— Прими мои поздравления, вор, — произносит она. Низкий голос звучит ровно, но в нем угадываются презрительные нотки. — Побег удался.
— Надеюсь, что так. Насколько мне известно, все это может оказаться одной из новых игр «Дилеммы». До сих пор архонты вели себя достаточно последовательно, но трудно не стать параноиком, если ты действительно попал к ним в виртуальный ад.
Между ног у меня что-то дрогнуло — по крайней мере, здесь все в порядке.
— Извини. Я столько времени провел в заточении, — говорю я, изучая свою возбужденную плоть с отстраненным интересом.
— Я вижу, — нахмурившись, отвечает она.
На ее лице появляется странное выражение — смесь раздражения и возбуждения — и я понимаю, что она, должно быть, прислушивается к биотической связи и отчасти ощущает то же, что и я. Значит, еще один надзиратель.
— Можешь мне поверить, ты выбрался оттуда. И это потребовало значительных затрат. В Тюрьме, безусловно, еще остается несколько миллионов тебя, так что можешь считать себя счастливчиком.
Я хватаюсь рукой за поручень на центральной оси и передвигаюсь за один из бонсаев, скрывая свою наготу подобно Адаму. Из-под листьев вылетает целое облако бабочек. Движение кажется таким странным: мышцы моего нового тела еще только пробуждаются.
— Юная леди, у меня есть имя. — Я протягиваю ей руку поверх дерева. Она нерешительно пожимает ее. Я отвечаю самым крепким рукопожатием, на какое способен. Выражение ее лица не меняется. — Жан ле Фламбер к вашим услугам. Хотя ты абсолютно права. — Я беру в руку цепочку на ее ноге. Она извивается в пальцах, как живая. Змея из драгоценных камней. — Я вор.
Ее глаза широко раскрываются. Шрам на щеке чернеет. И я внезапно оказываюсь в преисподней.
Я бесплотная точка в темноте, я неспособен думать. Мой разум зажат в тиски. Что-то сдавливает меня со всех сторон, не пропуская ни мыслей, ни воспоминаний, ни ощущений. Это в тысячу раз хуже, чем пребывание в Тюрьме. И длится целую вечность.
А потом я возвращаюсь, тяжело дыша, с болью в животе, и вокруг летают сгустки желчи. Но я бесконечно благодарен за каждое ощущение.
— Никогда больше не смей так делать, — резко произносит она. — Твой разум и тело предоставлены тебе на время, понятно? Укради то, что тебе скажут, и тебе позволят все это сохранить.
Драгоценная цепь по-прежнему обвивает ее лодыжку. На щеке подергивается мускул.
По опыту пребывания в Тюрьме я знаю, что лучше заткнуться и прекратить пререкания, но человек-цветок, живущий во мне, должен высказаться, и я не в силах его остановить.
— Слишком поздно, — говорю я, еще не отдышавшись.
— Что?
Морщинка, появившаяся на ее гладком лбу, по-своему прекрасна — словно мазок кисти.
— Я исправился. Вы вытащили меня слишком поздно. Теперь, мадемуазель, я законченный альтруист, существо, исполненное доброжелательности и любви к ближнему. Я даже подумать не могу о том, чтобы принять участие в каком-то противозаконном деле, даже ради моей прекрасной спасительницы.
Она пристально смотрит мне в лицо.
— Очень хорошо.
— Очень хорошо?
— Если ты мне не подходишь, придется вернуться и взять кого-нибудь другого. «Перхонен»,[8] заключи его, пожалуйста, в сферу и выброси наружу.
Несколько мгновений мы молча смотрим друг на друга. Я чувствую себя глупцом. Я слишком долго метался между предательством и сотрудничеством. Пора выбираться из этой ловушки. Я первым отвожу взгляд.
— Подожди, — медленно произношу я. — Теперь, когда ты об этом заговорила, мне кажется, что я, возможно, сумею восстановить некоторые корыстные побуждения. Я уже чувствую, как они возвращаются.
— Я так и думала, что они вернутся, — отвечает она. — В конце концов, ты считался неисправимым.
— Итак, что же дальше?
— Скоро узнаешь, — обещает она. — Меня зовут Миели. Это «Перхонен», мой корабль. — Она делает широкий жест. — Пока ты находишься здесь, мы — твои боги.
— Куутар и Ильматар?[9] — спрашиваю я, называя оортианских богов.
— Может быть. Или Человек Тьмы, если хочешь.
Она улыбается. Вспоминая о том месте, куда она только что отправила меня, я вижу в ней мрачного оортианского бога бездны.
— «Перхонен» покажет тебе твою каюту.
Вор уходит, и Миели опускается в кресло пилота. Она чувствует себя измотанной, хотя биотическая связь — которая вместе с «Перхонен» ждала ее несколько месяцев — сигнализирует, что она прекрасно отдохнула. Но душевный разлад намного хуже обычной усталости.
