— Ну-у, в стране пребывания, которая тебе чужая, начинать диалог с чужим же политиком с размена ударами!.. — вспыхивает было искренним возмущением подполковник, словно оправдывается.
— Отставить. — Дед ведёт ладонью горизонтально над землёй. — Не продолжайте.
— Могу спросить причины? — куратор на чём-то настаивает.
Сейчас он холодный, чопорный и до кончиков шнурков корректный, как всегда.
Появляется ощущение невидимого контекста: они с прокурором знают нечто, недоступное другим. Дискутируют с позиций осведомлённости, а мы даже не понимаем подстрочника.
— Можете считать это моей встречной профессиональной деформацией. В случае подобных разборок в чужой стране, какая ваша цель? — видимо, прикрывающий нас небожитель только что снизошёл до объяснения.
Прикольно видеть Бака в роли студента, точнее, учащегося или курсанта.
— Задача из дома. Во время ЛЮБЫХ, — куратор подчёркивает интонацией, — подобных эскапад ТАМ единственной целью таких как я является задача из дома. — Он требовательно сверлит взглядом собеседника.
— Ну видите, — заместитель главного военного прокурора извлекает из кармана пустую сигаретную пачку. — Чёрт. Закончились.
Он начинает рассеянно хлопать себя по карманам и бесшумно шевелить губами, явно ругаясь.
— Держите, — хорошо, что у меня сигары Жойс всегда с собой. — Если не побрезгуете. — Протягиваю ему сразу пару. — Только это не сигареты, такое за три минуты не скуришь.
— Заначу за ухом, докурю потом. Хренасе, — старик по-уличному откусывает кончик, сплевывает его себе под ноги и прикуривает от пьезозажигалки. — Красота, — его глаза закрываются, рот расплывается в широкой улыбке. — Считайте, взятка принята, а-ха-ха. — Прелесть… Забытый вкус молодости… Подполковник, я о вас не забыл.
— Внимательно слежу за ходом вашей мысли.
— Когда вы контактируете с чужим политиком, по роду ваших занятий вы априори защищаете государственные интересы своей страны. По определению, если угодно. А я сейчас буду контактировать с нашими политиками, — Мартинес с наслаждением глубоко и быстро затягивается, раз за разом.
Я и не подозревал, что сигары можно употреблять подобным образом.
— Кажется, начинаю вас понимать, — предполагает Бак аккуратно.
— Именно. Я тоже сейчас буду защищать интересы своей страны, — дед подводит невидимую черту. — С террористами и подобными им мразями никаких переговоров везти нельзя, — он буднично сплевывает под ноги подходящей троице.
Это однозначно демонстрация, точнее, манифестация.
От шагающей поодаль группы поддержки отделяется Анна и рысью несётся к нам, чтоб взять меня под руку:
— Муниципалитет… — юристка буквально выплёвывает название. Судя по всему, она узнала кого-то из этих деятелей в лицо, поскольку смотрит на них то ли с ненавистью, то ли с презрением. — Моя фамилия Хаас. Никаких ваших бесед с нашим несовершеннолетним подзащитным через нашу голову не будет, только через законных представителей. Точка. Муниципалитет находится под Меморандумом.
— Ух ты, — похоже на попытку обесценивания.
— Это наша родина и мы будем её защищать. — Анна невозмутимо глядит в глаза мужику, который на голову выше ростом.
— Чёрт меня подери, если я хоть что-то понимаю в происходящем, — бормочу на портуньол.
Следующую пару секунд несовершеннолетняя на вид однокурсница легко выдерживает далеко не дружественные взгляды уже троих взрослых недоброжелателей.
— А от кого ты будешь защищать свою родину? — вкрадчиво спрашивает последний из них.
— Да хоть и от вас, — фыркает Хаас. — Если потребуется. Всеми доступными средствами и возможностями, в любой момент, в любом месте, хоть и здесь.
На её ладони тут же загорается шарик плазмы.
— Я доступно излагаю? — наследница юридического клана смотрится сейчас совсем не по-детски, хотя внешне похожа на ребёнка.
Я по-прежнему не успеваю за контекстом. Остаётся надеяться, Бак и прокурор поймут; глядишь, сориентируют по обстановке и дальнейшим действиям.
