по кругу бутылку шампанского с отбитым горлышком. Из жаркого нутра кубрика раздавался механический звон пианолы, кокетливый смех и визги.
Когда капитан "Манты", тоже явно нетрезвый, наконец, разглядел серый борт "Леди Герды", то вместо положенного морским уставом представленья отсемафорил: "Защитников кетополийского спокойствия поздравляю славным днем бойни тчк Любек".
— Грамотно отдыхают, — завистливо протянул косой матрос, за непристойное поведение уже третью неделю лишенный увольнительной на берег.
Вахтенный офицер поморщился как от зубной боли.
Через минуту "Леди Герда" ответила семафором: "Осторожнее фарватером тчк спокойного моря".
"Манта" заложила крутой вираж, минуя буй, показывающий край оборонной сети, и повернула на север.
— Неужели в Ганай собрались на ночь глядя? — предположил кок.
— Да что там делать-то, — возразил матрос. — Попрыгают по волнам, пока выпивка не кончится, да и вернутся. Вот увидишь!
— Вот увидите, шеф, скоро нагоним… — неумело пытался утешать Баклавского Май.
— Кого нагоним? — вяло переспрашивал инспектор.
Было бы здорово, мальчик, увидеть сразу две пары бортовых огней, встречным курсом пройти мимо "Стража", эскортирующего беглый сухогруз, и тогда спуститься вниз, и тоже, хохоча и говоря скабрезности, пуститься в кутёж. Потому что мир вернулся бы на ту ось, где я привык его видеть. Потому что тогда и всем неординарным событиям этого дня нашлось бы какое-нибудь очевидное и безопасное объяснение.
Уже полчаса "Манта", приподняв тупой как у туфель Зоркого Дэнни нос, летела вдогонку за двумя судами, ушедшими из Кетополиса семь и пять часов назад. Если "Страж" догнал сухогруз в половине девятого, и они идут обратно с меньшей скоростью, то около половины первого они как раз должны вернуться в Новый порт. Стой, Баклавский, ты опять думаешь не о том…
— Огни прямо по курсу, — крикнул любековский штурман, молодой, но уже неразговорчивый и ко всякому привычный моряк.
Май и Баклавский кубарем скатились в кубрик. Там по-прежнему было весело. Четверо патрульных чинно сидели рядком на длинном диване, зато изрядно пьяные девицы разместились кто где.
— … А она и говорит: если ты кит, то где же фонтанчик? — закончила историю старшая мамзелька по прозвищу Киска, и патрульные скорчились, хватаясь за животы.
— Огни на траверсе, — сказал Баклавский. — Основная готовность.
— Опять пить и орать, — обреченно сказала темноволосая девица с размазанной под глазами тушью. Ее подруги неспешно кутались в меха и запасались шампанским. Май осторожно крутил ручку пианолы, заводя пружину. Из деревянного чрева инструмента исторглись первые такты веселой полечки.
Баклавский перешел в капитанскую рубку.
— Говорить будете только вы, — сказал он штурману. — Всё помните? — Тот кивнул. — Одно неправильное слово, и все пойдем на корм планктону. Мои погоны здесь не помогут. Очень надеюсь на вас… — Баклавский не смог подобрать, как обратиться к моряку, а имя почему-то забыл, и повисла неловкая пауза. — Не подведите Казимира, хорошо?
Глянул на приближающиеся огни. Левый и правый. "Страж" возвращался один. Худшие опасения подтверждались.
Когда катера, обменявшись позывными, гулко сошлись бортами, Баклавский сидел в кубрике, пряча руку с револьвером в кармане шинели.
— Что случилось, инспектор? — сквозь шум, музыку и хохот всё-таки можно было разобрать голос штурмана.
Савиш что-то ответил, но лязгающие аккорды заглушили его слова.
— Какие славные кротики! — голосом портовой шлюхи протянула Киска, повиснув на локте штурмана. — Настоящие морские кротики! Мальчики, не стесняйтесь, нас много, а клиент всего один! И то — напился так, что встать не может!
— Старший — или кто из сынков? — игриво спросил Савиш, и снова Баклавского кольнула интонация, едва скрывающая непонятную озлобленность.
— Хотите посмотреть? — ледяным голосом спросил штурман. — Или заглянуть? Поздороваться?
— Извините, любезный. — Савиш смутился. — Долгий день, нервотрепка… Зарапортовался. Честь имею. Приятного отдыха!
"Страж" зачавкал винтами, и густое облако дыма вползло в кубрик.
Уже вернулись с палубы замерзшие девицы, уже под руководством Мая патрульные поволокли наверх длинные короба, до этого стоявшие под ногами, а Баклавский, уставившись в одну точку, так и сидел у резных дверей с барельефами исхода Ионы из чрева кита.
Как же так, хотел спросить он. Из-за чего такое случается с людьми? Как в нормальном, вменяемом человеке вызревает червь предательства? И откуда в последний момент у него появляется тяга к напыщенным клятвам и проникновенным речам? Что это, иудин поцелуй?
Баклавский до последнего надеялся, что билет в театр, попавший ему в руки от верного помощника, второго человека в Досмотре, действительно был принесен в контору незнакомым моряком. Но до отплытия "Манты" Чанг успел осторожно выспросить у патрульных, дежуривших на пирсе — ни одна лодка, ни один баркас в это утро не подходил к конторе, а Савиш появился на месте буквально на пять минут, и сразу уехал в Новый порт.
