в её духе, если подумать. Еще вчера он думал, что влюблён в Амели. Иногда она казалась почти человеком. Почти девушкой. Почти той, кого надо защищать. Он усмехнулся. Всё дело в этом, «почти». И если он испытывает нежные чувства к девушке, и одновременно допускает мысль, что она спокойно могла уничтожить нейротоксином несколько тысяч человек — срочно нужно к мозгоправу. Причём, из самых, что ни на есть, жестких.
— Куда мы едем? — спросил Мирон.
Виталик в разговор не вмешивался. Прижавшись к стеклу чуть ли не носом, он глазел на город. Лимузин как раз въезжал в центр. На временном КПП Соломон показал какой-то пропуск, архаичный, напечатанный на бумаге с гербовой печатью. И их без вопросов пропустили. Вокруг громоздились дома-роботы. Независимо от обстановки на улицах, они медленно поворачивали сегменты к востоку — наступило утро, и иск-ины, управляющие домами, не собирались упускать ни единого фотона.
Здесь улицы были девственно чисты, там и сям шебуршали дроны. Одни, негромко жужжа, чистили с мылом мостовую, другие, нагруженные утренним молоком и горячим хлебом, спешили к линиям доставки, третьи, на высоте десяти-пятнадцати метров, бдительно охраняли покой граждан.
Прям как будто ничего и не было, — подумал Мирон. Вспомнилась вонь катакомб — она так въелась в одежду, в волосы, что он всё время ощущал этот запах. Судя по породистому носу Соломона, которым тот время от времени подёргивал, негр его тоже чувствовал. Но из вежливости ничего не говорил.
— Вы устали, — ответил Соломон. Я отвезу вас в отель. Примете душ, отоспитесь. Пообедаете в хорошем ресторане.
— Вы уже не таритесь по недостроенным многоэтажкам?
— Времена изменились, бро. Мы теперь на легальном положении. Кстати, привет тебе от Давида и Голиафа.
— Как они? — Мирон вспомнил анонимусов, которые обучали его боевым искусствам среди голых бетонных стен.
— Всё путём, бро. Они теперь большие люди.
— А ты?
— Мне не нравится популярность, — поморщился Соломон. — Я слишком стар для того, чтобы позволять на себя глазеть.
Полный рот золотых зубов, шуба из натурального песца, шляпа такой залихватской формы, что ей позавидовал бы и Барон Суббота, казаки из крокодиловой кожи, с серебряными набойками, с каблуками сантиметров по шесть… Конечно, этот человек просто ненавидит публичность, — улыбнулся Мирон. Что тут скажешь? Каждому своё.
Наконец лимузин остановился.
— Отель Четыре Сезона, добро пожаловать.
Мирон не заметил, как дверца бесшумно отъехала, а перед ними предстал гарсон — живой, одетый в фирменную ливрею паренёк с фирменной выправкой и фирменной улыбкой.
— Отдыхай, бро, — ласково сказал Соломон. — Не беспокойся, за всё заплачено.
За это Мирон волновался меньше всего: его брат может сделать так, что компьютер отеля будет пребывать в счастливой эйфории по поводу ВСЕХ счетов… Больше он беспокоился за свой бомжеватый вид, а главное — запах…
— А что, попроще ничего не нашлось? — вместо него спросил Виталик. — Мы как бы не того полёта птицы…
— Вообще-то, если подумать, вы — довольно важные персоны, — Соломон подтолкнул Мирона к двери лимузина и тому волей-неволей пришлось выбираться. Не цепляться же за сиденье, как капризному ребёнку… — Возможно, во всём отеле не найдётся персон, важнее, чем вы.
— Что ты хочешь этим сказать? — Мирон мазнул взглядом по швейцару. Армейская выправка, идеально скроенный мундир… Идеально для того, чтобы не видно было оружия.
— Всё потом, — сверкнул золотой улыбкой Соломон. — Сейчас — отдых. Вам забронированы осенние люксы на самом верху.
Вот он-то в фойе отеля смотрелся, как родной: шуба мела идеальной чистоты мраморный пол, зеркальные очки отражали длиннющую стойку портье, кончик трости впечатывался в бархатную дорожку с таким уверенным апломбом, что портье брали под козырёк.
Ключ-карта была у Соломона наготове, когда они подходили к двустворчатой двери номера.
— Прошу, — сделав широкий жест, негр распахнул двери.
Шагнув вглубь номера, Мирон остановился.
В гостиной, в удобных креслах, сидели двое. Стрижки, костюмы, белизна воротничков и даже блеск ботинок говорили об одном: это — люди военные. Причём, такого высокого полёта, что стратопланы могут тихо плакать от зависти.
При виде Мирона оба незнакомца синхронно поднялись и улыбнулись. Мирон автоматически отшатнулся и упёрся спиной в шубу Соломона.
