Ознакомительная версия.
– Что происходит, Мэнди? – спросил я.
– Эйд аль-Фитр, детка, – сказала она.
Ой, и вправду. Веселая ночка! Вляпались по самое не могу.
– Окончание Рамадана. Конец поста. Люди все поголовно сходят с ума, и иногда их просто сносит с нарезок. Вот почему здесь столько копов. Они окружили карри-забегаловку, но толпа просто рассеялась по району.
Банды азиатских подростков выстроились на тротуарах, приветствуя машины и флаги, и Битл нажал на кнопку, которая врубила музыку в фургоне. Детишки тогда прикололись. Они махали нам так, словно мы были своего рода колесницей богов мороженого, и танцевали под мелодию Морячка Папая, звучащую на предельном уровне.
Мы нормально прорвались, и повернули направо на улицу Трех Тисов. Копов здесь не было. Потом мы свернули направо – на Кларемонт Роуд. Я попросил Битла ехать помедленнее. Он так и сделал, и уверенной рукой направил нас на самом малом ходе между рядами террас. Впереди, на вершине Кларемонта, было видно, как копы блокируют Уимслоу-Роуд. Сотни азиатов двигались за заграждениями на дороге.
– Выруби это дерьмо Папая, – добавил я.
Когда музыка смолкла, воцарилась тишина.
– Какой номер нам нужен, Скрибб? – спросила Мэнди.
– Вот этот, – сказал я.
Фургон мягко остановился.
Карли начала скулить.
И вот мы на месте. Воскресный вечер, 1-го Июня. Десять тридцать вечера, Эйд.
Улица была совершенно пустынна – ни одной машины. Дом в три этажа, на первом этаже – магазин подержанных вещей под названием «Космические Осколки». Между этим домом и следующим располагалась небольшая аллея, закрытая деревянными воротами, по верху которых была протянута колючая проволока. На колючках трепетала собачья шерсть.
Карли завыла, почуяв что-то.
Дом был погружен во тьму, и только в одном окне верхнего этажа – слабое мерцание свечи.
– Плохие собаки, по-настоящему плохие собаки, не любят света, – заметила Мэнди.
Так оно и есть. И именно к ним нам и нужно.
– Посидишь пока здесь, Би? – сказал я.
Потому что никто в здравом уме не пригласит этого блистающего человека к себе домой.
– Ну да, – ответил он.
– Мы пойдем первые. Понял? Никакого героизма.
– Да какой из меня герой? – Его цвета были просто прекрасны. Такими они всегда и бывают незадолго до смерти.
– Ты держишься молодцом, Би, – сказал я.
– Я чувствую себя прекрасно.
Может быть, он все понимал. Что это конец. Но он не сдавался.
– Я просто хотел сказать... – начал я. Но слова застряли у меня в горле.
– Да ладно, забей, – сказал Битл. Как всегда, хладнокровный – даже в самом конце.
– Я горжусь тобой, Битл, – наконец выдавил я.
– Я тоже, – сказала Мэнди.
Битл снял темные очки. Посмотрел на меня, улыбнулся, потом перевел взгляд на Мэнди.
Он поцеловал ее. Это было очаровательно, и поцелуй тянулся долго.
Потом он повернулся к дому.
– У меня мало времени. Давайте уже сделаем это.
Ох, Битл.
– Мы, в самом деле, приехали, Скриббл? – спросила Твинкль из кузова фургона.
Я поглядел назад, но увидел лишь Карли.
Робосука лежала на животе, елозя по полу фургона, как змея. Передние лапы выставлены вперед, задние – чуть приподняты, хвост трубой, задница – вся напоказ, розовая и вытянутая.
– По-моему, она что-то почуяла, – прошептала Твинкль. – По-моему, у нее течка.
Да. Мы приехали. Мы уже здесь. И у всех у нас течка.
Твинкль и Карли подошли к дому первые. Там была своего рода арка, с дверью в магазин с одной стороны, и дверью в квартиру на верхнем этаже – с другой. Над дверью кто-то прикрепил напечатанное на принтере объявление, гласившее: СВОБОДНАЯ ОТ ЧИСТЫХ ЗОНА. Внизу был пришпилен клочок бумаги со словами, нацарапанными толстыми неуклюжими буквами: «Если в тебе нет собаки, иди на хуй!» Над почтовым ящиком красовалась изысканно украшенная железная вывеска с орнаментом в виде завитков и надписью готическим шрифтом: ЧЕЗ ЧИЕН. На стене под ящиком кто-то вывел, как курица лапой: Дерьмовилль. Смотри под ноги. Это было написано явно человеческой рукой. Слева от звонка была рамка, в ней – фото восточноевропейской овчарки, и слова – Шагай вперед, скрась мой денек! Кто-то приклеил два голубых человеческих глаза поверх собачьих.
Твинкль нажала на звонок.
Этот звонок нельзя было услышать человеческим ухом, так что оставалось только надеяться, что он работает.
Никакого ответа.
