Нечто подобное происходило и в Штатах, где богатые и хай-тековые побережья регулярно пытались прогнуть под себя индустриальный 'ржавый пояс', подкошенный, однако не убитый конкуренцией с азиатами. Поэтому бизнесмен с американского Среднего Запада оказывался для делового человека с русского Дальнего Востока ближе и полезнее, чем московский соотечественник.
И наконец 'черными' назывались регионы, на которые все махнули рукой в силу их экономической бесперспективности. В чистом виде практически не встречались, представляя собой скорее анклавы среди синих и красных агломераций.
Насколько представлял Постников, стрелковый инструктор вполне преуспевал. С чего вдруг ему могло понадобиться оставить устоявшееся дело и уехать - непонятно... Если только Глинский не шутил. Но он, похоже, был совершенно серьезен.
- Достало меня это скотство, - с неожиданной грустью сказал стрелок. Учитывая его профессию и связи прозвучало с оттенком жутковатого гротеска.
- Достало...
Странное дело, но Алексу показалось, что это самое 'достало' не связано с намерением отбыть в дальние края. Скорее в одной короткой фразе Глинский выразил все свое отношение к ... а к чему, собственно? К чему-то...
Постников счел за лучшее промолчать, благо на дне стакана еще осталось немного остро, приятно пахнущей жидкости.
- Как дальше думаешь жить? - спросил Глинский. Он держал пустой стакан, плотно обхватив его ладонями, словно грея пальцы. Стрелок смотрел по-прежнему поверх головы Постникова, однако Алексу показалось, что в словах толстяка не просто вопрос. Точнее - не только вежливый вопрос для поддержания разговора. Было что-то еще...
- Да как получится... - неопределенно отозвался Постников, но устыдился собственной нерешительности и решительно поправил себя. - Больше и лучше.
- Заниматься чем планируешь?
Алекс украдкой глянул на инфограф, тускло светящийся в свете единственной лампочки под низким потолком. Время не то, чтобы поджимало, однако поторапливало. Но Глинский сегодня был какой-то странный, словно сам не свой. Что-то было не так, и Постников откровенно опасался форсировать беседу.
- Будешь и дальше пилить человечков на запчасти? - прямо спросил Глинский. Спросил нейтрально, без осуждения или антипатии, очень спокойно и почти доброжелательно.
Постников немного поразмыслил. Слова инструктора звучали как прелюдия к предложению поработать. Или нет... Слишком все расплывчато, туманно и неясно.
- Как получится, - повторил Алекс, теперь куда более уверенно и так же прямо. - Как у нас говорят, 'от добра добра не ищут'.
- У вас, - отозвался Глинский, ставя стакан рядом с плиткой, на столик, сделанный из куска фанеры и трех лакированных ножек от старого телевизора. - А рискнуть не готов? Изменить жизнь, попробовать что-то новое?
Постников еще немного подумал.
- Не готов, - честно ответил он. - Хватит с меня резких поворотов. Хочу пожить...
Алекс сделал паузу, поняв, что 'спокойно' применительно к промыслу Доктора звучит по меньшей мере странно.
- Предсказуемо, - вымолвил он, наконец, так и не подобрав самого правильного, исчерпывающего слова. - Найти место в жизни без суеты и не с нуля опять.
Глинский прищурился, глянув на лампочку, шевельнул губами, почесал шишку шрама на голове. Дважды моргнул - медленно, тяжело, как удав Каа.
- Что ж, как знаешь, - решительно подытожил стрелок, словно приняв для себя какое-то решение. Глинский пошарил под столом и достал небольшой, но даже на вид увесистый сверток. Оберточная бумага, простенький шапагатик и узелок с двумя петлями.
- Держи. Завтра отдашь, - почти безразлично сказал он, протянув сверток Постникову. - Да открой! Чудило...
Алекс послушно развязал узелок, развернул обертку. И с трудом сдержал возглас изумления. Постников ожидал увидеть проверенного 'макаровца', но получил во временное пользование вещь куда более годную и даже, можно сказать, статусную - пистолет Барышева. Причем новый, не изношенный, с двумя отдельными магазинами на тринадцать патронов каждый. Барышевы были оружием редким - слишком мало их было выпущено перед войной, а после вообще сняли с производства - и специфическим. Куда менее надежные чем ПМ, сложные и крайне требовательные к качеству патронов. Однако с очень 'мягкой' отдачей и отменной точностью боя. Настолько отменной, что в просторечии их иногда называли 'механическим бластером'.
- Патроны ГДР-овские. Магазины ранние, чешские, уже снаряжены, - пояснил Глинский. - Я их почистил и насиликонил, так что пульки отщелкаются, как часы.
