фонарик, я увидел тысячи крупных, светящихся, левитирующих пылинок, занимающих все пространство. На лестничном развороте между первым и вторым этажом валялся совершенно плоский, иссушенный труп кота.
Я поднялся на пятый этаж. Не хотелось вскрывать квартиру, поэтому я прошелся по этажу, пока с третьей попытки ни нашел открытую дверь. В одной из комнат окна почти полностью сохранились. Тут и останусь. Не хочу сильно копаться в чужой, старой квартире — кто его знает что тут происходило…
Звезды, такие далекие, такие безразличные… Мне всегда хотелось оставить все дела, переживания, мысли на Земле и взлететь к ним, просто наблюдать за ними, за летящими через бесконечную тьму кометами, за медленно эволюционирующими планетами… Все неодушевленное так прекрасно, так бессмертно. Наверное, в этом и есть его недостаток: мы часто ценим то, что имеет срок годности, или вовсе начинаем действительно ценить что-то, когда оно заканчивается.
Я снова выпил таблетку, даже две… или три, не помню. Так спокойно и хорошо, будто больше никогда не проснусь, хотя, честно, и засыпать не хочется.
Глава 5. Дома.
Холодный воздух давно проник в помещение. Я просыпаюсь, смотрю на часы: шесть утра… Рановато, но пора.
Давно я не курил, но почему-то очень сильно хочется: чувствую какое-то волнение, мандраж, какой раньше возникал при малейшей стрессовой ситуации.
Нащупал в кармане завернутую в полиэтилен давно припасенную сигарету, аккуратно развернул ее и закурил.
Погода сегодня прекрасная, но все же чего-то не хватает. Солнце не палит, то и дело скрываясь за облаками. Еле дующий ветер кажется зябким, пол в комнате — скользким. Наверное, дело не в погоде… в чем-то другом. Дым быстро рассеивается в воздухе, растворяется в легких. Не сказать, что становится легче, скорее наоборот.
Не научился я наслаждаться моментом, хотя сейчас кажется, что любым моментом нужно наслаждаться, даже самым серым и обычным. Ненавидя все, что делаем, мы превращаем жизнь в самоистязание, которое закончится только тогда, когда осознаем, что ко всему нужно относится просто и спокойно.
Выхожу из подъезда, меня до сих пор удивляет тишина на улицах… Странная вещь — суета, но все еще такая привычная. Ее присутствие обнадеживает, даже мотивирует делать что-то.
Я вышел из-за угла и замер. Давно ничто не производило такого сильного впечатления. На торце дома огромное граффити: на грязном рваном американском флаге, кажется, что дырок больше чем звезд, стоит по пояс голый солдат, держащий в руках автомат. Он стоит в пол-оборота так, что полностью видно спину, на которой вытатуирован огромный ястреб, только не золотой, скорее какой-то скелет… Две черепушки смотрят в противоположные стороны, клочья перьев торчат из коричневых, гнилых кусков мяса, еле покрывающих кости. Крылья наполовину состоят из металлических, поцарапанных насечек, вторая половина вовсе отсутствует. Вместо скипетра и державы ястреб судорожно сжимает ракету и маленького человечка. Пустые глазницы будто с ужасом смотрят на то, что осталось от города, от Родины.
***
Карта показывает, что осталось идти 200 метров, хотя я уже давно перестал в нее смотреть, с трудом узнавая окрестности, находящиеся в руинах. Меня начало трясти, по спине побежали мурашки, а сердце застучало так сильно и быстро, что я чувствовал его удары каждой частью тела. Из ступора в ывел сходящий с ума дозиметр, не перестающий пищать в ухе. Я стиснул зубы и пошел дальше.
Оставалось обойти длинный, п-образный дом, чтобы оказаться в родном дворе. Периодические сигналы дозиметра превратились в монотонный гул, означавший, что радиация уже зашкаливает и здесь нельзя долго находиться.
Что-то снова порвалось у меня в груди, сердце замерло. Я стою около двух этажей здания, которое когда-то было девятиэтажным. Ровно по моему дому проходит граница огромной, уходящей в даль воронки. У моих ног лежат почерневшие бетонные блоки, куски арматуры.
Не знаю, что теперь делать, куда идти, хотя и сил куда-то идти нет. Только сейчас начинаю осознавать, что как-то странно себя чувствую. В детстве мне было жалко смотреть, как люди уничтожали леса, заповедники, чтобы добыть полезные ископаемые или построить новые дома и города. Сейчас мне больно смотреть, как люди сами же все это разрушили. Думаю, если бы я знал, что моего дома давно нет, бы все равно сюда пришел. Странно это все-таки, быть последним человеком на Земле.