— Я говорил, бро, — тихо сказал негр. — Мы теперь работаем легально.
— То есть, на государство, — один из костюмов гостеприимно улыбнулся.
3.17
Наверняка синт-броня, — Мирон посмотрел на дорогие, сшитые на заказ костюмы незнакомцев. — Мечом такую не возьмёшь.
— Нам нужно поговорить, господин Орловский, — сказал второй. Он был заметно моложе, чем первый, с безжалостными, равнодушными глазами рептилии.
— Приносим извинения за то, что придётся отложить обещанный отдых, — сказал тот, что постарше, — лучики морщинок разбежались от доброй улыбки.
Ну прямо Дедушка Мороз, — решил Мирон. — Только подарки его вряд ли придутся по душе, — он повернулся к Соломону.
— Государство, значит? Ну-ну.
— Обычная сделка, бро.
— Разумеется, ничего личного, — кивнул Мирон. — Только бизнес…
— Не бизнес, — вновь улыбнулся Дед Мороз. — Жизнь.
— Нас взяли за яйца, — пояснил Соломон. — А когда яйца в тисках, бро, не хочется злить того, кто их держит.
— Ну, не всё так плохо, — утешил тот, что помоложе.
Интересная мимика, — подумал Мирон. — Шевелятся только губы. Словно у него морда заморожена.
— Давайте сядем, и поговорим, — предложил Дед Мороз.
Он гостеприимно распахнул руки, будто собирался обнять всех присутствующих, скопом, и сделал шаг вглубь гостиной. Начищенные ботинки, ступая по толстому ковру, даже не скрипнули.
— Кого надо убить для того, чтобы мне сначала дали помыться? — угрюмо спросил Мирон. — Воняет, как от бродячего пса.
Несмотря на выпитый энергетик, вновь накатила усталость.
Всё, думал он. — Игры кончились. С этими не побалуешь.
— Конечно идите, — разрешил Дед Мороз. — Рассматривайте это, как акт доброй воли с нашей стороны…
Вода была горячая, пропитанная запахом лаванды, но Мирон этого даже не заметил. Мысли скакали, как блохи на сковороде. Он влип. Влип окончательно. Наверняка на нём всё ещё висит обвинение в терроризме, да и кража в Технозон не прибавляет очков. Если уж они прищучили Анонимусов — несмотря на все их хвалёные умения — то с ним, мелкой сошкой, вообще церемониться не будут.
Но ведь церемонятся!.. — мысль окатила тёплым дождиком. — Четыре Сезона, номер-люкс, никакого оружия, приставленного к виску. Хотя это для них слишком мелко. Могли ведь просто забрать куда-нибудь на Лубянку… Значит, им действительно что-то нужно. И не надо долго думать, чтобы догадаться, что именно: Платон. Точнее, технология переселения разума в Плюс.
Какие у меня есть козыри? — прикинул Мирон. — А никаких. Если государству что-то нужно, лучше всего ему это дать. Иначе оно возьмёт само…
В «предбаннике» роскошной ванной комнаты его ждала чистая одежда. Всё совершенно новое, с ярлычками дорогих брендов: бельё, джинсы, майка, кожаная куртка, высокие ботинки…
Вызубрили мои вкусы, — угрюмо усмехнулся Мирон. — А чего удивляться? Скорее всего, они знают, до скольки лет я писался в кровать, сколько тёлок поимел, поименно, с адресами, и сколько пломб у меня в зубах.
Ну и ладно, — решил он, застёгивая молнию на джинсах. — Заебало ото всех бегать.
Когда он появился в гостиной, костюмы всё также сидели в креслах. Соломон расположился на диване — шубу он сбросил, и теперь меховой водопад стекал с журнального столика. Виталика не было.
— Господин Сикорски удалился в свой номер, — предвосхищая его вопрос, ответил Дед Мороз. — Под охраной, разумеется. Так что о нём не беспокойтесь.
— Сикорски? — переспросил Мирон.
— Збигнев Сикорски, по происхождению — поляк, — сказал молодой. — Степень по этике и философии, несколько работ в области этологии и социологии… Минск-Неотех держали его на коротком поводке — вы, наверное, в курсе его проблем с метаболизмом. МН помогли её решить. Одна маленькая деталь: ему нужно регулярно, каждую неделю получать детокс. В ином случае организм перестанет справляться со шлаками и — конец. Но теперь всё в порядке. Мы дадим ему новую печень, и потребность в регулярной детоксикации отпадёт.
— Перевербовали, значит?
— Сделали предложение, от которого он не смог отказаться, — улыбнулся Дед Мороз. — Меня, кстати, зовут Константин.
Он встал, протянул руку и сердечно — другого слова и не подобрать — пожал руку
