…Бетонный пол, бетонные стены, и, для разнообразия, дверь, в которую меня направили несильным, но уверенным тычком. Значит, здесь? В этом непонятно как назвать? Ни на камеру, ни на комнату помещение не тянуло. Просто — здесь.
— Мне как, лицом к стенке? — нервно усмехнувшись, поинтересовался я у охранника. Страшно не было. Было скучно.
— Грамотный, — кивнул один из кожаных другому. — Ты только вот что… Погоди это… к стенке. Успеешь еще. Тут, значит, поговорить с тобой хотят.
С этими словами он плавно развернулся и исчез в дверном проеме. Второй последовал за ним, обернувшись на пороге. Во взгляде его читалось откровенное удивление.
Дверь негромко всхлипнула и со щелчком закрылась. Остался только обескураженный человечек внутри бетонного кубика. Да еще оголенная лампочка на потолке — таком высоком, что и ниндзя бы не достал в прыжке.
Впрочем, долго скучать мне не пришлось. На противоположной стене явственно обозначилась прямоугольная щель, беззвучно отъехала в сторону казавшаяся монолитной плита — и передо мной возник темный, Бог знает куда ведущий проход.
А еще спустя мгновение оттуда появилась фигура. В дорогом кремовом костюме, при искусно подобранном галстуке. Но узнал я его сразу.
— Ну, привет, Свенушка! Не заскучал? — улыбнулся Олаф одной из своих улыбок. Той, что занимала место между блатным оскалом и иронической ухмылкой.
— Ну вот, теперь пора поговорить всерьез, Андрюша.
Олаф стоял, прислонившись к бетонной стене. Видно, испачкать костюм он не боялся. Интересно, долго ли протянется «разговор всерьез»? А то ноги у меня уже затекли.
— Слушайте, Олаф, а нельзя организовать какие-нибудь табуретки? почему-то я перешел на «вы», хотя на драккаре между нами все было проще.
— Вот как раз это сложно, Андрюша, — ядовито усмехнулся Олаф. — И знаете почему? Ничего нельзя организовать для того, кого нет.
— То есть?
— То и есть. Вас нет, Андрюша. Гражданин Ерохин А.М. ликвидирован в 22–47. Примерно, — взглянул он на часы, — примерно пять минут назад. Идентификационный номер исключен из реестра, файл стерт.
— Получается, я умер? — в горле у меня пересохло. Уж на что — на что, а на загробную жизнь я не рассчитывал. Не верил я в нее, в загробную.
— Вы задаете сложные вопросы, Андрюша, — прищурился Олаф. — Что есть человек?
— Двуногое без перьев, — охотно отозвался я. Ничем иным в эти минуты я себя не чувствовал.
— Вот именно, — кивнул он раздраженно. — Или, точнее, файл на центральном сервере, идентифицируемый десятизначным кодом. Поэтому уже пять минут как вас не существует — с известной точки зрения.
— Так это не загробная жизнь? — облегченно выдохнул я.
— Ну, ее можно назвать виртуальной. Вы есть — и вас нет.
— Кстати, а как насчет вас, Олаф?
— Меня тоже нет, Андрюша. Так что на табуретку претендовать не могу. Ладно, давайте к делу. Ну, во-первых, прошу прощения за все, что случилось с вами за последнее время.
— Это начиная с ареста в Белопенной Гавани?
— Раньше, Андрюша, раньше. И ваш недобор нормы, и Коллектор, и каникулы на драккаре — это уже следствие. Но поверьте, так было надо. Иначе ваш файл не удалось бы стереть.
Он глядел вроде бы виновато, но широкие его зрачки напоминали черные дыры, ведущие в какие-то странные, глухие измерения.
— Загадками изволите говорить, уважаемый.
— А вы хорошо владеете собой, — не замечая моей иронии, хмыкнул Олаф. — Впрочем, так и должно быть. Нормальная реакция для вашего психотипа. И добавлю, весьма редкая. Мы два года искали подходящую кандидатуру.
— А теперь по порядку, Олаф. — Мне уже успел надоесть его легкий треп. Тем более, отчего-то стало смешно. Видимо, истерическая реакция на несостоявшуюся казнь. Не хватало еще прыснуть, как лопоухий первоклашка, которому показали пальчик.
— Что ж, давайте по порядку. Повестку дня сами предложите?
— Предложу, — кивнул я. — Пункт первый — кто эти ваши «мы». Пункт второй — «для чего искали». И третий — почему забыли поинтересоваться моим согласием.
