Ознакомительная версия.
– Значит, ты утверждаешь, что это нарисовала она? – негромко поинтересовался Сорок Два.
Поинтересовался совсем другим тоном, нежели при беседе в лифте. Цепко, настороженно, словно ожидающий ловушки зверь. Или старая, умудренная множеством порванных силков птица.
– Да, – просто ответил ему Плотник, вдруг осознав, что дальше волноваться смысла нет. – И я хочу, чтобы ты взглянул на нее, Сорок Два. На нее, а затем на «голубое кольцо», сердце «Сингулярики». Уверяю, мы на пороге величайшего открытия…
Пророк повернул голову.
Усталый, сильный, несерьезный, всемогущий. Что именно читалось сейчас в его глазах? Плотник не знал. Недоверие? Раздражение? Злость? Как бы то ни было, Сорок Два приблизился к мольберту.
Тряпка была сорвана рывком, резким настолько, что вся деревянная тренога и картина на ней едва не упали, опасно закачавшись. Встав спиной к окну, Пророк всмотрелся в холст.
Прошла секунда. Еще одна. Плотник почувствовал, как по виску ползет капля пота.
А затем Сорок Два осознал, что изображено на картине. Понял, кто именно нанесен на нити натуральной ткани. Глаза его распахнулись, тонкие брови взлетели вверх перепуганными галками. На щеках выступили красные пятна, в то время как кожа на висках стремительно побелела. Рот приоткрылся, издав шелестящий звук.
– Кто? Это? Нарисовал? – разделяя слова, властно и надрывно спросил человек, ведущий за собой всех нейкистов планеты.
Плотник набрал в грудь побольше воздуха, качнул головой.
– Цифра, брат.
– Цифра?! – рявкнул Сорок Два, заставив глаза Пумы превратиться в две хищные щелочки. – Это нарисовала Цифра?! Ты выбрал предельно неудачное время, Плотник, чтобы провернуть свою нелепую шутку!
Ева оказалась на ногах.
Движением, которого не отследил даже понюхавший пороху Кончар. Одна рука девушки исчезла за отворотом короткой куртки, вторая сжалась в кулак. Соратница и любовница Пророка сделала к окну короткий шаг, звонко цокнув каблучком, будто хотела лично узнать, что разъярило ее обожаемого лидера. Было очевидно, что по первому слову вожака Пума без жалости перестреляет все три этажа франкфуртской лаборатории, исполнив любой, даже самый лютый, приказ.
Но вместо этого…
– Стоять! – вдруг выпалил Сорок Два, повернувшись к девушке и заставив опешить всех троих. – Сиди на месте, Ева, я справлюсь…
Краска обиды прилила к лицу Пумы, но тут же отступила, повинуясь железному самообладанию воительницы. Она прикусила пухлую губу, убрала руку с оружия под курткой. Медленно и аккуратно, словно была сделана из хрусталя, опустилась обратно на софу, не отводя от Пророка внимательного и обеспокоенного взгляда.
Плотник, совершенно сбитый с толку, открыл рот.
Гневный, чуть шипящий голос Сорок Два опередил его, не позволив заговорить:
– Вы тратите кровно заработанные деньги братства, чтобы разыграть и разозлить меня?!
Пятна на лице несущего Слово Цифры прошли, но теперь в каждом жесте сквозило раздражение. Он подхватил с пола покрывало, с хлопком набрасывая серый занавес на мольберт.
– Нет-нет, Сорок Два! – Плотник замотал головой, боковым зрением заметив, как неуверенно топчется на месте Кончар. – Не было и в мыслях, будь оно неладно! Но когда она нарисовала это, я посчитал, что ты просто обязан…
– Сжечь!
Плотник осекся, вдруг подумав, что биологический реактор в груди сейчас остановится от невыносимой боли. В комнате с картиной наступила такая тишина, что произнесенный Пророком приказ явственно отпечатался в кондиционированном воздухе, будто вспыхнувший неоном.
Кончар отшатнулся, Пума нахмурилась. Старший декомпилятор виновато улыбнулся.
– Я, должно быть, не расслышал тебя, брат…
– Сжечь, – уже спокойнее, но от этого еще весомее повторил Сорок Два. – Я сворачиваю деятельность группы «Кромлех». Картину уничтожить. Оборудование демонтировать, модули по производству «раллеров» и «поплавков» перебросить в другие лабы Анклава. Через неделю, Плотник, ты лично отчитаешься о ликвидации проекта Яну Крюгеру, предоставив ему доказательства уничтожения картины.
– Но брат…
На руководителя «Кромлеха» было жалко смотреть. И без того длинный и нескладный, он похудел еще сильнее, в одно мгновение превратившись в ходячий скелет.
