— Можно козу на возу, Ируд, а во флоте "разрешите", ясно тебе! Эх, беда с вами, с пролетариями. Су-хо-путные… Хорошо, иди. О разговоре нашем, сам понимаешь, молчок… Болтунам тут часто паром брызжет в рожу. И не только водопроводчикам.
— Я всё понимаю, господин Бифер. Вы меня знаете. Могила.
— То-то и оно, что могила, — сказал господин Бифер и начал сползать со стола.
Когда Джоу аккуратно прикрыл за собой дверь, в кабинете загремел падающий стул, и почти без паузы шумно шмякнулось что-то ещё. Что-то тяжёлое и мягкое. Вслед за этим голос господина Бифера завернул такое, что у Джоу Ируда, обитателя рабочих кварталов, запылали уши.
* * *
До конца обеденного перерыва оставалось всего несколько минут. Ируд, запихнув в рот свежий кусок "теста" с мятной отдушкой — чтобы поменьше шибало ромом — поспешил в курилку. Парни наверняка собрались там, обсуждают планы на сегодняшний вечер и на завтрашний день. Сердятся, наверное, что Джоу опаздывает.
Так оно и оказалось. Все были в курилке. Морды у большинства раскраснелись — определённо, спорили.
— Где тебя носит, чёртов ты морж! — сейчас же заорал однорукий Ди. — Опять у начальства тёрся? Вон, в усах крошки застряли. Небось, белые булки кушал, сладким джемом заедал.
— Да хоть бы и так, — пожал плечом Джоу. — Тебе-то что за дело?
— Мне дело до всего есть. Я у вас, у сопляков, вместо боцмана! Если бы не я…
— Заткнись, Ди, — оборвал его Красавчик Энцо. — Короче так, Джоу. План мы уже составили, возражения не принимаются. После гудка расходимся по домам, к половине девятого собираемся у "Канатоходца".
— А я настаиваю, что у "Раненого кашалота" лучше, — встрял однорукий.
— Заткнись, Ди, — снова сказал Энцо. — Голосовали за пивную? Голосовали. Ты остался один? Остался. Всё, разговор окончен. Сиди, помалкивай.
— Я не один был за "Кашалота"! — заспорил Ди. — Мастер Ковач воздержался. И Джоу не голосовал.
— Я за "Канатоходца", — мстительно сказал Ируд и повернулся к Энцо. — Что дальше, Красавчик?
— Дальше — как в прошлый раз. Пьём до тех пор, пока боцман Ди не начнёт нам, соплякам, рассказывать, про то, с каким звуком кости в шестернях перемалываются. Едва начнёт, хватаем его в охапку и двигаем искать ослов из вулканизационного.
— Не ослов, а "волов"! — поправил мастер Ковач. Называть "волами" извечных противников прессового участка придумал именно он.
— Да, само собой. Находим "волов", метелим, гоним на тумаках до канала, снова метелим, макаем в водичку. Затем к девочкам. Утром встречаемся у "Кашалота", часов в десять. Дальше как выйдет.
— В десять я ещё не встану, — капризно сказал мастер Ковач. — Это вам, работягам чумазым, шары чуть свет продрать проще, чем насекомых на девке подцепить. А мы, инженерные работники мадьярского происхождения, любим понежиться в праздничек-то. Да с похмелья-то.
— Мы тоже, господин мастер… Мы тоже… Тогда в одиннадцать, — решил Энцо.
Все согласились. Если разговор шёл о действиях коллектива прессового участка за забором фабрики, авторитет Красавчика Энцо был непререкаем. Возражать ему осмеливался лишь однорукий пустобрёх Ди, которого всё равно никто не принимал во внимание, да изредка Джоу. К доводам Джоу прессовщики прислушивались, считая его мужиком умным. Как-никак приобрёл неполное среднее образование. Кроме того, в беседах Ируд держался уверенно и умел вовремя высокомерно умолкнуть, отчего казалось, что он знает больше остальных. Немаловажным было и то обстоятельство, что к Джоу благоволил сам господин Бифер. И даже доверял руководить участком во время отсутствий мастера Ковача. Ковач частенько болел. Не увольняли его лишь потому, что знали: в директорате окопался венгр. А кумовство у славян развито ой-ой-ой. Что бы там ни кричал Ковач о глубоком отличии мадьяр от разных там сербов.
Ну кто ему поверит, в самом-то деле?
Джоу взглянул на часы. По ним выходило, что обед закончился уже пять минут назад. Сирены почему-то всё не было. Мастер Ковач тоже вытащил свои ржавые ходики, охнул и погнал подчинённых по местам.
