Ромб исчез.
— А вот тут я ни хрена не понял, — заметил Флэтлайн.
— Токсины, — сказал Кейс, — долбаные токсины, — и вышел из киберпространства.
— Яд?
Мэлком смотрел через исцарапанное голубое плечо старого «Саньо», как Кейс выбирается из страховочной сетки.
— И забери от меня эту чертову штуку… — Кейс пытался освободиться от «техасского катетера». — Эта хрень вроде медленного яда, и этот говнюк знает, как его нейтрализовать а теперь он, видите ли, сбрендил.
Кейс возился со своим красным «Саньо», забыв, как работают застежки.
— Он что, отравил тебя, этот начальник? — Мэлком почесал щеку. — Знаешь, у нас есть аптечка.
— Мэлком, Господи, да помоги ты мне с этим долбаным скафандром.
Оттолкнувшись ногами, сионит вылетел из розового модуля пилота.
— Не мельтеши, брат. Мудрые люди говорят: «Семь раз отмерь — один отрежь». Сейчас мы туда сходим…
В рифленом переходе, соединявшем кормовой шлюз «Маркуса Гарвея» с центральным шлюзом «Ханивы», был воздух, однако, на всякий случай, они загерметизировали скафандры. Мэлком двигался с балетной грацией, останавливаясь только затем, чтобы помочь Кейсу, который, покинув «Маркуса Гарвея», все время неуклюже падал. Белый пластик трубы смягчал и рассеивал яркий свет Солнца, теней не было.
Украшенный выгравированным при помощи лазера Львом Сиона, люк «Гарвея» покрывали многочисленные выбоины и заплаты. Зато светло–серый люк «Ханивы» оказался чистым и непорочным. Мэлком сунул в узкое отверстие руку; Кейс видел, как шевелятся его пальцы. В нише красные светодиоды начали обратный отсчет от пятидесяти. Мэлком вынул руку. Схватившись рукой за люк, Кейс почувствовал костями вибрацию замкового механизма. Круглая серая панель отошла в сторону. Одной рукой Мэлком схватил Кейса, а другой взялся за край отверстия. Яхта приняла их на борт.
«Ханиву» построили на верфях «Дорнье Фудзицу», и ее интерьер выражал ту же философию дизайна, которая породила «мерседес», возивший их по Стамбулу. Стены узкого центрального отсека покрывали панели черного дерева (фанерная имитация), а пол выстилала серая итальянская плитка. Кейсу казалось, что он лезет в какой–то дорогой частный санаторий, причем лезет не через дверь, а через ванную. Яхту собирали на орбите, и она не предназначалась для полетов в атмосфере. Гладкий, без излишеств, «осиный» корпус был чистым притворством, стилизацией, все в интерьере также было рассчитано на усиление общего впечатления скорости.
Мэлком снял помятый шлем, и Кейс последовал его примеру. Воздух в шлюзе был свежий, как в сосновом лесу, однако к хвойному аромату примешивался тревожный запах горелой изоляции.
Мэлком потянул носом воздух:
— Слушай, это плохо. Если на корабле такой запах…
Обитая темно–серой ультразамшей дверь мягко ушла в сторону. Мэлком оттолкнулся от темной стенки и вылетел из шлюза, лишь в самый последний момент сгруппировавшись, чтобы вписаться в узкий проем; Кейс последовал за ним, неуклюже перебирая руками по поручню.
Стены в коридоре были нежно–кремовые, без единого сварного шва.
— Рубка там, — сказал Мэлком, указывая вперед, а затем слегка оттолкнулся и полетел.
Откуда–то спереди доносилось знакомое тарахтение работающего принтера. Кейс последовал за сионитом и очутился в следующем отсеке, среди клубка спутанных распечаток; здесь стук принтера слышался еще громче. Кейс поймал смятую бумажную ленту и взглянул на текст.
000000000
000000000
000000000
— Система посыпалась? — Сионит ткнул пальцем в колонку нулей.
— Нет, — ответил Кейс, ловя уплывающий шлем, — Флэтлайн сказал, что Армитидж стер своему «Хосаке» всю память.
— Судя по запаху, он стирал ее лазером.
Мэлком оттолкнулся ногой от белого ограждения швейцарского тренажера и, отводя распечатки от своего лица, поплыл сквозь бумажные дебри.
— Кейс, тут человек…
Миниатюрный японец был привязан к узкому складному креслу. За шею. Невидимая на фоне черного темперлонового изголовья, стальная проволока глубоко врезалась ему в горло. Красной жемчужиной, странной и чудовищной, застыл выкатившийся из–под проволоки шарик крови. Плавно колыхались в воздухе рукоятки гарроты — деревянные, истертые, словно вырезанные из старой швабры.
— Сколько ж он носил с собой эту штуку? — ошеломленно выдавил из себя Кейс, вспомнив послевоенные странствия Корто.
— Босс знает, как управлять кораблем, Кейс?
— Наверно. Ведь он служил в спецназе.
— А то этот японский паренек, он уже не пилот. А мне с этой яхтой будет трудно. Совсем новая…
— Пошли в рубку.
