Сейчас я понимаю, что легче бы было разделить их, переделать и использовать по собственному усмотрению. Но зачем? Мне это не было нужно. У других были свои счеты. Свои.
Пройти со щитом-это звучит красиво. Не беда, что придется идти по костям и по колено в крови-это дело принципа. Брезгливым среди нас не место. И если мы все будем спускать на тормозах-что от нас останется? Кучка сильных-которые съедят друг друга. Но люди не погибнут. Потому что слабых достаточно. В слабости сила, в умении ударить из-за угла и убежать. Без таких людей не было бы человечества, без человечества не было бы человечности. Толпы людей шли тем сентябрьским днем под знаменем человечности, и никто об этом не подозревал. Самые главные подвиги и самые громкие преступления совершаются ради всех нас-по незнанию. Если бы не было людей, не было бы ничего-ни меня, ни его, никого. Некому было бы смотреть на звезды. Никто бы ни о чем не вспоминал, не шел, щурясь от ветра, вперед и вперед; никто не нес бы знамя человечности под аккомпанемент хруста костей; наконец, никто не придумал бы, не воплотил и не заправил бензином тот новенький «Вольво». Из него вышел один из героев. Другой уже подходит справа.
Честно говоря, мне не хочется об этом вспоминать.
Она приехала на машине. Он пришел пешком. Она высокая. Он высокий. Они были общительными. Они сразу понравились друг другу. И стали главными действующими лицами. Он и она не были ими-в некоторых, весьма специфических смыслах этого слова. Они были отдельно-но в моем сознании они ассоциируются. Иногда я сам себя считаю мерой вещей. Нет для меня объективной истины-потому что ее воспринимаю я. Сам для себя. А другие могут понять ее по-другому.
Кусок горного хрусталя. Трещинка делит его пополам. Я вижу трещинку. Для меня она существует в куске хрусталя. Он видит трещинку. Для него она существует. Они слишком заняты собой. Для них трещинка не существует. Пока они не обратят на нее внимания.
Случалось ли вам грезить наяву? Когда вы не воспринимали окружающее-совсем? Помните выход из этого состояния-как резкий звонок будильника, наваливаются звуки, образы; осязание входит в вены; где-то в сонной артерии зарождаются мысли. Они несут понимание действительности. Были и другие. В которые вы погружались, оставляя действительность. Что, если можно не думать об окружающем? Не видеть с открытыми глазами, не чувствовать даже кожи. И жить. Останется ли тогда объективная реальность? Будет ли она жить без меня? Если о ней не думать, а? Может, я и есть тот самый человек. Единственный в своем роде. И все мы-отражение моих мыслей. Что будет в отражении зеркала в самом себе? Как я выгляжу со стороны? Надеюсь, я достаточно человечен для этого мира.
Он и она были порознь-и в то же время вместе. Я не обращал на них внимания. Не видел мою судьбу-созданную, заметим, моими мыслями. Надо же-я первый придумал свою судьбу. Или нет. Смерть приходит всегда в лице чего-то. Ничто в лице нечто. Тогда ее можно победить. Ничем стать нельзя-можно превратиться во что-то. Я не готов. Мне надо все осмыслить и тогда начать последнюю битву. Последняя битва со смертью-как это романтично. Если победа будет за нами…я перестану быть человеком. Или стану. Тем самым, настоящим. Или жизнью. Или смертью.
Когда-то один из первых людей (живших еще до появления амеб) придумал замечательную штуку. Что все должно исчезнуть. Все, что исчезает, есть. То, что вечно-того нет. Он стал смертью. В наказание. Он стал вечным, непреходящим. Его не стало.
Мне надо все обдумать и подготовиться. А я не могу. Мысли не те. Может, я существую лишь в мыслях. Где они?
Не могу думать о вечном, его нет. Я думаю о ней. О нем. О нас.
С ней я сблизился лишь на второй год работы. И мой друг подружился тоже. Из-за нее мы рассорились. Она была нужна нам-но по отдельности. Потом я стал утверждать, что ей движут лишь мотивы мести. Она не может терпеть их. И сойтись на почве взаимной ненависти не получится, не тот случай. Люди сказали: «Враг моего врага-мой друг.» Правильно-потому что по-человечески. А тут не тот случай. Их она не любила, за то, что они были сами собой. Ими. Они нужны были раздельно. Как котлеты с мухами. Моему другу достались мухи. Давно. Теперь пришла его очередь насладиться котлетами.
