Вячеслав Маликов - Без пистолета, без имени

— Идём умываться и спать?

— А умываться вы в одну ванную пойдёте? — испытывающим голосом спросил плюшевый медвежонок, вставая между девочками. Росту в нём было от силы полметра, поэтому и Ишика и Настя наклонили головы, чтобы видеть его.

— Конечно, — кивнула Ишика. — И одновременно. А что?

— Не обращай внимания: у него бывает паранойя, — отмахнулась Настя.

— А, ну тогда ничего. Идём.

— Как такое могло произойти!? — Диктатор хмуро обвёл взглядом собравшихся. Никто глаз не опустил, но все чувствовали себя неловко. Помолчав и испытующе оглядев своих соратников, Диктатор добавил:

— Вы хоть понимаете, чем это грозит? Просторное помещение занимал лишь один узкий прямоугольный стол, во главе которого сидел сам Диктатор, а по обе стороны стола — восемь его товарищей. Окна были занавешены тяжёлыми плотными пуленепробиваемыми портьерами из эластичного броневолокна. В зале царил полумрак, освещаемый горящим камином, около которого лежала аккуратная поленица о десяток берёзовых брёвен.

— Олег Дмитриевич?

— Да, Прохор Пантелеевич? — Диктатор кивнул Коммунистову — своему соратнику, узурпаткомиссару военного ведомства.

— Думаю, главная вина на мне — я не смог предугадать, что моя дочь решит сбежать из дома.

— Ты мне лучше объясни, Прохор Пантелеевич, почему она это сделала? Зачем утащила с собой Славу? Она разве не понимает, что она — самый лакомый заложник для врагов России?

— Олег Дмитриевич, закидали вопросами Прохора Пантелеевича, — укоризненно покачал головой Матвей Инокентич, сидевший по правую руку от Диктатора Беднякова.

— Так пущай отвечает! — со злобой ударил Диктатор по столу.

— И отвечу! — в ответ хватил по столу Коммунистов, вставая со стула.

— Садись, — приказал Бедняков, зло посмотрев снизу вверх на военного узурпаткомиссара.

— Ты понимаешь, Прохор, что я не смогу дать девочке умереть, если её захватят терористы или любая военная армия. Как и в предыдущие тысячелетия, наша страна ненавидима всеми, хотя и победила. Наверное, потому и ненавидима, что всегда мы побеждаем. Но сейчас другие времена, не Наполеоновские. Ядерное, химическое или биологическое оружие распространено по Земле, словно вода. И времена чести давно прошли. Сейчас солдаты носят не яркие пёстрые мундиры и не зелёную защитную форму, а хамелеон-комбинезоны и чёрные маски. С ними воевать трудно. Понимаешь? А наши семьи — самое уязвимое место нашей страны. Понимаешь?

— Понимаю, Диктатор.

— Хорошо. Отвечать будешь?

— Буду, — кивнул Прохор Коммунистов. Сидевший по левую руку от него узурпаткомиссар по вопросам коммуникаций и электроники, подал ему стакан с минеральной водой. Прохор сделал глоток и ответил:

— Сбежала она, потому как считает, что я плохой.

— Почему? — резко переспросил Диктатор.

— Из-за Чистилища, — просто и кратко ответил Коммунистов.

— Как дитя малое…

— Ну не понимает она ещё всех планов Диктата, — попытался оправдать дочь узурпаткомиссар.

— А ей и не надо понимать наших планов! Ей надо верить отцу! Тебе! — Диктатор ткнул пальцем в сидящего слева от него узурпаткомиссара.

— Трудно мне, — устало и тихо ответил Прохор. — Трудно растить одному дочь, когда меня самого не бывало в последнее время дома неделями.

— Ты жалуешься? — удивился Диктатор. — Кто-то виноват за тебя? Хотел бы время провести с дочерью, передал бы дела заместителям и проводил его с семьёй! Тебе интерактивной системы контроля за делами не хватает? Или чего? Так! — Диктатор обвёл взглядом собравшихся. — Нужно время на семьи — берите это время! Самая дорогая валюта этого мира — это время! Самые дорогие вещи… нет, не вещи, не знаю как сказать, но самые дорогие наши приобретения в этом мире — это близкие нам люди! Они выше и ценнее всего. И нашей высшей валюты — времени, и самого нашего дорого дома — Родины! О Родине всегда найдётся кому позаботиться, есть кому подставить вам плечо в этом деле. А с близкими людьми такое не проканает! Никто не подставит вам плечо, когда вы в ссоре с самыми близкими и родными людьми! Всем ясно? Я ясно расставил акценты? Все закивали, одобрительно угукая. Бедняков повернул лицо к Коммунистову:

— Остальные мои вопросы?

— Медведя она взяла, потому что это её любимая игрушка и ближайший друг.

