– Задевает? Давит на гонор? Типа, тварь дрожащая?
– Нет.
– Врешь!
– Нет.
Я очистил банан. Привет, доктор Фрейд, банановый теоретик! Получив коленом в пах, выбирают самый большой фрукт – для компенсации. Говорят, есть вьетнамские кабачки – те вообще анаконды. Отрежешь кусок, новый вырастает.
– Я и раньше подозревал, что сижу под увеличительным стеклом. Занимаемся ерундой… Вынюхиваем. Фиксируем. Вмешиваемся по пустякам. Как пацаны, сражаемся с Черным Блоггером…
– Как пацаны? – переспросил Чистильщик. И подмигнул: – А что? Армия Трясогузки снова в бою. Мне нравится. Пацаны пацанами, а статистики мы натаскали – вайлом. Аналитики в ножки кланяются. Ты о другом подумай, Золотарь. Вот у тебя – нюх. На атомное дерьмо. И у меня нюх.
– На что?
Ответ я знал.
– На таких, как ты. Каждому – свое. А вот почему у нас нюх, откуда взялся, как работает… Для того и камеры присобачили. Обидишься теперь? Уйдешь?
– Ты еще скажи, что от нас уходят только вперед ногами.
– А если скажу?
– Гертруда, выпей яду. Никуда я не уйду… Изучайте на здоровье. Ты мне лучше скажи: как там Шиза?
Чистильщик некоторое время молчал, изучая огрызок яблока.
– Так тебе ж Карлсон звонил, – наконец сказал он.
– Звонил.
– И что сообщил?
– Что в целом – нормалек.
– Етить-колотить?
– Не без того.
– Ну и правильно. Амнезия у Шизы. Выборочная. То помнит, это не помнит…
Мне вспомнилась биография Якова Голосовкера. Философ, литератор, знаток античной и немецкой поэзии. Задолго до Булгакова написал роман о Сатане на Патриарших прудах. Был там еще такой титан – Иисус. Рукописи не горят? – рукопись Голосовкера сгорала дважды. И судьба приложила руку, и друзья не поленились разжечь печку, пока автор хлебал лагерную баланду. Свет увидела третья переработка – сильно измененная, под названием "Сожженный роман". Свои дни Голосовкер закончил в психушке, как булгаковский Мастер. В халате, в шапочке. Память мудреца превратилась в дырявое сито. Забыл, как пишут. Забыл, как читают. Корчился от душевной боли, забыв греческий…
– Что значит – выборочная? – спросил я.
– Ты не волнуйся, ладно?
– Я не волнуюсь.
– Ну и хорошо. Все она помнит. В целом. Даже слишком. Помнит, как качала с Ритой орхидеи. Как Карлсон наехал на нее за превышение траффика.
– За что?
– За превышение. У Карлсона, по Шизиной версии, сетка начала тормозить. Народ на взводе, разосрались в полный рост. А тут ты… Ты только не волнуйся, да?
– Я тебя сейчас убью. Бананом.
– Короче, ты стал ее лапать. При всех. Ты давно на нее глаз положил.
– Я?!
– Ну не я же. Стал лапать – грубо и цинично. Она тебя ударила. Вас растащили, ты поднял кипеш…
– Я?
– Ты, брат. Ты вообще скандалист и бабник. Тут пришел я, весь в белом, и вступился за Шизу. Дал тебе по морде. На этом Шиза отрубилась и очнулась уже в больнице. Не здесь, в другой клинике. Она мне сто раз на день звонит. Спрашивает, как твое самочувствие. Костерит меня, обзывает гориллой. У вас с ней одинаковые представления о гориллах.
Чистильщик засмеялся. Слишком легко, слишком весело. Обаятелен, с харизмой, а актер из него никудышный. Это он меня успокаивает. Дескать, с Шизой – нормалек, вместо шока – ложная память, и слава богу… Разговор напомнил мне чат. Слова, слова, слова, как утверждал бедняга Гамлет. Палата, окно, ваза с фруктами – обои для монитора.
– Она хочет тебя проведать, – добавил Чистильщик. – Но стесняется.
– Думаешь, это Зараза?
– Амнезия? Удаление опасных воспоминаний?
– Да.
– Нет, Золотарь. Заразе на исполнителей плевать. Это Шизе просто повезло.
– Как Рита? – спросил я.
– Ты только…
– Иди к черту. Я знаю, что она в "Докторе Сане". Корпус "Березки", второй этаж.
– Ты был у нее?!
– Нет. Я у медсестры выяснил. Как она?
– Я ей Белова сосватал. Косметический хирург, гений. К нему очередь – как отсюда до Луны. Контурная пластика и все такое. Сделают в лучшем виде. Нос не глаз, спасибо тебе…
– Она не выходит. Сидит сиднем в палате.
– Женщина, Золотарь. Это мы, гориллы, хоть с носом, хоть без – по Невскому проспекту. Я с ней говорил. Она все помнит. Все. Абсолютно. Как резала ноздри. Как хотела выколоть глаз. Как радовалась увечьям. Представляешь? Радость. Удовольствие. И полная анестезия. Это она тоже помнит. Лучше б, блин, забыла…
– Для кого лучше?
