В сортир ввалилась парочка больных. Один, низенький, коротко остриженный суетливый тип с монголоидным опухшим лицом, Касимов, по кличке Касим. Другой роста выше среднего, с большим родимым пятном на лице, носил кличку Горбачев. Коротышка, увидев новенького, спросил:
— Кто такой, как тебя зовут?
— Андрей.
— А кто по жизни?
Андрей, не знавший, что значит быть кем-то по жизни, ответил:
— Аспирант, в Академии наук работаю.
— Я тебя не за то спрашиваю, ты скажи, у тебя как с прошлым, все нормально?
— Да все более-менее. В школе учился, потом в институте.
— А вот скажи, пику в глаз или пи...с?
— Отстань от него, Касим, — сказал вошедший в туалет Карась, — он нормальный пацан, вольняшка, погоняло у него Кот.
14
К тому, что разговоры на тему однополой любви занимают среди его новых знакомых очень много времени, Андрею еще надо было привыкать. “Неужели им не нравятся женщины? Как им не противен противоестественный секс?” И тут Котов впервые вспомнил о девушке, с которой дружил последние полгода. Лене было двадцать три, она была приятной девушкой, красивой, как бывают красивы девушки ее возраста. Стройная, спортивная фигура и упругая грудь, которая волновала мужские взгляды, подпрыгивала, когда Лена шла быстрой походкой. У подруги Андрея было миловидное славянское лицо с выразительными серыми глазами. В общем, девушка, каких много на богатых женской красотой просторах России.
Подруга Андрея работала в одном из проектных институтов. С Котовым она познакомилась на дискотеке. С удовольствием Лена отметила, что одетый в настоящие “Wrangler” парень подошел к ней во время медленного танца и пригласил ее. Незатейливый короткий разговор, во время которого парочка успела познакомиться, кончился тем, что Лена получила предложение от юноши проводить ее домой. С удивлением Андрей узнал, что провожать новую знакомую надо на остановку электрички, — избранница жила в пригороде.
“Что Ленка сейчас делает, помнит ли обо мне? Приедет ли сюда? — думал пациент. — Нет, лучше пусть не приезжает, что она обо мне подумает? Наверное, после того, как я попал сюда, она не захочет со мной дела иметь”.
Лене тоже нравились свидания со своим возлюбленным. Надо было выходить замуж: все-таки, страшно подумать, третий десяток, большинство подружек уже создали семьи. Связывать себя узами брака с каким-нибудь парнем из пригорода, в котором она жила, девушка не хотела. Ей страстно хотелось стать полноценной гражданкой мегаполиса, в который приходилось каждый день целый час ехать на электричке. Андрей казался подходящей для Лены парой. “Квартира в городе, не алкаш и не наркоман, в аспирантуру вот поступил, человек с будущим, — думала Лена, когда встречалась с Андреем. — Внимательный, цветы дарит, да и сам из себя ничего, не красавец, конечно, но и не урод”.
Лена позволяла Андрею в постели практически все, кроме самого естественного способа любви. “Низя, — детским голоском кокетливо говорила она уже измученному невозможностью закончить ласки естественным способом партнеру, — после свадьбы”. С таким ортодоксальным отношением к сексу Андрей сталкивался впервые в жизни, но продекларированная его подругой девственность и категорический отказ расставаться с ней до свадьбы придавали отношениям влюбленных особый романтический привкус.
Во время последних встреч Лена обратила внимание на то, что ее возлюбленный уже не так пылко добивается взаимности. “Может, дать ему, а то ведь уйдет”, — думала девушка. Но Андрей все меньше интересовался сексом и начал сбивчиво говорить про каких-то рыцарей с непонятным названием тамплиеры. “Понимаешь, они управляют всем миром, они как бы и живые, и мертвые одновременно!” — воодушевленно говорил ничего не понимающей подруге Андрей. Во время последней встречи Лена, посмотрев на своего избранника, озабоченно сказала:
— У тебя больные глаза, с тобой что-то не так!
— Все так, ты знаешь, я могу общаться с душами покойных рыцарей!
“Он безумен!” — подумала Лена.
Андрей ни тогда, ни сейчас не понимал, что он тяжело болен, и воспоминание о своих романтических отношениях еще больше ввергало пациента в тоску. “Почему было все так хорошо и вдруг стало все так плохо?” — думал юноша и, не находя всему случившемуся объяснения, мысленно продолжал спорить со своей избранницей. “Почему она не поверила мне, что души умерших рыцарей живут и что я могу с ними общаться? Почему ушла с последнего свидания, как-то странно смотря на меня? Нет, сейчас лучше лечь спать, во сне ко мне придет тамплиер и все мне объяснит”.
