Никто не знает, откуда они пришли и зачем. Будучи изрядно навеселе, они попросились на постой до утра: «Нам бы только головы приткнуть!». Вот только гости не уточнили, до какого именно утра. Неделю спустя они всё ещё разгуливали по станции. А там и месяц миновал, и три, и полгода… Забавно, но так уж получилось, что тех, кто призывал гнать новых соседей в шею, скоренько забрал к себе Хозяин Туннелей: у одного сердечко прихватило, другой упал на рельсы да шею свернул, мало ли…
По метро поползли слухи, что, мол, колдуны завелись в Сечи. Да не просто колдуны, но с автоматами и саблями, хотя оружие им без надобности — одним лишь словом сразить умеют насмерть. Вспомнили и старинные легенды об атамане Сирке, которого турки и татары считали оборотнем и галдовником. Вот пришлых и окрестили его потомками.
И потянулись недобрые людишки в Сечь.
Загляни в шинок, шепни атаману просьбу, заплатив столь щедро, чтобы не рассмеялся в лицо тебе галдовник. И всё, недели не пройдёт, как сляжет от неведомой хвори твоя тёща на Житомирской или Берестейской. А не надо было притеснять зятька! Или потеряется в туннелях караван конкурента… Да мало ли, о чём можно попросить колдунов?
Всего лишь совпадения? Может быть. Но достоверность слухов Сайгон проверять не собирался.
Он отвернулся от шинка и принялся изучать местные достопримечательности — бюстики героев прошлого, расставленные вдоль края платформы. Вот бывший крепостной Шевченко. Рядом — сиделец концлагеря Бандера. А вот какой-то президент, Сайгон не помнил его имени. Надо же, и Кличко есть, не разобрать только, младший или старший, на одну ведь рожу…
— Тьфу, крестьяне! — Гильза сильнее нахлобучила шляпу. — А туда же, руки распускают! Везде мужики одинаковые!
Это она точно заметила — насчёт крестьян. Немало места на станции отведено под проволочные растяжки сплошь в белёсых слизких растениях, похожих на хмель и отростки картофеля. Не зная наверняка, тяжело узнать в этой ботве кукурузу, так сильно она мутировала. Обновлённый злак в Сечи культивировали уже не первый год.
Майор рассказывал, что работал на Политех до того, как станция разбогатела настолько, что позволила себе собственных мародёров. Так вот кукуруза — его заслуга. Политеховцы заказали найти выжившие злаки, уж больно им хлебушка хотелось. И тогда прожжённый радиацией, через слово кашляющий Майор принёс из рейда то самое растение, что нынче опутало проволоку, натянутую вдоль и поперёк путевой стены.
Перед Майором на коленях ползали, умоляя разыскать и доставить в метро свиней. Но с хрюшками не заладилось. Майор и сам мечтал поймать парочку розовых поросят, но на поверхности он так и не встретил ни единой твари, хотя бы отдалённо похожей на кабанчика!
Так говорил Майор. А слухи утверждали обратное: казаки таки раздобыли свиней. Потому Сайгон и зыркал по сторонам, высматривая копыта и пятачки. Мало ли что рассказывал Майор? Его послушай, так всё главное и нужное с поверхности принёс он — чуть ли не каждую панцирную сетку для кровати. Умел Майор себя показать. А вот с лыбидем не справился…
— Что это там, на растениях? Насекомые? — Лектор выглядел удивлённым. — Почему эти люди собирают их в миски? Есть будут? Ни на одной станции не едят таких насекомых…
Сайгон посмотрел на аборигенов, на четвереньках ползавших вдоль нижних проволочных рядов. Сообразив, в чём дело, он расхохотался. Вертухаи дружно уставились на него. Чего это чужак пасть раскрыл? Замышляет недоброе?
— Эти жуки… — всё ещё хихикая, выдавил из себя Сайгон. — Они… как бы тебе сказать… Ты когда-нибудь слышал о колорадских жуках? Нет? Это они и есть. Ничуть не изменились с тех пор, как я видел их у бабушки в огороде. Такие же полосатые. В метро, представляешь?! Кто бы мог подумать… Их не едят, братишка Лектор. Эти жуки портят урожай. Их убирают с растений и давят каблуками.
Нигериец прищурился:
— И однажды всех уничтожат?
— Сомневаюсь. Они везде выживут, хоть в кислоту их окуни. Думаю, они нужны, чтобы вечно досаждать нам. Таков план Создателя. Чтобы люди не расслаблялись.
Ошибочка вышла. Жуки, в прошлом опасные лишь для картофеля, мутировали. Внешне не отличаясь от предков, нынешние не прочь были полакомиться животным белком. Сайгон как раз торговался за свежую, пышущую жаром буханку (продавец сам подошёл к спасателям, вертухай нехотя его пропустил), когда раздался пронзительный вопль. Сайгон аж на месте подскочил.