А я все видел. И не смог его предупредить. Хотел-но не стал. Решил проверить свои догадки и его заодно. Он не выдержал экзамен…в итоге. Просто не мог поверить в то, что человека можно заменить. Нельзя…и можно. Этого не объяснить.
Он мог держаться только до тех пор, пока существовали они. И стремился их уничтожить. Он не видел, я не сказал. О чем нам теперь говорить?
Их не смогли разделить. Пришлось уничтожать. Он мог держаться, пока он не хотел вмешиваться. Так не могло долго продолжаться. Хорошо, что все случилось в мае. Наступала пора отпусков…Мы смогли пройти через это. Но мой друг…он оказался никому не нужен. Что-то случилось после мая. В июне. Я ничего не видел. В июле, наверное. И ладно. Мы не можем остановить время-тогда пусть идет.
Все уже сказано. Что было. Что стало. Один вопрос остался…что должно было быть. Теперь я знаю ответ. Однако рассказывать про «потом»? Я смотрю на звезды. Мне хорошо. И память проснулась. Она хочет есть…зачем ей моя душа? Стоит перед глазами та сцена, дешевая сценка из второсортного боевика. Самое интересное, что ее не было никогда. Или была, но растянутая во времени, как портрет на резине. Отпустишь его и соберется, сложится, появится лицо. Память-память, ты во мне или я в тебе?
Перестать быть человеком. В средние века пили для этого потаенные зелья с горьким вкусом. И потом жарились на кострах. Это было жутко больно и несправедливо. И все из-за того, что имярек захотел стать другим. Червем, орлом. Волком. Смертью. Не для того же, чтоб на звезды любоваться. И поделом ему… если все станут такими, что станет с людьми.
Перестать быть человеком. Только среди людей можно стать другим. Но без людей не станешь таким. Ты сам в них. И они в тебе. Отнесись к этому с пониманием-или станешь смертью, вечной, как памятник. Тебя не станет. Почему никто не хочет быть жизнью…потому что тогда надо будет умирать. Не люблю я этого дела.
Я живу. Если обо мне перестанут думать после смерти, я умру. Это доподлинно известно. А если обо мне перестанут думать при жизни. Что тогда? А если я стану смертью…тогда-то меня попомнят. Значит, я буду жить? Существовать…
Перестать быть человеком. Мы смогли это сделать… но только в отношении друг к другу. Мы перестали быть друг для друга. Мы существовали и пытались вернуться к жизни. Каждый по отдельности, но одновременно. Цепляясь друг за друга. Мы перестали быть нами. Мы стали ими. Все вместе.
Бейся, мое сердце! Зачем мне память? А зачем мне я сам? Все вынести. Победить. Выжить. Человек, на самом деле, может жить при любом уровне стресса. Сначала будет тяжело, тяжелее, жутко тяжело. Никаких поблажек. А потом все сразу исчезнет-наступает приспособление…стресс остался, я остался, мы друг другу не нужны.
Чем все кончилось. Да ничем. Фактически, все продолжалось еще несколько лет. Но я этого не чувствовал. Просто приспособился. Самое интересное-если постоянный стресс исчезает, то становится неуютно. Легко, но неуютно. Но жить можно. И я жил. И выжил.
Я знаю, что мне надо сделать. Рассказать людям о себе. Написать о себе. Чтобы предупредить их, что не прошло еще время оборотней и двойников, и подстав. Не прошло и не пройдет. Мы всегда будем в поиске их. Захотим стать ими. Захотим быть вместе, и быть самими собой… одновременно. Захотим заменить человека другим. Заменить человека его собственным отражением. Заменить жизнь смертью. И не захотим жить сами. А ведь мы можем. Остаться бы только людьми.
Я знаю, что делать. Звезды тускнеют. Я напишу рассказ о всех нас. Я не знаю, как он будет начинаться, но конец я уже придумал. Мой рассказ закончится так…
Человек, на самом деле, может жить при любом уровне стресса. Сначала будет тяжело, тяжелее, жутко тяжело. Никаких поблажек. А потом все сразу исчезнет-наступает приспособление…стресс остался, я остался, мы друг другу не нужны. Средство апробировано.
