— Ну, — произнес я, — отвернись и несколько мгновений полюбуйся красотами порта.
Он поднял на меня вопрошающий взгляд.
— Просто слушайся меня, и с тобой ничего не случится.
Я повернулся к Карен: механизм запущен, и она больше не вправе отказываться от участия в игре.
Подруга поняла меня без всяких слов. Она опустилась на корточки возле мавра, пока «сёрфингист» осторожно разворачивался, не вставая с колен.
— Готовь укол, — холодно сказал ему я. — Дозу «Striker».
Пока белобрысый открывал свой «Steribox» и брал маленький пистолет для инъекций, пальцы наркоторговца дрожали. Дрожь усилилась, когда он, действуя единственной здоровой рукой, поместил ампулу в углубление для поршня на сжатом воздухе.
Затем «сёрфингист» взялся за алюминиевую рукоятку. Большим пальцем руки включил крохотный механизм. Я услышал щелчок. Пистолет был готов к инъекции.
— Даже не думай об этом, — с угрозой проговорил я, перехватив его косой взгляд, направленный в мою сторону.
Я держался на расстоянии не менее метра от него, труба была наготове, я сбил бы хитреца с ног прежде, чем он успел бы глазом моргнуть; по крайней мере, я делал все для того, чтобы сохранить в нем уверенность именно в таком варианте развития событий.
Карен уже успела положить ладони на грудь мавра, на то место, под которым находилось сердце покойника. УФ-свет мерцал за стеклами ее зеркальных очков, у нее больше не было сил на убийство, но она могла запустить сердечную мышцу на десять-двадцать секунд — я учел данную способность при составлении плана, как бы ни был поражен ею.
— Ты не должен видеть ничего из того, что мы станем делать, — объяснил я «сёрфингисту», — потому что это сверхсекретная штука. Один тот факт, что ты при этом присутствуешь, даже не понимая ничего из происходящего, — смертный приговор для тебя, вынесенный самыми кровавыми спецслужбами планеты, усек? Всё, что ты увидишь после, — лишь верхушка айсберга, но забыть и это — в твоих интересах.
Я должен был гарантировать его молчание, обязательно, пусть даже рискуя слегка перегнуть палку.
Звук дыхания Карен изменился, она открыла рот.
На этот раз не раздалось никакого неприятного шума, как это было в Рабате, в случае с Месаудом. Я уловил лишь что-то вроде волны — чрезвычайно правильную синусоиду, на самом дне которой слышался перелив призрачных струн, что-то вроде арфы, небольшая звонкая вариация, — и все опять смолкло.
Руки Карен по-прежнему лежали на груди покойника, над сердцем. Изо рта девушки капала пена.
Подруга повернула в мою сторону зеркальные стекла очков.
— Давай, — сказала Карен бесстрастно.
Я окликнул «сёрфингиста»:
— Повернись.
Он подчинился — и тут же застыл при виде неожиданного зрелища. Нельзя было терять ни секунды.
Я как следует огрел его трубой по лопаткам:
— Шевелись. Накладывай жгут.
«Сёрфингист» положил пистолет для инъекций на колени и обмотал ленту из латекса вокруг обнаженной руки своего приятеля. Белобрысый со священным ужасом взирал на зеркальные стекла очков Карен, за которыми кружилось несколько ярких фиолетовых пятнышек. Впрочем, парень не обратил на это внимания, он смотрел на Карен и ее руки — ладони, прижатые к груди его мертвого кореша, его дружка-мавра. И эта грудная клетка опустилась один раз, затем поднялась. Чудо. Затем движение повторилось…
«Сёрфингист» не понимал, как такое возможно, а главное, он не врубался, зачем мы так хлопочем над оживлением мертвеца — только на время, необходимое для того, чтобы вколоть ему дозу наркотика. Но до белобрысого это скоро дойдет.
— Затяни жгут, балбес, — выругался я. — Пошевеливайся.
Он перетянул жгутом руку над локтем покойника.
На всё про всё нам потребуется немного времени — десять секунд, самое большее — пятнадцать. Достаточно, чтобы наполнить вену кровью, а затем ввести туда все это дерьмо; еще два-три сердцебиения, чтобы снадобье добралось до самого дальнего уголка организма, — и судмедэксперты ни хрена не поймут.
— Делай ему укол, — сказал я, чтобы немного придать белобрысому бодрости.
Содержимое ампулы было впрыснуто в кровеносную систему, после чего послышалось шипение сжатого воздуха, и использованная капсула вылетела из гнезда пистолета. Все это время со стороны полумертвеца не наблюдалось никакой особой реакции.