Крестьянин, совсем ещё мальчишка, дёргался, пытаясь вытащить руку из сплетения проволоки и белёсых ветвей. Верещал он при этом так, будто его живьём жарили на вертеле.
К мальчишке, не мешкая, кинулись два худосочных парубка, что работали рядом с ним.
Со свистом развернулась цепь — Лектор хотел помочь бедолаге, но Байда его остановил, схватив за рукав. И такое у него было выражение лица, что нигериец застыл на месте, преградив путь и Сайгону. А ведь тот с буханкой в руках — пальцы впились в горячий хлеб — едва не спрыгнул с платформы в кукурузу.
Теперь понятно, почему огородники по самое темечко затянуты в брезентовые одежды, а головы их прикрыты матерчатыми шлемами. Защита от жуков!
Самый резвый из парубков, заметно хромающий, ткнул ржавым секатором в заросли.
На миг мальчишка, попавший в ловушку, замолчал — переводил дух.
В оглушительной тишине щёлкнул секатор, и ещё раз, и ещё — проволоки обвисли, хилые стебли кукурузы хрустко рвались под весом просевшей «грядки». Теперь мальчишка мог вытащить застрявшую руку.
От кончиков пальцев до локтя (рабочий балахон задрался) вся кожа на ней была покрыта мелкими полосатыми тельцами, которые вгрызались в плоть с невероятной скоростью.
Вот тебе, бабушка, и колорадский жук!
— Видрижте мени руку! — заголосил мальчишка, упав на колени. — Я бильше не можу![31]
— Цить! — оборвал его парубок, что ловко орудовал секатором. — Я кому кажу?! А ну цить! Руку йому видриж! А ще чого?![32]
Второй деловито, без суеты из армейской фляги полил травмированную руку оранжевой жидкостью. Мальчишка стиснул зубы от боли, но смолчал. Его трясло, он побледнел и, казалось, вот-вот свалится без чувств. Резко запахло сивухой.
Сайгон смотрел на руку мальца. Из-под кожи выползали всё новые и новые полосатые тельца. Жукам не нравилась оранжевая жидкость, они бежали от неё. Под такую приправу человечина, видать, не шла.
— Во фляге споры «надьки», настоянные на самогоне, — со знанием дела сказал подошедший Че. — И ещё что-то добавляют, не знаю что. Жуткая отрава. Кукуруза вянет мгновенно, чернеет. Но от колорада самое то. Проверено. Вы, конечно, в курсе, что такое «надька»?
Сайгон кивнул. Кто ж в метро не знает эту легенду? Все знают…
— Расскажи, — тихо попросил Лектор.
…Резню первых дней остановила лишь эпидемия. Страшное время, вспоминать не хочется, но и забывать нельзя. Метро было завалено смердящими трупами. Умер каждый второй из спасшихся от войны на поверхности.
Кто-то падал в корчах, задыхался. Иных валил сердечный приступ. Были и такие, кто отказывался принимать пищу и погибал от голода. Самоубийства стали нормой… А потом всё закончилось. Как отрезало.
По туннелям двинули пророки с Житомирской, посланцы патриарха Всея Метро отца Никодима. Одетые в хламиды, они проповедовали смирение. Мол, постигла нас кара, хоть и оказались мы милостью Его на Ковчеге, сокрытом землёй и бетоном. Покаемся, братия, и минует напасть! Спасёмся, лишь отринув суетное и уверовав в Господа!
В пророках чувствовались армейская выправка и лютый фанатизм. Вместо Устава гарнизонной службы — Библия. Шило на мыло, если разобраться.
Многие уцелевшие после эпидемии поддались уговорам пророков. Их крестили, заново обращая в христианство, ибо пророки вещали о том, что прежняя религия сгорела в ядерном огне вместе с грехами мира.
И вроде всё наладилось, и власть патриарха Никодима распространилась на все станции, включая воровскую Вокзальную. В метро воцарились мир да любовь. Законом стали заповеди, переиначенные под новые реалии. Какие ещё ослы и волы? Не возжелай автомата ближнего своего! Убери лапы от патронов его! У нас тут своя лавра. Круче той, где покоятся Илья Муромец и Нестор Летописец![33]
А потом началась вторая эпидемия. И Царствие Господне рухнуло вмиг.
Байда замолчал.
Сайгон вздохнул. Его зацепило во второй раз. Две недели валялся, мечтая сдохнуть. Мышцы сводило судорогой. И боль. Боль. Бесконечная боль. Именно в те дни он впервые услышал о Хозяине Туннелей, который разозлился на людей за то, что они внесли в его пределы иного бога. Рассказывали, что Хозяин Туннелей — чуть ли не чёрт рогатый.
Ерунда! Хозяин Туннелей — это само метро, его сущность. Это совокупность людей, животных, проводов, тюбингов и прочего, что есть в подземке. Это организм, частью которого является каждый из обитателей подземелья, каждая кровать, каждый патрон, принесённый сюда с поверхности. Сайгон это чётко уяснил, валяясь в бреду посреди платформы, куда сносили больных.