— Начнем с конца, Андрюша. — откашлявшись, начал Олаф. — В вашем согласии мы были уверены. Впрочем, в делах такого масштаба не обращают внимания на волеизлияния одиночек. Ведь тут речь, как ни напыщенно это звучит, о судьбе человеческой цивилизации. Кое-о-чем мы с вами говорили еще там, на драккаре, но давайте все же суммируем. Итак, идет война. Схлестнулись две расы. Даже не расы, нет — две формы жизни. Вещественная и информационная. Господа Алгоритмы оккупировали Землю. Человечество, по сути, попало в рабское состояние. И рыпаться невозможно. Светлые Господа, как вы знаете, контролируют все ракетные установки. Если что, им ядерная зима не страшна. В бункерах выживет достаточно игроков. Впрочем, они нас кормят, организуют безлюдные технологические циклы, управляют экономикой и индустрией развлечения. Кнут и пряник. Они нас холят и не дают передраться, мы реализуем их структуры. Доктора философских наук, типа Слезова, рассуждают о плодотворном симбиозе двух ноосфер. Кстати, Слезов, как лицо, обремененное интеллектуальным трудом, освобожден от месячной нормы.
Он помолчал, а затем неожиданно тихо спросил:
— Хотите знать, что будет?
— Да я и так понимаю, что будет, Олаф. Вырождение. Три-четыре поколения — и о цивилизации можно забыть.
— Правильно понимаете. Вот и взвесьте. Чего стоит ваше согласие, да и жизнь, по сравнению с десятком миллиардов?
Мне вдруг стало очень холодно.
— То есть… Олаф, вы говорите так, будто есть какой-то шанс. Но сами же только что сказали — ракетные установки, мировая сеть.
— Ну что ж, пора переходить к первым двум вашим пунктам. Вспомните, с чего все началось?
— Ну, пять лет назад. Заявление Аргунова. Смешки на этот счет по всем развлекательным каналам. А через месяц — Реализация.
— Совершенно верно. Только давайте уточним, что же именно тогда произошло. Аргунов был великим программистом. Об этом знали многие. В том числе и его начальнички в московском отделении «Майкрософта», устроившие ему сокращение штатов. Болтал он, понимаете, лишнее насчет запланированных недоделок Windows-2003. Ладно, это все лирика. Мало кто знал, что он еще и увлекался оккультизмом. И сам имел некоторые способности. Хотел выразить древние тайны средствами информатики. Вот и открыл Формулу Перехода. Что кончилось для него печально.
— Угу… Сраженный коварной пулей вирусовского наймита… Плывут пароходы — салют Аргунову, ползут паровозы — привет Аргунову… В зубах, знаете ли, навязло.
— Все было не так, Андрюша, — ответил он сухо. — Максим Аргунов должен был умереть. Того требовала Формула Перехода. Сейчас не время вдаваться в детали, но суть такова: из ничего не возникнет нечто. Чтобы Господа Алгоритмы обрели жизнь, кто-то должен был ее отдать. Чтобы программы стали живыми, живой должен стать программой. И он стал. Все, что вы получили за пять лет — не более чем реализация этой программы. Она крутится, алгоритмы наслаждаются существованием. А глупый амбициозный Аргунов стал цепочкой ассемблерных операторов. И понял, что натворил. Увы, слишком поздно.
— То есть как? — вновь не понял я. — Вы же сказали, он умер.
— А что есть смерть, Андрюша? Да, тело его распалось, но кроме тела, есть еще что-то.
— Значит, все-таки загробный мир?
— Он не верил в загробный мир. И не получил его. Остался здесь, остался программой. Только вот все программы-то ожили. Реализация, мать ее. И он тоже получил иллюзорное бытие. Знали бы вы, как это больно! Ведь одни только придурки наслаждаются, вроде Мортала Комбата или, к примеру, вашего Варкрафта. Они наслаждаются, он страдает. Знаете, тут как в огне. Глину закаляет, солому жжет. Пламя-то одно и то же.
— А вы, Олаф, откуда все это знаете?
— От верблюда. Неужели еще не догадались, Андрюша?
— Но… — я не нашелся что сказать.
— Надоело говорить в третьем лице, — с усилием выдавил он. — Да, господин Ерохин, то, что вы видите — лишь картинка. Трехмерная. И слышите вы оцифрованный звук. Задействовать здешнюю периферию несложно. Вот стереть файл, увы, не в моих силах. У них такая система защиты, что не сунешься.
— Но как же там, на драккаре? — прошептал я непослушными губами. Казалось, еще немного — и свихнусь окончательно. Хотя куда уж дальше. — Ты и греб, и мальчика… того… из арбалета… Это что, тоже оцифрованный фантом?
Незаметно для самого себя я вновь перешел на «ты».
— Нет, — грустно сообщил Аргунов. — Там был один из наших. Я потому и взял сейчас его образ. Чтобы хоть частично избежать глупых вопросов.
— Из наших… То есть программ? — глупо поинтересовался я.
— Нет, людей. Понимаешь, план возник давно. Но своими силами мне бы не справиться. Нужна была команда. И я ее собрал. Люди знали, на что шли, хотя я и не посвящал их в излишние подробности. Незачем.