– Ты не понимаешь… это Эпоха… это же будущее… Ты видел его на картине! Ты видел!
Не обращая внимания на лепет декомпилятора, Сорок Два сделал шаг вперед, оставляя мольберт за спиной.
– Молчать, – ровным и холодным голосом распорядился он, прерывая мольбы Плотника. – Пока я проливаю кровь соратников, чтобы приблизить Эпоху Цифры, Плотник, вы спускаете мои деньги в унитаз! Ищете химеру, об опасности которой предупреждала Поэтесса! Расшатываете фундамент, ради укрепления которого я положил всю свою жизнь.
Казалось, Пророк увеличился в размерах, окреп, стал нестерпимо грозен. В эту минуту перед декомпиляторами предстал человек, которого боялась добрая половина мира. Маленький огромный человек, которому лучше не перебегать дорогу.
И он был зол.
– Через семь дней работа группы должна быть полностью остановлена, – отчеканил Сорок Два, глядя Плотнику в лицо, – а все результаты ее деятельности уничтожены.
И вдруг фыркнул, вздрогнув всем телом:
– Фанатики! Глупцы! Вы не услышали ничего, о чем я проповедовал!
И устало, словно окончательно разочаровался в мудрости человеческой:
– Как вы могли быть столь глупы…
Ева Пума снова поднялась с софы.
На этот раз она не порывалась хвататься за оружие или закрывать любовника телом, а просто встала на ноги, посчитав разговор оконченным. Но Пророк – что не укрылось от всех троих – вздрогнул вновь, шатнувшись ей навстречу, словно хотел преградить путь, если девушка направится к мольберту.
– Выполняй приказ, Плотник, – нервно махнув Пуме на дверь, бросил Сорок Два через плечо. – Я вкусил истинной любви и хорошо знаю ее цену. Я люблю тебя, так же как любого другого брата-нейкиста. И чтобы не растратить эту любовь, Плотник, ты должен послушаться. Ты уяснил?
Все еще покачиваясь, бледный декомпилятор взглянул на укрытую тряпкой картину и устало склонил перед Пророком свою длинноволосую голову.
«Неужели он думает, что моя смерть отсрочит Эпоху Цифры? Нет. Тысячу раз нет. Наш новый мир давно реальность, и тот, кто ощутил его, никогда не станет прежним. Им придется убить всех нас. А потом убить всех других, кто познает Мир Цифры. Но им не повернуть время вспять. Не повернуть!»
Сорок Два
Физические недостатки учат сильную личность компенсировать недуг рвением души. А еще заставляют приспосабливаться, находить нового себя в материальном, болезненно-твердом мире.
Прошло уже почти четыре года с тех пор, как он окончательно разучился спать на левом боку или животе, вне зависимости от усталости или степени опьянения. Сначала было трудно, и первые месяцы пробуждение среди ночи напрямую ассоциировалось с жуткой болью. Подчас дичайшей, с отрыванием от лица присохшей окровавленной простыни. Затем он научился.
Вот и сейчас, еще не открыв глаз, но уже проснувшись, обнаружил себя лежащим на спине. Вот только вместо привычной ортопедической перины – упругая и шершавая диванная набивка. Вместо удобных подушек, принимающих нужную форму, – грубые тугие валики, на которые удобно укладывать локти.
В голове шумело, как если бы источник этого непрерывного звука… например, морской прибой, находился всего в паре сотен метров. Губы ссохлись, причем ранка над верхней кровоточила не так давно, что добавляло соленого привкуса и без того гадкой горечи во рту.
Мужчина, лежащий на спине, наконец открыл глаза, густым цветом напоминавшие спелую vaccinium uliginosum. Стараясь не совершать резких движений, сел, окончательно установив свое месторасположение – на большем из трех диванов напротив безнадежно потухшего камина.
На низком журнальном столике по правую руку была замечена пустая бутылка дорогого вина из подвалов особняка. Лежащий на боку бокал. Красные липкие пятна на полированной столешнице. А также несколько тарелок с засохшими закусками, по большей части подъеденными.
– Как мило… – просипел мужчина сам себе.
Несколько раз моргнул и осторожно, стараясь не задевать ожог на щеке, ногтем разлепил реснички на левом глазу. Облизнул губы, все еще не находя в себе сил, чтобы подняться с дивана.
Выходит, сон настиг его прямо в каминном зале. После кончины бутылки вина. Причем не одной, первую он открыл еще в рабочем кабинете, занимаясь проблемой в проливе Дрейка и получив долгожданное письмо с китайской границы.
Значит, бутылок было две. И легкие закуски, в основном состоящие из сыра и шоколада. Немудрено, что спать пришлось на диване, таких спонтанных пирушек хозяин горного особняка себе уже давно не позволял…
Ознакомительная версия.