Мэлком нахмурился, подался назад и оттолкнулся ногой.
Сдирая с себя бесконечную бумажную ленту, Кейс последовал за Мэлкомом в большее помещение, судя по всему — кают–компанию. Здесь стояли такие же складные кресла, нечто вроде бара и «Хосака». Встроенный в переборку принтер стрекотал без умолку; из аккуратной щели, прорезанной в деревянной, ручной полировки, панели, метр за метром выползал тонкий бумажный язык. Кейс пролетел над стульями и нажал белую кнопку, вделанную слева от прорези, в помещении повисла тишина. Он обернулся и посмотрел на «Хосаку». В корпусе компьютера зияло не меньше десятка отверстий — маленьких, круглых, с оплавленными краями… В воздухе беспорядочно кружили крошечные капли застывшего металла.
— Насчет лазера ты угадал, — повернулся Кейс к сиониту.
— Рубка заперта, — сообщил Мэлком с противоположной стороны кают–компании.
Освещение потускнело, ярко вспыхнуло, опять потускнело.
Кейс оторвал распечатку. Те же нули.
— Уинтермьют?
Кейс осмотрелся; за причудливыми изгибами бумажной ленты еле угадывались коричневые стены.
— Это ты балуешься с освещением, Уинтермьют?
Около самой головы Мэлкома скользнула вверх часть панели, обнаружив небольшой монитор. Мэлком от неожиданности испуганно дернулся, вытер куском поролона, пришитым к тыльной стороне перчатки, пот со лба и придвинулся к дисплею.
— Слышь, а ты понимаешь по–японски, брат?
По экрану бежали какие–то иероглифы и цифры.
— Нет, — покачал головой Кейс.
— Рубка, она ведь заодно и спасательный модуль. Похожее, идет обратный отсчет на отделение. Закупоривайся.
Мэлком надел и загерметизировал шлем.
— Что? Он что, свихнулся? Вот же мать твою!
Кейс толкнул ногой переборку и рванулся сквозь бумажную лапшу.
— Нужно открыть эту дверь!
Но Мэлком только постучал по своему шлему; отдаленные лексановым забралом губы беззвучно шевелились. Из–под радужной ленточки, стягивающей головную сетку, выкатилась капля пота. Сионит выхватил у Кейса шлем, мгновенно приладил на место и щелкнул замками. Как только контакты на шейном кольце соединились, слева от забрала вспыхнули светодиодные мониторы.
— По–японски я не понимаю, — передал по радио Мэлком, — но и так ясно, что обратный отсчет идет с ошибкой.
Он ткнул пальцем в одну из бегущих по экрану строк.
— Люки, люки модуля! Он стартует с открытым шлюзом!
— Армитидж!
Кейс с силой ударил в дверь — и отлетел к противоположной стене, кувыркаясь и увлекая за собой десятки метров никому не нужной распечатки.
— Корто! Что вы делаете! Нам нужно поговорить! Нам нужно…
— Кейс? Слышу вас отлично…
Голос Армитиджа совершенно изменился, в нем чувствовалось дикое, ужасающее спокойствие. Кейс перестал выпутываться из бумажного рванья и затих.
— Извините, Кейс, но так нужно. Один из нас должен уйти. Один из нас обязан рассказать. Если мы все здесь погибнем, правда умрет вместе с нами. Я расскажу, Кейс, я все расскажу. И о Герлинге, и о других. Я долечу, Кейс. Уверен. В Хельсинки. — Корто замолк, шлем заполнила тяжелая, давящая тишина.
— Но как же это трудно. Кейс, — продолжил он. — Страшно трудно. Ведь я ослеп.
— Постойте, Корто. Подождите. Вы же ослепли, вы не можете лететь! Вы врежетесь в эти проклятые деревья. И вас снова хотят подставить, Богом клянусь, хотят, они же оставили люк открытым. Вы умрете и никогда ничего не расскажете, а мне нужен фермент, как он называется, фермент, фермент…
Кейс кричал высоким истерическим голосом. В наушниках раздался свист обратной связи.
— Не забывайте, чему вас учили, Кейс. У нас нет другого выхода.
А затем шлем наполнился бессвязным бормотанием, ревом помех, завыванием гармоник, прорывавшимися оттуда, из прошлого. Бессвязные обрывки русских фраз, а затем — незнакомый, очень молодой голос с акцентом среднего Запада.
— Нас сбили, повторяю, «Гром Омахи» подбит, мы…
— Уинтермьют, — заорал Кейс, — пощади!
Брызжущие из его глаз слезы отскакивали от лицевого щитка, хрустальными бусинками метались внутри шлема. И тут «Ханива» вздрогнула, словно по ее корпусу ударили огромным мягким предметом. Кейс представил себе, как спасательный модуль, освобожденный пиропатронами, отделяется от яхты, как ураган истекающего воздуха вырывает сумасшедшего полковника Корто из пилотского сиденья, из последней минуты «Разящего Кулака», воспроизведенной Уинтермьютом.
