– Ага, тогда ясно, почему Его никто не видел на прилегающих станциях, – решил Хантер, но тут же остановил себя, – Хотя – почему это «Его»? Мало ли кто это здесь был, не обязательно же «Сатана».
Узкий «каньон» между пустыми домами, который представляла собой некогда оживленная Остоженка, с ржавыми «островами» раскуроченных машин и троллейбусов, с «протоками» убегающих вниз переулков и «пещерами» подъездов – этот пейзаж, дополненный скрипом битого стекла под ногами и какими-то хлопками, завываниями и свистом ветра, заставлял поеживаться даже Хантера. Место было мрачное – и казалось, что оно живет какой-то своей призрачной и холодной жизнью, отторгающей тепло и свет летнего дня, живую кровь и плоть сталкера. Здесь не было обычной для окрестностей зелени, немногочисленные деревья были сухими или упали, перегораживая собой дворы и проулки.
– ПрОклятое место, – почему-то пришло в голову Хантеру, слова эти эхом раздавались в его мозгу, казалось, перекатывались между домами, отражаясь от стен, заставляя потеть руки, сжимающие оружие.
Неожиданно на стене одного из домов Хантер увидел знакомый уже (но неожиданный здесь) символ – перевернутый крест. Бурый крест на фасаде, а на доме напротив – еще один. И дальше, на всех домах, насколько хватало взгляда.
От неожиданности Хантер невольно присел, спрятавшись за выгоревшим остовом «жигуленка» и осмотрелся. Ничего подозрительного – никакого шевеления или ощущения чьего-либо присутствия. Хантер привык доверять своей интуиции, так что «ничего» в данном случае и означало «ничего». Хантер не спеша пошел дальше, взглянув попристальнее на первый из крестов.
– Похоже на засохшую кровь… А это что у нас? – Хантер поддел кончиком ножа висящий на вбитом в расщелину кладки грубом гвозде лоскут. – Епен, это ж сердце… похоже, человеческое… порядочно оно тут провисело, если в таком состоянии… и ведь не сожрал никто…
Хантер бодрился, но ему было все больше не по себе. Ощущения чьего-либо присутствия по-прежнему не было, но идти между домов со следами сатанинских ритуалов, совершаемых безумным маньяком, было жутко даже бывалому солдату.
Следы, петлявшие примерно посередине улицы, внезапно свернули влево, в переулок. Через несколько метров переулок раздвоился – здесь следы опять шли вправо. В конце короткого проулка Хантер увидел старинные двойные ворота с надвратной церковью и по обе стороны от них – невысокую кирпичную стену, видимо какого-то старого монастыря. Стена хранила следы пуль и даже снарядов, отчетливо видимые даже под начавшим затягивать кладку бурым лишайником и плющом. Немного левее в стене зиял пролом, в котором застрял сгоревший БТР.
Довольно-таки просторная площадь перед монастырскими воротами была пуста, если не считать нескольких припаркованных у стены покореженных машин. Хантер на всякий случай не рискнул перебегать площадь напрямик, а взял левее, прячась в тени светло-зеленого облупившегося двухэтажного особнячка с эркером. Потом коротким резким броском он метнулся к стене монастыря и замер, слившись с ней.
Тишина. Осторожно обойдя подбитый БТР, Хантер подкрался к воротам, ища след человека, столь уверенно пересекавшего открытое пространство. Зияющие провалы глубоких арок ворот, заросшие густым колючим кустарником вызывали некоторые опасения, но вокруг было по-прежнему тихо.
След обнаружился на наружной кирпичной лестнице справа от ворот, которая вела на второй этаж – лестница была устроена необычно – нижний пролет выступал перпендикулярно к стене, верхний – под прямым углом к нему, вдоль стены. Железная решетка, загораживавшая проход наверху, была давно уже взломана – и Хантер осторожно прокрался наверх.
На полустершейся побелке сводчатой дверной арки сталкер увидел опять все те же два бурых перевернутых креста, и еще один – на замковом камне над дверью. Хантер толкнул дверь, которая на удивление плавно и бесшумно отворилась.
Хантер бесшумной тенью скользнул внутрь надвратного храма. Внутри опять никого не было, но увиденное там удивило и уязвило сталкера. Не будучи особенно благочестивым христианином, Хантер все же с почтением относился к религиозным святыням. Здесь же он увидел не только оскверненный храм (чего он уже ожидал), но нечто другое… На побеленных стенах углем были нарисованы сцены, содержание которых с трудом укладывалось в голове – убийства, пытки, дикие оргии – и все это вперемешку, участники одних сцен являлись одновременно действующими лицами и других. Не все персонажи были людьми – тут были и животные, и какие-то черти, и вовсе непонятные бестии… Все вместе это образовывало совершенно безумную и кощунственную, особенно в таком месте, пародию на иконостас. Вместе с тем, создавший это был не лишен таланта – настолько натурально выглядели рисунки.