В Тюрьме была я? Или кто-то другой?
Она вспоминает долгие недели подготовки, дни, проведенные в квантовом скафандре, замедляющем время, готовность совершить преступление только ради того, чтобы быть схваченной архонтами и попасть в Тюрьму. Целую вечность в камере, в полусне давних воспоминаний. А затем стремительный побег по небу с помощью Пеллегрини, пробуждение в новом теле, дрожь и слабость.
И все ради вора.
А теперь еще и квантовая связь, соединяющая ее с телом, которое создала для вора Пеллегрини, постоянное чтение его мыслей. Словно лежишь рядом с незнакомцем и ощущаешь, как тот ворочается во сне. Богиня Соборности наверняка доведет ее до сумасшествия.
Он прикоснулся к камням Сюдян. Гнев помогает, но не надолго. Нет, дело не только в нем, но и в ней.
— Я отделалась от вора, — заявляет «Перхонен».
Этот теплый голос в ее голове, по крайней мере, принадлежит ей, а не имитирован Тюрьмой. Миели берет в ладони одну из бабочек, и трепещущие крылышки щекочут ей кожу, словно в руках бьется пульс.
— Ощущаешь влюбленность? — насмешливо спрашивает корабль.
— Нет, — отвечает Миели. — Я просто скучала по тебе.
— Я тоже, — признается корабль.
Бабочка вылетает из ее рук и вьется над головой.
— Это было ужасно: оставаться в одиночестве и ждать тебя.
— Я знаю, — говорит Миели. — Прости.
Внезапно у нее возникает какое-то тревожное ощущение. Какой-то разрыв в мыслях, словно что-то было вырезано, а затем вставлено заново. Вернулась ли я из Тюрьмы прежней? Миели знает, что могла бы обратиться к метамозгу Соборности, попросить выделить это ощущение, локализовать и удалить. Но это недостойно воина Оорта.
— Ты плохо себя чувствуешь. Нельзя было тебя туда отпускать, — сожалеет «Перхонен». — Это не пошло тебе на пользу. Она не должна была заставлять тебя это делать.
— Ш-ш-ш, — предостерегает Миели. — Она услышит.
Но уже поздно.
Глупый корабль, говорит Пеллегрини. Тебе следовало бы усвоить, что я всегда забочусь о своих детях.
Пеллегрини уже здесь, она парит над Миели.
Непослушная девочка, продолжает она. Ты не воспользовалась моими дарами. Дай-ка, я посмотрю.
Она грациозно опускается рядом с Миели, скрестив ноги, словно под действием земной силы тяжести. Затем прикасается к щеке Миели и пристально смотрит своими карими глазами в ее глаза. У Пеллегрини теплые пальцы, только одно из ее колец остается холодной черточкой, как раз на том месте, где находится шрам. Миели вдыхает запах ее духов. В голове что-то поворачивается, шестеренки механизма сдвигаются и со щелчком встают на свои места. Внезапно ее мысли становятся гладкими, словно шелк.
Ну, так лучше? Когда-нибудь ты поймешь, что наши методы работают. Не стоит гадать, кто есть кто, надо понять, что все это ты.
Тревога угасает, как огонь под потоком холодной воды. От неожиданного облегчения Миели едва сдерживает слезы. Она готова расплакаться, но только не перед ней. Поэтому она просто открывает глаза и ждет, готовая повиноваться.
Ни слова благодарности? Очень хорошо.
Пеллегрини открывает свою сумочку, достает маленький белый цилиндр и подносит ко рту. Один конец цилиндра загорается и выпускает дурно пахнущий дым.
Итак, скажи мне: что ты думаешь о моем воре?
— Судить — не мое дело, — тихо произносит Миели. — Я живу, чтобы служить.
Хороший ответ, хотя и немного скучный. Разве вор не хорош? Ну же, отвечай начистоту. Неужели ты будешь тосковать по своей малышке-любовнице рядом с таким, как он?
— Он нам нужен? Я могу это сделать. Позволь мне служить, как я служила прежде…
Безупречно красивые губы Пеллегрини изгибаются в улыбке.
Не в этот раз. Ты хоть и не самая могущественная из моих слуг, зато самая преданная. Слушайся меня, и твоя вера будет вознаграждена.
После этого она исчезает, а Миели остается одна в кресле пилота, и вокруг ее головы порхают бабочки.
Моя каюта не намного просторнее стенного шкафа. Я пытаюсь проглотить протеиновый молочный коктейль из фабрикатора, прикрепленного к стене, но мое новое тело еще не приспособилось усваивать пищу. Пришлось некоторое время провести на вакуумном унитазе — автономно работающем контейнере, который выскакивает из стены и прикрепляется к заднице. Похоже, оортианские корабли не отличаются высоким комфортом.