- Спасибо! - искренне выдохнул Постников, осторожно заворачивая оружие обратно в бумагу.
- Не за что, - Глинский скупо улыбнулся, оценив обращение ученика с оружием. - Это не подарок, отдашь. И всяко лучше, чем твой глиняный 'китаец'.
Инструктор горестно вздохнул.
- Керамика... - пробормотал он с явным отвращением. - Скоро я начну скучать по старой доброй пластмассе, не то, что о нормальном железе. Ладно, заболтался я с тобой. Давай, двигай куда шел. Завтра отзвонишься.
* * *
Алекс глянул на инфограф. Десять часов, пятьдесят шесть минут вечера.
В клубе ему не нравилось, категорически не нравилось. Здесь было слишком светло, слишком шумно, слишком ... нервно. Все кругом непрерывно двигалось, светилось, мерцало, гремело. Лазерные лучи резали воздух, который и сам будто сиял изнутри. Океан искусственного пламени перехлестывал через границы танцевальной площадки, жадно тянулся в зал. Красные, зеленые, желтые нити сходились и разбегались, скользили по стойке, зеркальным стенам, теням танцующих... И снова, и снова. Не запасись Алекс заранее линзой-фильтром, он бы давно ослеп на живой, настоящий глаз. Однако и с линзой было неудобно, модель была не самая дешевая, однако максимально бюджетная из приличного ассортимента. Непосредственную опасность для зрачка отсекала, но не более того.
Такое с позволения сказать 'веселье' трезвому человеку противопоказано. Алекс немного позавидовал тем, кто надирался 'блескучей' водкой и опилочным коньяком за столиками, занюхивался синтетической дурью в туалете и жрал таблетки по углам. Свобода, чтоб ее, абсолютная свобода. Если у тебя есть деньги или абонемент на детоксикацию организма - твое дело, чем будешь себя убивать. Если денег нет - тем более.
Динамиков как таковых не было, вместо них использовались специальные панели, которые располагались везде - на стенах, на потолке, в зеркальном полу, отражающем вспышки лазеров. Даже в столешницах неярко светились круглые и прямоугольные плитки, трамбующие уши однообразным электронным музоном. Музыка не ввинчивалась в уши, она тяжело молотила по голове и всему телу, заставляя вибрировать даже кости.
Они сидели вдвоем - посредник и сопровождавший его Постников. Еще два охранника подпирали собой тонкие колонны, окружающие танцпол - стеклянно-прозрачные стержни, в которых пульсировали вспышками многоцветные световоды. Наверное, встречу страховал кто-то еще, но их Постников вычислить не сумел. Его функции были скорее декоративными - присутствовать доверенной персоной, которую знали все участники процедуры, символизировать и фиксировать сделку. Придут люди, принесут некий чемоданчик, получат карту с 'госбанковскими' конвертируемыми рублями. Все просто.
Жарко. Очень жарко. Вентиляция не справлялась, и, хотя ноздри Постникова закрыты изнутри шариками-фильтрами, казалось, что тяжелая смесь ароматов и пота проникает непосредственно в мозг. А вот трем девушкам, что сидели в некотором отдалении, за маленьким круглым столиком, похоже совсем не душно. Хотя при их с позволения сказать одеянии... Матроски, самые настоящие матроски в тонкую полосочку, с широкими отложными воротниками. Белые полосы светятся отраженным ультрафиолетом, синие кажутся почти черными, словно тонкие тела девчонок нашинкованы огромным лезвием на идеально ровные части.
Девчонки не пьют, они изящно затягиваются 'черноморками', отставив мизинцы, с претензией на аристократизм. До чего же эти фильтры с кислородными капсулами похожи на папиросы... Дамы красиво подносят белые палочки к ярко-накрашенным губам, неназойливо, но вполне откровенно выставляя напоказ маленькие 'госты'. Дескать - могут себе позволить настоящий товар, не индийскую или японскую подделку.
Прямо настоящие кавайные лоли, подумал Постников, и что-то царапнуло сознание, на самых задворках сознания. Что-то связанное с 'лолями'. Но что именно - оставалось непонятным, мысль ускользала, как поплавок на легкой волне. В шуме и духоте Алекс никак не мог сосредоточиться. Он вытер рукавом взмокший лоб и пожалел, что не взял носовой платок. Влага расплылась по 'ткани' пиджака, пошла темными некрасивыми пятнами, которые не высыхали и не впитывались в гладкий плотный эластик. Капля пота скатилась по обрезанному хирургом веку и попала точно в объектив камеры протеза. Алекс шепотом выматерился и попытался протереть линзу оттянутым воротом футболки. Кое-как получилось, но мир разбился на сеть осколков, словно витраж, в котором чередовалось обычное и матовое стекло.