Мэнди стояла за спиной Твинкль, а я – позади нее. Битл все еще сидел в фургоне, наблюдая за нами через окно. Пистолет у меня в кармане был горячим наощупь, но мне все равно было страшно. Я просто не мог унять дрожь. Твинкль снова нажала на звонок, и на этот раз держала долго, не отрывая палец.
По-прежнему нет ответа.
– Возможно, там никого нет, – сказала Мэнди.
– Жми, Твинк, жми, – сказал я.
И Твинкль жала.
Никакого ответа, так что она подняла крышку почтового ящика и закричала сквозь прорезь:
– Есть кто-нибудь дома?
Ничего.
Потом дверь чуть-чуть приоткрылась, удерживаемая тяжелой цепочкой. Два темных, мокрых глаза уставились на нас.
– Чего надо? – провыл глубокий и низкий голос. – Чего надо?
Изо рта говорящего капали слюни.
Твинкль повела себя как настоящая звезда:
– У нас тут есть молодая сука, – сказала она. – Не хотите воспользоваться на время?
Наступила пауза. Собачьи глаза вспыхнули и уставились на меня. Я улыбнулся в ответ.
– Надо послушать ее саму, – пролаял голос.
Твинкль подтолкнула Карли поближе к дверному проему и позволила ей подать голос. Эта сука выла, как секс-богиня из Порновирта; как Синдерс в постельной сцене, взявшей Оскар. Пес-привратник завыл в ответ, переполняемый похотью и страстью. Он исчез на секунду во мраке за дверью, и цепочка свалилась, и дверь распахнулась, выпустив наружу зловонный воздух. Было почти что слышно, как замки становятся мокрыми и скользкими. Когда запах псины ударил нам в нос. Всепоглощающая собачья вонь.
Мы прошли внутрь и оказались в узком и темном пространстве. За спиной пса-привратника ряд ступенек уходил во тьму. Вонь стояла ужасная, она ощущалась почти физически, и глаза песиголовца мерцали прямо напротив моих. Карли рванулась вверх по лестнице. Твинкль с трудом удержала поводок, заставив эту воющую суку застыть на нижних ступеньках.
Пес-привратник имел в себе уйму собачьих черт – полный набор. Он стоял прямо, на двух кривых задних лапах, и в нем это было единственное более-менее человеческое. Его вытянутая морда была вся запачкана грязью. Зубы выдавались из пасти, на розовых губах пузырилась пена. Он тщательно обыскал нас в небольшой прихожей. Ничего не нашел у Мэнди и Твинкль, зато у меня обнаружил пистолет. Он забрал его своими неуклюжими лапами и повесил на крючок для одежды. Потом указал нам на темную лестницу.
– Верхний этаж, – провыл он.
Я шагнул вперед и почувствовал мягкое хлюпанье под ногой. Быстро убрал ногу назад.
Ну, пиздец!
Ступеньки были покрыты собачьим дерьмом.
И теперь тем же дерьмом были покрыты мои ботинки.
Так что я последовал за Твинкль, как безумный танцор, стараясь лавировать между грудами дерьма, поднимаясь к тускло освещенной площадке.
С верхней ступеньки мы попали прямо в кухню. Вдоль одной стены красовалась чешуя десятков змей снов, мерцание зеленого и фиолетового. Три песиголовца ели что-то из мисок на столе. Комната была погружена во тьму, и там пахло мясом, которое они ели, и куски мяса падали на пол, когда песиголовцы пускали слюни. Запах был сладким, но я не мог врубиться, почему. Мясо им, определенно, вставляло; чем больше они ели, тем громче выли. Один из них упал на пол, приземлившись прямо в кучу своего собственного дерьма. Это его нисколько не обеспокоило, и он продолжал кататься по полу, словно находился в своеобразном трансе.
Я не думаю, что они вообще просекли, что к ним кто-то пришел.
Карли принюхалась и тут же помчалась прочь из кухни – по коридору, ведомая наиболее аппетитным собачьим запахом; потом – вверх по следующему пролету, и Твинкль едва-едва сдерживала ее туго натянутым поводком.
Я на мгновение отшатнулся. Мэнди – в паре шагов у меня за спиной. Слева была закрытая дверь. Дверь впереди была чуть приоткрыта, и я распахнул ее настежь. Комната купалась во тьме, и там пахло собачим сексом – запах накатывал волнами. Одно дуновение – и меня унесло обратно в тот розовый Вирт, Похотливую Суку, к Синдерс, понукавшей меня. И когда она взглянула на меня, я увидел, что это не Синдерс, и даже не Дездемона; это был Кот Игрун с улыбкой в собачьих глазах.
Нет.
Не сейчас. Делай все на чистяке. Никаких перьев.
Я заставил себя войти.
Одинокая собакодевушка лежала на черном ковре, широко раскинув ноги, и лизала себя между ног длинным розовым языком.
В комнате стоял запах порно. Собачьего порно. Порно для обоняния.
Сукадевушка взглянула на меня.
У нее были человеческие глаза – ярко синие человеческие глаза на собачьей морде, заросшей шерстью.
Ознакомительная версия.