— А ничего, что он хранит в своей памяти коды к 75 поцентам запусков?

— Она этого не знает…

— Мы можем сменить коды ко всем запускам, — предложил узурпаткоммисар по вопросам коммуникаций и электроники.

— Долго и нудно. Думаю, команда уже дана?

— Ваша правда, Диктатор, — кивнул узурпаткомиссар Хлестов, невысокий и плотненький выходец из Сибири. — Уже меняем.

— Хоть в этом успеваем. А что делать с картами штабов, которые хранятся там же? В памяти Славы? Заменим всю планету?

— С этим никак. Базы, коммуникации и магистрали мы не сможем передвинуть, — покачал головой Коммунистов.

— Вот-вот. Третий вопрос?

— Понимает, конечно, что она хорошая мишень. Но она цель для врагов Диктата, а его она не любит, раз не любит меня, олицетворение оного для неё.

— Слушай, Прохор Пантелеевич, — Диктатор сощурил глаза. — Я тебя расстреляю.

Я тебе серьёзно это говорю. Мы тут убиваемся, строим на руинах страну, Родину! А ты с дочерью наладить отношения не можешь. Какой же ты узурпаткомиссар, если у тебя дома не всё в порядке? И эти твои личные проблемы создают проблемы нам всем — всей стране.

— Я верну её! — вскинул голову Коммунистов.

— Как же, отпустить тебя во враждебную страну? Чтобы из тебя там все секреты Диктата выпытали наркотиками? Я отправлю туда чекистов. Взвод.

— Много, Олег Дмитриевич, — возразил Матвей Инокентич.

— Самое то, — отрезал Диктатор.

— Нельзя чекистов, — отрицательно помотал головой Прохор.

— Почему это?

— Она опять сбежит. Нельзя её силой домой ворочать.

— А что ты предлагаешь? Я не могу тебя послать…

— Только я могу её вернуть. Раз и навсегда, — объяснил Прохор. — Поговорив и убедив.

— Мы можем стереть ему память и заслать как «стёртого» агента. Он будет знать что ему надо найти конкретную девочку и всё. Его брать будет бесполезно — у врага нет нужного оборудования, чтобы вернуть ему память, буде он взят до того, как найдёт свою дочь, — предложил узурпаткомиссар комиссариата труда Хохликов.

— А когда найдёт? Смысл его посылать такого, если он дочь не узнает. Чем это лучше взвода чекистов?

— А когда найдёт, сработает подсознательная программа, которая вернёт ему память.

— Всё равно не понимаю, — пожал плечами Диктатор.

— Таким образом он её сам найдёт и ему вернётся тут же память и он сможет всё с ней обсудить и уговорить.

— Ну а на обратном пути его возьмут враги? Когда уже память к нему вернётся? — задал вопрос узурпаткомиссар Хлестов.

— А вот тут-то и вступают в игру чекисты. Взвод чекистов, — закончил с улыбкой Хохликов.

— А почему чекистам её не найти и не привести к отцу, чтобы он поговорил?

— Это будет в глазах девочки нечестным, и она и слушать не станет отца. Так как, Олег Дмитриевич?

— Звучит как-то заумно, но, в целом, одобряю, — медленно согласился Диктатор.

— Прохор Пантелеевич, ты как?

— Согласен, Олег Дмитриевич.

— А что у нас там с обстановкой в этом Гонконге-то? — Диктатор обратился к собравшимся. — Куда я посылаю своего комиссара?

— Территория подконтрольна нам, как и все остальные территории. На временной основе там размещён иракский пехотный полк Навухудоносор и немецкая танковая дивизия Гиммлер. Небо прикрывает космическая платформа Делавар, до войны подконтрольная силам НАТО, — доложил Коммунистов. — Чекистов там наших нет. Связь вооружённых сил со Ставкой — с нами — поддерживает майор ВМФ России Пеплодуев.

— Отлично. А сами Гонконгские силы где?

— Пехотные соединения разбросаны по Африке и Южной Америке, два механизированных корпуса — в Казахстане и Нидерландах соответственно. Воздушных сил у них к концу войны не осталось, оборону держали Королевские ВВС Великобритании, но они относятся к Европейской территории и в данном случае не учитываются.

— Хорошо мы их потасовали, — усмехнулся Диктатор. В ответ с улыбками закивали все узурпаткомиссары кроме Коммунистова — воспоминания годовой давности, когда весь мир был поставлен перед фактом перемещения войсковых частей проигравших сторон в другие страны. И пришлось ведь перемещать — куда деваться?

— В общем, я думаю, Прохор Пантелеевич, ты справишься.

— Справлюсь, Олег Дмитриевич!

— И медведя верни! — Диктатор показал Коммунистову кулак. — А не то расстреляю. И поделом будет.