Неожиданно боковым зрением Хантер заметил какое-то движение чуть сзади себя – и машинально резким кувырком ушел вниз-влево, как оказалось – из-под удара топором. Топор просвистел буквально в сантиметре от плеча сталкера, разбив приклад автомата. Хантер оглянулся и увидел на фоне двери силуэт человека в каком-то балахоне, делающего второй замах топором. Сталкер отбросил автомат, сорвал с пояса охотничий тесак и метнул в противника. Тот успел уклониться, но нож, ударившись о стену, срикошетил и попал нападавшему в ногу. Человек вскрикнул, потерял равновесие и упал на бок, тщетно пытаясь встать.
– Есть Бог на свете, – промелькнуло в голове Хантера, когда он понял, что отскочивший нож перерубил сухожилие.
Взяв неизвестного за шкирку, Хантер волоком вытянул его за дверь, швырнул с лестницы и, наконец, вытянул его на площадь. Здесь Хантер с удивлением понял, что на мужчине, который, корчась от боли, лежал перед ним, нет ни противогаза, ни защитного костюма – только прорезиненная накидка с капюшоном.
– Ты убил девочку? – только и спросил Хантер.
В глазах лежащего он увидел ответ, до того, как тот выкрикнул:
– Да, я! Я! Я всех этих сук… Но я тебя не боюсь, ОН обещал мне вечную…
Удар хантеровского ботинка заставил его подавиться замолчать, по разбитым губам потекла струйка крови. Безумие и ненависть горели в глазах этого одержимого с бледным лицом, заросшим жидкой бороденкой. Он снова попытался встать. Хантер ударил еще раз, потом еще и еще. Убийца поперхнулся кровью, а Хантер опять схватил его за шиворот и потащил прочь от оскверненного храма.
Протащив извивающегося и бормочущего проклятья «Сатану» мимо монастырской стены, потом через перекресток, Хантер остановился и задумался.
– И куда я его тащу? На «Парк Культуры», чтобы сдать Твалтвадзе и другим? А зачем? Они его допросят и просто и быстро расстреляют, а он заслуживает совсем не этого…
Хантер посмотрел на свой охотничий тесак, который не забыл поднять и так и нес в руке, не осознавая этого…
…Над мертвым городом, казалось еще таял последний истошный крик, когда Хантер, пройдя мимо разрушенной Крымской эстакады, мимо сгоревших военных складов, перевернутых фур и автобусов на Зубовском бульваре, подошел к разрушенной ротонде входа на «Парк Культуры». Открыв дверь служебного входа, он спустился по грязной лестнице в машинный зал эскалатора, заваленный обломками рухнувших механизмов и кирпичом, потом постучал условным стуком в дверь шлюза. Открывшие охранники узнали его и, не сводя с Хантера глаз, молча расступились. Сталкер медленно, не глядя им в глаза, вошел в душевую, где дезактивировали защитные костюмы, машинально открыл кран и встал под струю воды. Пол окрасился свежей кровью, она ручьями стекала по костюму, по ботинкам, уходила в сливное отверстие…
Хантер никому, кроме Мельникова, не рассказал о происшедшем, а полковник решил это тоже держать при себе – довольно и того, что «Сатаны» больше нет. Текущие проблемы постепенно загородили случившееся в монастыре – а спецгруппа из особо доверенных бойцов «подчистила» наверху следы. Впрочем, даже этим ребятам не сказали деталей – просто попросили смыть кресты с домов и пометить особым знаком опасности монастырский храм, не входя в него.
Вернувшись, «Кобра» рассказал о стычке, происшедшей при возвращении – группа столкнулась с отрядом «диких стервятников» – беспринципных мародеров, предпочитавших перехватывать возвращающихся с добычей из опасных рейдов сталкеров. Ожесточенный короткий бой, в котором группа «Кобры» не понесла потерь, если не считать одного раненого, окончился полным уничтожением нападавших. В стычке отличился «Стикс» – метко брошенным пустым рожком «калаша» он раскроил голову вожаку «стервятников».
– Ну-ка, ну-ка, – поинтересовался Мельников. – Что это за приемчик с рожком?
«Стикс» усмехнулся.
– У нас в учебке ротный был… Иван Иваныч Иванов… Его Пятнадцатилетним Капитаном за глаза звали – прикинь, мужику сорок пять было, из которых он пятнадцать с гаком – в капитанах. А мужик он был непростой, очень непростой… Затрахал роту – дальше некуда. Мы только что не вешались уже, каждый день – с полной выкладкой кросс, потом стрельбы, потом опять кросс… Учебные тревоги по ночам, в обед, когда угодно… Но – все по делу, справедливый, никогда без причины не сорвется, и за своих бойцов – перед командирами горой. Если ЧП какое – разберется по-свойски, в рыло – за дело – получить вообще как нефиг делать, но комбату не сдаст… Так вот он нас всяким штукам и научил, он же еще в Афгане воевал… Ну вот и насчет магазина автоматного – тоже. Его там мужики выучили, он нам передавал. В общем, если чего путного знаю, почти все от него… А потом уволили его – он комполка морду разбил, когда узнал, что тот ворье тыловое покрывает… Жалко мужика, он только служить и мог, почему и не увольнялся, хоть ему давно и сказали «капитан, никогда ты не станешь майором». Все хотел молодняк хоть чему-то научить… Я потом уже на гражданке когда был, проведать его приехал… а мне его могилу показали… Царствие ему небесное.