Работа после перерыва не ладилась. Настроение у народа было откровенно предпраздничным, даже мальчишки с тележками шевелились на редкость лениво. К тому же в котельной что-то бесперечь барахлило; трансмиссионный вал то и дело останавливался. Джоу подозревал, что объяснение поломкам проще морской гальки. Кочегары уже надрались. У них и в обычные-то дни водилась выпивка (этиловый спирт полагался для обслуживания машинерии), а уж накануне праздника…
Понемногу смеркалось. Газ в светильниках с целью экономии был прикручен до минимума, а окна в помещении прессового участка практически отсутствовали. Да и те, что имелись — высоко под потолком — были малы и заросли многолетней пылью и копотью.
Время двигалось всё медленней, словно было заодно с начальством. Словно черепашьим своим ходом компенсировало укороченную смену. Джоу изнемогал, чувствуя, как постепенно наполняется раздражительностью. Тем "волам", которые сегодня угодят под его кулак, точно не поздоровится.
Вдруг что-то случилось. Джоу почувствовал это всей шкурой, ещё за минуту до того, как со стороны кладовых донёсся шум. Ируд напрягся, ожидая чего-то недоброго — и в этот момент на складе загремело. Будто повалились штабеля контейнеров с продукцией. Однако такое было трудно даже представить, контейнеры стояли чрезвычайно надёжно. Столкнуть их могло разве что землетрясение.
— Что происходит? — крикнул Джоу спешащему мимо мастеру Ковачу.
Тот не ответил, лишь яростно выбранился. В этот момент погас свет. Шум в кладовых усилился. Ящики там уже не просто валились на пол, а, кажется, летали по всему помещению, разбрасываемые титанической рукой. С пушечным громом вышибло дверь. Фукнул и пошёл свистеть перебитый ею паропровод. Завелась и тут же умолкла сирена.
— Диверсия! — дико заверещал кто-то. — Это диверсия! Спасайтесь!
Джоу без долгих раздумий втиснулся под выступ станины пресса, загородился ящиком со штуцерами. В диверсию он верил мало. Зато в том, что одуревшие от страха сослуживцы способны затоптать даже самого крепкого мужчину, не сомневался.
Судя по крикам, главная давка образовалась возле выхода. К ужасу беглецов дверь оказалась запертой. Запасной выход располагался в кладовых, но к кладовым приближаться не смели. Хоть ящики и прекратили падать, но путь преграждала мощная струя пара — в котельной, видимо, не нашлось человека, сообразившего перекрыть вентиль. За паром угадывалось какое-то шевеление, тусклый металлический блеск. Джоу всматривался в это шевеление и этот блеск, и чем дальше, тем больше ему казалось, что там — живое существо. Гигантское, бесформенное, покрытое медными или бронзовыми листами, но живое.
Появление щупальца Джоу прозевал. Только что рядом с ним никого и ничего не было, и вдруг мерзко — наждачкой по оголённым нервам — зашуршало. Раздалось осторожное постукивание, точно пяток птичек с железными клювиками испытывали прочность станины пресса. А затем над ящиком, которым прикрылся Джоу, поднялось оно. На конце оно было с руку, далее — постепенно утолщалось. Оно состояло из множества тех самых оплетённых металлической сеткой шлангов, которые Ируд оснащал наконечниками. Шланги перекручивались, наподобие мышц из анатомического атласа. Щупальце усеивали стальные крючочки, размером от рыболовного до такого, что не грех и на багор надеть. Конец увенчивал металлический присосок. Щупальце было ощутимо горячим, от него пахло резиной, нагретым солидолом и почему-то рыбой.
Неспешно раскачиваясь, дюйм за дюймом, оно приближалось к Джоу. Сегменты на присоске то надвигались друг на друга, образуя подобие бутона, то вновь расходились цветочком. Белая резина между ними, необычайно похожая на жевательное "тесто", гадко выдавливалась.
"Если эта штука вцепится мне в лицо…" — подумал Джоу и судорожно лягнул ногой по ящику. Ящик опрокинулся, штуцеры рассыпались. Щупальце резко сместилось, начало шарить по полу, гремя деталями. Потом вновь зашуршало, уползая прочь. Оно двигалось по цеху, наводя ужас на попрятавшихся людей, что-то ломало, что-то роняло. Сил в нём было, кажется, безмерно. В помещении давно стояла мертвенная тишина, нарушаемая лишь воем извергаемого из лопнувшей трубы пара да эхом от падающего оборудования. Затем щупальце будто чего-то напугалось: резко вскинулось к потолку, так же стремительно опустилось вниз и сгинуло в клубах пара. И дальше — в кладовой.
Джоу следил за ним неотрывно и поэтому увидал, как в проёме складской двери, уже после исчезновения щупальца, промелькнуло нечто круглое, влажно блестящее. Гипнотизирующее. Словно глаз гигантского кальмара.
Промелькнуло — и пропало, точно не было.
— Господи боже! — с ужасом выдохнул кто-то.
