16.
Хантер никому, кроме Мельникова, не рассказал о происшедшем, а полковник решил это тоже держать при себе — довольно и того, что «Сатаны» больше нет. Текущие проблемы постепенно загородили случившееся в монастыре — а спецгруппа из особо доверенных бойцов «подчистила» наверху следы. Впрочем, даже этим ребятам не сказали деталей — просто попросили смыть кресты с домов и пометить особым знаком опасности монастырский храм, не входя в него.
Вернувшись, «Кобра» рассказал о стычке, происшедшей при возвращении — группа столкнулась с отрядом «диких стервятников» — беспринципных мародеров, предпочитавших перехватывать возвращающихся с добычей из опасных рейдов сталкеров. Ожесточенный короткий бой, в котором группа «Кобры» не понесла потерь, если не считать одного раненого, окончился полным уничтожением нападавших. В стычке отличился «Стикс» — метко брошенным пустым рожком «калаша» он раскроил голову вожаку «стервятников».
— Ну-ка, ну-ка, — поинтересовался Мельников. — Что это за приемчик с рожком?
«Стикс» усмехнулся.
— У нас в учебке ротный был… Иван Иваныч Иванов… Его Пятнадцатилетним Капитаном за глаза звали — прикинь, мужику сорок пять было, из которых он пятнадцать с гаком — в капитанах. А мужик он был непростой, очень непростой… Затрахал роту — дальше некуда. Мы только что не вешались уже, каждый день — с полной выкладкой кросс, потом стрельбы, потом опять кросс… Учебные тревоги по ночам, в обед, когда угодно… Но — все по делу, справедливый, никогда без причины не сорвется, и за своих бойцов — перед командирами горой. Если ЧП какое — разберется по-свойски, в рыло — за дело — получить вообще как нефиг делать, но комбату не сдаст… Так вот он нас всяким штукам и научил, он же еще в Афгане воевал… Ну вот и насчет магазина автоматного — тоже. Его там мужики выучили, он нам передавал. В общем, если чего путного знаю, почти все от него… А потом уволили его — он комполка морду разбил, когда узнал, что тот ворье тыловое покрывает… Жалко мужика, он только служить и мог, почему и не увольнялся, хоть ему давно и сказали «капитан, никогда ты не станешь майором». Все хотел молодняк хоть чему-то научить… Я потом уже на гражданке когда был, проведать его приехал… а мне его могилу показали… Царствие ему небесное.
Хантер проснулся посреди ночи в холодном поту. Он прекрасно помнил, что ему опять снился тот вещий сон про его последний бой в Ираке, но теперь он помнил и то «что-то еще», которое его беспокоило. Он помнил весь сон — и не мог понять, только ли это ночной морок, или — что-то другое.
Этот кусок сна состоял из каких-то рваных фрагментов, в которых мелькали станции, лица… особенно запомнилось бледное незнакомое лицо совсем молодого паренька, освещенное пляшущими отблесками костра, его взгляд… еще какой-то щенок… Потом — тоннель, потом — темные силуэты, какие-то жуткие люди с черной кожей и черными глазами без белков и зрачков. И бесстрастный голос, отдающийся в голове, в всем теле — повторяющий: «Умри… Умри… Умри…»
Хантер огляделся — Ленки нигде не было.
— Неужели я во сне закричал и испугал ее? Или разбудил стонами и бормотанием?
Сталкер поднялся, разминая затекшие конечности и разгоняя обрывки ночного кошмара.
— Все равно не засну, пойду-ка чайку с ребятами хлебну…
Хантер вышел на платформу, огляделся — Лены не было видно.
— Наверное, к Наташе-поварихе ушла… Та рано встает… Ну и ладно.
На посту в тоннеле как раз скипел чайник.
— Эд, угощайся, — кто-то из ребят уже протянул Хантеру кружку. — А чего это Ленка твоя на «Арбатскую» рванула ни свет, ни заря?
— Не знаю, — Хантера охватило смутное беспокойство. — А давно она прошла?
— Да минут десять как…
— Ребята, спасибо за чай, но тогда уж в другой раз — пойду попробую ее догнать.
Хантер застегнул покрепче воротник куртки и побежал в тоннель. Когда костер скрылся за поворотом освещенного редкими «дежурными» лампочками тоннеля, Хантер подумал, что неплохо было бы прихватить с собой оружие.