Аккуратно скашиваю взгляд вправо. Судя по лицу старика, он на вмешательство юной юристки тоже не рассчитывал:
— Госпожа Хаас, я искренне сожалею, что вы не представились мне раньше! На площади, — он даже коротко кланяется, точнее, кивком изображает аристократичный поклон из прошлого.
— На площади было не до того, — отмахивается соученица. — Там надо было ноги уносить и под обстрел не попасть, познакомиться не вышло.
Троица напротив нас заканчивает переглядываться и переходит к следующему такту:
— Господин Мартинес. Решением специализированного межведомственного суда официально объявляю вам… — затевает вальяжно самый дорогой штатский костюм.
Перед этим, правда, он не удержался и стрельнул глазами в сторону Анны.
Такое впечатление (Алекс внутри согласен), что мутные трое маленькой юристки сейчас боится больше, чем почти главного военного прокурора вкупе с моим куратором.
— Завязывайте ломать комедию, — настолько спокойно, что где-то флегматично перебивает Бак. — Будьте в конце концов мужиками.
Прикольно. Обычно он так не то что себя не ведёт, а даже и не думает подобным образом.
— Мы знаем, что вы знаете, что мы знаем, — лениво зевает куратор в продолжение сольного выступления. — Давайте сократим прелюдию? Переходите сразу к делу?
— Вы им сейчас всю игру ломаете, — веселится Мартинес, поддерживая общую линию конфронтации. — Они только собрались пугать меня расследованием независимой комиссии парламента.
— Зачем? — равнодушно интересуется куратор.
— Чтоб намекнуть, что имеют какой-то компромат. Предлагают быть посговорчивее.
— А потом что? — Бак зевает ещё более демонстративно. — Пугать ежа голой жо… спиной?
— Затем они планировали аккуратно перейти к изъятию вашего соискателя по очень спорной санкции суда, юрисдикция которого на Корпус вообще не распространяется, — поясняет Мартинес.
В отличие от меня, Хаас ориентируется в услышанном со скоростью звука:
— Но это же подлог⁈ — её возмущению нет предела.
Она требовательно дёргает прокурора за рукав:
— Если это правда, это же самая настоящая фабрикация⁈ Да я же собственной персоной здесь! На что они рассчитывают⁈
— Девонька моя, — совсем нешуточно вздыхает чин юстиции. — Знала б ты. — Он как будто в возрасте прибавляет после этих слов.
По-стариковски кладёт руку на плечо блондинки и, приобнимая, на мгновение становится похож на её любящего дедушку.
А Бак начинает жизнерадостно смеяться.
Причина его веселья от меня предсказуемо ускользает.
— Я знаю твою фамилию, — продолжает Мартинес. — Но это столица. Чтоб сэкономить время: подобный беспредел ещё далеко не самый вопиющий. Скажу больше, при определённых обстоятельствах у них были бы даже шансы на успе…
— Это у вас без шансов, — холодно цедит второй костюм. — Завязывайте свою комедию. Расследование против вас инициировано! Факт злоупотреблений практически доказан! Хорошая мина при плохой игре — не лучшая стратегия!
— О. Первый этап отработан, — весело кивает прокурор, продолжая дымить сигарой. — Время переходить ко второму. Буду краток: иди н****. — Дед резко вытягивает правую руку.
Средний костюм рефлекторно отшатывается от вспыхивающего перед носом кончика.
— Внимание! — старик словно закусывает удила, обращаясь к легионерам. — Проход!
По команде юстиции наша группа поддержки, как бы тут поделикатнее, механически перемещает троицу с дороги несмотря на сопротивление последней.
Разумеется, процесс сопровождается закономерными атрибутами: оторванный рукав, синяк под глазом, вывернутая за спину рука.
Пинок под задницу, после которого самый разговорчивый и непримиримый некуртуазно скользит по асфальту.
— Мелочь, но до чего приятно, — с видом медвежонка Винни-пуха констатирует Бак, переступая через одно из тел. — Прости, господи, что злорадствую; слаб духом, грешен.
— Вы все будете установлены! Вам это так не сойдёт с рук!