Впервые в жизни Андрей страстно хотел, чтобы ему побыстрее поставили снотворное. Несколько часов от ужина до сончаса тянулись бесконечно; не хотелось ни с кем разговаривать, ничего делать. Почти все разлеглись по своим кроватям. Кто спал, кто играл в шахматы, кто просто разговаривал. Новичок, укутавшись одеялом, пытался поскорее заснуть.
Настоящий сон пришел к больному только после инъекции аминазина. Сначала в мозгу вертелись какие-то неясные образы, затем пациенту показалось, что на него нападет Ухо; но вот наконец пришел долгожданный рыцарь-храмовник, который приставил к горлу нападавшего меч.
15
Всю ночь Андрею снились яркие, в деталях, сны о приключениях паломников. Рыцарь, являвшийся и раньше, разговаривал с пациентом, успокаивая по поводу пребывания в больнице. “Главное — это терпение, — говорил тамплиер, — научившийся обуздывать свою плоть становится совершеннее. Ни у кого ничего не проси, — продолжал вразумлять Андрея храмовник, — все необходимое ты получишь и так. Человеческое тело — это прах земной. Научившийся служить не телу, но Богу войдет в рай”.
Пробуждение было не из приятных. В голове шумело, руки дрожали, и все то же окружение: неопрятные пациенты, лежавшие на ржавых кроватях, и облупленные стены палаты. Сидевшие на одной кровати Ухо и Фикса вели содержательную беседу.
— Сегодня всю ночь на Юмбу дрочил! — сообщал довольный Фикса. — Такой кайф! Три раза кончил!
— О, наши руки не для скуки! — поддержал его Ухо.
В разговор вмешался Карась:
— Ну, ты, Фикса, совсем с головой не дружишь! Как ты со своими голубыми наклонностями на воле жить будешь? Юмбу в жены, что ли, возьмешь! Подрочил бы на Любовь Адамовну.
— А ей голоса скажут, она доктору пожалуется, и он мне сульфазин назначит.
— Тебе его давно пора назначить!
Обращаясь к Андрею, Карась с горькой усмешкой сказал:
— Вот видишь, Кот, до чего люди в дурках доходят, им уже и бабы не надо. Слышал, Фикса про голоса говорил, у тебя их нет?
— А что это такое, голоса?
— Ну, это, например, так: ты один в комнате, а тебе кажется, что с тобой кто-то разговаривает.
— Да вроде бы нет. Только я с рыцарем во сне, а иногда и наяву общаюсь. Этот рыцарь, ну как тебе сказать, он живой, только он существует по-особому! Он может появиться где угодно и когда угодно!
— А сейчас ты его видишь?
— Сейчас нет, но всю ночь он мне рассказывал о путешествии в Иерусалим!
В двери замка наблюдательной палаты проскрипел ключ, и санитар громко крикнул:
— Кто курить хочет, выходи!
К двери бросилась толпа, расталкивая друг друга и ругаясь. Вова, санитар, сменивший Женю на дежурстве, посмотрев на вторично связанного после ужина Котова, пожалел бедолагу и сказал:
— Вот, отвязываю тебя, но смотри у меня, чтобы больше персонал на три буквы не посылал!
— Я больше ни-ни, — обрадованный тем, что его освободят от пут, прокричал Котов.
В туалете было не продохнуть от дыма, даже запах нечистот на время уступил место табачным ароматам. Илья сказал Андрею:
— Покурю и тебе оставлю, только ты сам дыми, не отдавай никому!
Новичок присел на корточки рядом с Карасем и с нетерпеньем дожидался своей очереди. В противоположном углу кучковались больничные изгои: Вася-Фофан, Валька и Танька. Какие у них были настоящие имена, уже никто не помнил. Вася был крупным, широкомордым пациентом. За долгие годы пребывания в дурке он, несмотря на плохое питание, набрал приличный вес, и теперь выставлявшийся вперед живот и двойной подбородок свидетельствовали о том, что их хозяин неплохо адаптировался к больничной жизни. Другой представитель низшего сословия, Валька, был в одной майке; на предплечье у него была вытатуирована тюремная наколка — черт, обнимающий девушку, свидетельство нехорошего петушиного прошлого. Танька, шустрый кудрявый молодой блондинчик с голубыми глазами, был на том же положении, что и его приятели. В данный момент все трое внимательно следили за тем, не бросит ли кто-нибудь окурок в ведро.
Андрей задумался, как могут люди так низко пасть. “Ну, пусть условия плохие, с куревом плохо, но есть же такое понятие, как самоуважение, гордость какая-нибудь”. В это время один из больных бросил в ведро окурок. Валька быстро среагировал и схватил чинарик еще на лету. Танька попытался выхватить вожделенную почти выкуренную сигарету и получил внушительный толчок от обладателя позорной наколки. К всеобщей радости, завязалась маленькая потасовка. Скучное течение больничной жизни было нарушено, пациенты подбадривали не на шутку разошедшихся изгоев. Больные разделились на две группы, каждая из которых поддерживала соперников.