«Сёрфингист» приготовился снять жгут еще до моей команды — он, без сомнения, старался зарекомендовать себя с лучшей стороны. Однако я тут же остановил его:
— Подожди. Дай-ка мне твою штуку.
Я протянул руку, чтобы забрать у него маленькое алюминиевое устройство для инъекций. Белобрысый повиновался. Я вставил ампулу с запрещенной кустарной смесью в обойму и вернул шприц владельцу. Я увеличивал имеющуюся у нас фору, а ведь каждый час для нас был на вес золота.
— Делай ему укол, — повторил я, демонстрируя «сёрфингисту» импровизированную дубинку.
Он сделал инъекцию. Без какой-либо заминки. Тот парень уже мертв, разве нет?
Я посмотрел на Карен так, как командир воздушного судна смотрит на второго пилота, взглядом спрашивая у него о положении дел.
Девушка сделала короткий знак головой, показывая, что все в порядке.
Она по-прежнему не отнимала ладоней от грудной клетки мавра.
— Ослабь жгут, — сказал я после того, как раздалось очередное шипение сжатого воздуха.
«Сёрфингист» размотал ленту из латекса.
Две-три секунды ничего не происходило, а затем труп мавра сотрясла сильнейшая судорога.
Его конечности утратили гибкость. Карен все еще не убирала рук с груди негра, но сама вдруг окоченела, а рот скорчился в достаточно жуткой ухмылке.
Тело покойника замерло, на этот раз окончательно.
Руки Карен по-прежнему оставались на грудной клетке мавра, который за пять минут умер дважды.
Когда Карен наконец оторвалась от тела покойника, как бы против воли, я понял, что она вымоталась до предела. Но расслабляться не следовало, мы еще только выкручивались из создавшейся ситуации, и я должен был обеспечить успешное окончание начатой операции. Я не видел выражения лица Карен за этими проклятыми зеркальными очками, но подозревал, что она обессилела и вот-вот свалится.
Я обошел труп кругом и помог Карен встать. Она с трудом поднялась на ноги, судорожно ловя ртом воздух, и несколько мгновений качалась из стороны в сторону, прежде чем обрела хоть какое-то подобие равновесия.
«Сёрфингист» смотрел на все это с таким видом, будто находится во сне, в данном случае — в кошмарном.
Оборудование для инъекций валялось возле наркоторговца, а сам он находился в состоянии шока — весьма удачный момент.
— Спихни его в море, — произнес я, указывая на мертвеца концом трубы. — Шевелись.
Он изловчился как мог со своей единственной здоровой рукой — и докатил труп до края пристани.
Когда тело мавра упало в сильно загрязненную воду порта, как раз между баржей и причалом, раздался тихий, деликатный плеск. Я долю секунды задавался вопросом, достойна ли столь гнусная смерть человека, предки которого пережили другую эпоху — время, когда кочевники царили в пустыне, прежде чем явились мы, чтобы уничтожить их ракетными ударами с вертолетов. Я даже сделал попытку произнести про себя молитву за этого парня из Сахары, закончившего свои дни в водах Атлантического океана, за воина песков, сгинувшего в мире, где для него не нашлось места.
Но нам следовало продолжать операцию. До конца было еще далеко.
Телефонная будка — я помнил, что мы натолкнулись на нее при входе в порт, в пустынном месте.
Я хотел, чтобы ивуарийские копы нашли «Steribox» с отпечатками пальцев «сёрфингиста». Какую бы версию событий они ни предпочли — несчастный случай или убийство, — им следовало знать, что именно белобрысый наркоторговец сделал укол.
Кроме того, я не желал, чтобы «сёрфингист» при первой же возможности вернулся на пристань и избавился от всех улик, которые я нарочно там оставил.
Ну и, наконец, в мои намерения не входило оставлять собственный голос, пусть даже измененный, на полицейской аудиозаписи.
Так что выбор у меня был невелик, даже если мои последующие действия подпортят механизм, который я собирал, импровизируя по мере необходимости.
Я зашел в кабинку вместе с белобрысым и набрал номер экстренного вызова полиции.
После чего протянул трубку наркоторговцу:
— Говоришь только, что в порту возле баржи есть труп, и всё. После чего тут же отсоединяешься. Уловил?
Он утвердительно кивнул, принимая трубку.
Когда мы вышли из кабинки, Карен находилась примерно в двадцати метрах от нас, высматривая то, что еще можно было разглядеть на пристани.
«Рехнуться можно, — подумал я. — Мне почти удалось привыкнуть к этому парню. Не то чтобы я находил его присутствие приятным, но, в конце концов, оно кажется мне вполне сносным».