– Для меня. Для аналитиков, понятно, хуже. Рита – аналитик. Курирует 3-й отдел. Живцом напросилась сама. Вроде тебя.
Он замолчал, отвернувшись. Ну конечно. Вот мы и подошли к главному.
– Я не напрашивался.
– Неужели?
– Ну хорошо. Напрашивался. И ты мне отказал.
– Не отказал. Это был эксперимент, Золотарь. Риту формально объявили жертвой. Рита стучала по клавишам. Рита зарегистрировалась в этом долбаном форуме. Ты сидел рядом и давал советы. "Живец" – и консультант. А шарахнуло по вам обоим. Ты понимаешь, что это значит?
– Выходит, Заразе по барабану, кто зарегистрировался, а кто советовал?
– Выходит, что так.
– Нам и Карлсон помогал! И Умат!
– Мало помогали. А то б и их накрыло.
Он взял второе яблоко. Ярко-красное, с желтым бочком.
…и сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: «не ешьте ни от какого дерева в раю»? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло…
Я зажмурился. Не помогло. Текст стоял не перед глазами. Исчезло лишь яблоко в пальцах Чистильщика. А фрагмент "Бытия" остался. Мартовской сосулькой он таял где-то во мне. В сотрясенном мозгу? В отбитом мозжечке?
Что бы на это сказала моя бывшая?
– Она не разбирает, Золотарь. Вы с Ритой для нее были единым целым. Это один из результатов эксперимента. Я бы сказал, самый важный. Формальности Заразе неинтересны. Она видит больше, чем написано на экране. Чукча номер 36 не знала, что вас двое. А Зараза попала в яблочко. В два наливных яблочка. Без промаха. Почему?
– Почему?
– Не гони картину. Над результатами работают.
– Значит, есть еще результаты.
– Конечно. Монитор Шизы.
– Шутишь?
– Ни капельки. Его разобрали по молекулам. Изучили под микроскопом. И знаешь, что? В момент импицирования настройки монитора изменились. Самопроизвольно. Изменения не ахти какие, так сразу и не заметишь. Но в комплексе…
Он сунул мне распечатку. Филькина грамота. Samsung SyncMaster 940N. Диагональ 19". Время отклика 8 мс. Контрастность 700:1. На второй странице вверху стояла большая "шапка": КЛЮЧЕВЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ. И ниже: разрешение, яркость, контрастность… цветовая температура… "черный шум"… черная орхидея…
Цифры в ассортименте.
– Ну и что я тут должен понять?
– Ничего. Я тоже чайник, – ухмыльнулся Чистильщик. Похоже, он уже стоял баран бараном перед каким-то спецом, вертя в руках эту распечатку, и теперь отыгрывался на мне. – Нам достаточно знать главное. Зараза импицирует объект с помощью монитора. Хотя есть предположения, что монитор – лишь один из способов воздействия. Работает все: вплоть до тембра гудения кулера…
– Так это же решение проблемы! Забить в железо невозможность самопроизвольного изменения настроек. В случае чего пусть антивирус поднимает хай. И отключает все нафиг. Это реально?
– Реально. Даже программку надзора состряпали. За день, на коленке.
– И как?
– Отлично. При наличии такой программы монитор сгорает в течение трех дней. Без видимых причин. Любая модель. Ведется работа по адаптации, но, думаю, впустую. Слишком простое решение. Пошли на воздух, что ли? Душно тут у тебя…
Парк выглядел в меру запущенным. Клумбы, урны, беседки. Фонтанчик. Дорожки аккуратно подметены, скамейки блистают свежей краской. И в то же время – лохматые шевелюры кустов, «живые гроты» из нависающих ветвей, паутина тропинок уводит в «чащу»… Такая благоустроенная дикость требует больше усилий, чем порядок «французских» парков с их выверенной геометрией.
"Доктор Сан" не бедствовал.
На одной из скамеек играли в шахматы. Двое пожилых гроссмейстеров словно перенеслись сюда из сада Шевченко, чудесным образом сменив пиджаки, скроенные по моде 70-х, на шикарные халаты. Увлечены партией, шахматисты пропустили бы 3-ю мировую войну, начнись она прямо сейчас. Зато в ближайшей беседке раздался торопливый шорох. Не удержавшись, Золотарь сунулся внутрь. На него затравленно таращил глаза здоровенный красномордый мужик в спортивном костюме от "Nike". Обнаружив, что это не врач, а свой брат-пациент, мужик плюнул в сердцах – и, отвернувшись, заново раскурил вкусный "бычок".
Углубившись в дальнюю часть парка, где, кроме них, никого не было, Золотарь с Чистильщиком остановились под липой – матерой, огромной. Одуряюще пахло весной. Воздух можно было резать ломтями и намазывать на горячий хлеб вместо масла.