— Да что тут может быть? — урезонил он сам себя. — Посты с обеих сторон, вентшахты теперь под тройной сигналкой…
Неожиданно впереди за очередным изгибом тоннеля раздался странный звук — какое-то цоканье, и секундой позже из-за поворота появилось нечто, чего в тоннеле быть в принципе не могло: лошадь, серая в яблоках, на которой без седла сидела стройная девушка. Волосы у девушки развевались, словно на ветру, хотя в тоннеле почему-то не было всегдашнего сквозняка, а лошадь шла неспешным шагом. Девушка чуть повернула голову и посмотрела на Хантера. Встретившись с ней глазами, сталкер остановился — в глазах у девушки была пустота и тьма. Всадница подняла руку и махнула ею куда-то в сторону, беззвучно что-то произнесла, потом ударила коня пятками, конь рванулся вперед, прямо на Хантера, который так и стоял неподвижно посреди тоннеля. Внезапно и девушка, и конь исчезли, а сталкер услышал удаляющиеся в сторону «Арбатской» быстрые шаги.
Рванувшись вперед, Хантер пробежал изгиб тоннеля, из-за которого появилась призрачная всадница, заметил, что какая-то тень метнулась в боковой проход — и остановился, как пораженный громом.
Раскинув руки, посреди слабо освещенного тоннеля лежала женщина. Ее одежда, пол тоннеля вокруг, стены — все было залито кровью. Уже поняв, что случилось, Хантер наклонился над женщиной. Лена смотрела в потолок широко распахнутыми неподвижными глазами, на лбу ее был нацарапан перевернутый крест, а на разрванной груди лежал клочок бумаги.
Хантер опустился на пол, взял бумажку и увидел написанные уверенной рукой слова:
«ОН обещал нам вечную жизнь. И будет так.
И вам не остановить нас. И будет так.
А кто встанет на пути нашем — потеряет самое дорогое. И будет так.».
Хантер встал на колени, закрыл мертвые глаза Лены и начал читать молитву, которую слышал еще в детстве от матери-католички:
— Если я пойду долиною смертной тени…
Вместо послесловия. Костры.
— … дети меня иногда спрашивают — почему мы жжем костры, если есть электричество, почему рискуем пожаром, почему выжигаем драгоценный кислород… Я не знаю точного ответа, но мне кажется, что это древний рефлекс, атавизм. Когда-то огонь сделал наших пращуров людьми, согрел их в их сырых каменных пещерах… А еще — человеку надо видеть что-то… такое… Раньше мы могли смотреть на звезды, на облака, плывущие по небу, на реки, на текущую воду, на огонь, на играющих детей и животных… Это было то, на что можно было смотреть бесконечно долго. Теперь… теперь небо закрыто для нас сводами тоннелей, текущая вода для нас — опасность, с которой надо бороться… наши дети забыли, как надо играть, а животные для нас — только пища… Остался только огонь, и только эту роскошь мы пока можем себе позволить, чтобы оставаться людьми. Если когда-то наступит день, когда мы погасим последний костер — умрет надежда, останется только мрак и сырость…
— …когда я срочку служил, у нас байка была… ну или притча такая, что ли…
Господь сотворил всех людей равными, и сказал он, что это хорошо. И любили люди друг друга, и были они все как братья. Но Диавол хотел не этого, он хотел, чтобы люди обижали друг друга, чтоб возвышались один над другим, чтоб ненавидели один другого, чтоб унижали старшие младших и сильные слабых. И тогда создал Диавол Армию… И увидел это Господь, и заплакал. И не мог Господь изменить этого, но сердце его преисполнилось печали, и захотел он помочь хотя бы немногим. И захотел он, чтобы даже в Армии было место, где люди опять стали братьями друг другу… И тогда создал Господь Спецназ…
— Странно… У нас в Корпусе тоже такая притча была… только кончалась она чуть по другому: «и создал тогда Господь всемогущий морскую пехоту»…
— … а как ты думаешь, та девушка на коне -она кто была?
— Это Ленкина душа была… Ленка мне рассказывала, она девчонкой любила у бабки в деревне верхом кататься… и конь у нее был серый в яблоках любимый… Она в душе всегда девчонкой оставалась… вот мы и встретились с ней напоследок…
— …скажи, а звезды — они какие? Я в книжках читал, что они светят… Это как лампочки, да? Или как костер? А солнце?
— … река времени остановилась, и История закончилась… И настал Конец, и те кто его пережил, сошли во мрак вечный…
— Хорош всякую муйню тут втюхивать, пошелнах от костра! Ишь, ходят тут всякие, ща караульного крикну, он тебя на трехсотый метр выведет и шлепнет нах… сначала погреться попросился, а потом завел шарманку…
— … звезды -они как далекие лампочки, такие далекие, что почти не видны… смотришь на нее прямо — не видишь, взгляд в сторону отведешь — и видно… много их… И мерцают… Красиво это было…
— …Эй, кто там?
— Да не, померещилось…
— Может, крыса пробежала…
— Много их что-то стало… Как бы беды не было… Вот на этой… как ее… которую затопило… говорят, тоже сначала крыс все чаще встречали, а потом они все в тоннель ушли, на север… и ни одной не осталось… а через час залило…
