построить летающую машину. Из того, что я уже знал об этом мире, выходило, что я получил бы решающее преимущество в мобильности, которой мне здесь катастрофически не хватало. Путешествие на далекий западный архипелаг с существующими здесь технологиями могло занять долгие месяцы, при условии что я вообще попаду в такую экспедицию. У меня просто не было выбора. Полагаться только на доброжелательное отношение семьи Ур было глупо.
Ночью мне приснилась Ана. Во сне не было никакой эротики – я словно бы вернулся в юность и недолгие мгновения сна провел в предвкушении чуда, в ожидании надежды. Видимо, мой организм не выдержал такого насилия, и я проснулся в полной темноте посреди ночи с бьющимся сердцем, разрывающим дремотное оцепенение мощными толчками крови. Полежав минуту, констатировал, что сон ушел. Надо что-то делать – не хватало совсем уже не юному мужчине – женатому, между прочим, – влюбиться в инопланетную принцессу. Утром спрошу у Сама, есть ли психиатрическое отделение в больнице у скелле – на всякий случай. Наваждение, впрочем, быстро ушло, и я, умывшись и захватив засохшую лепешку, отправился в мастерскую. Не до конца проснувшийся мозг тут же подкинул аналогию – как Челентано в известном фильме рубил по необходимости дрова. Я ухмыльнулся.
Настроив в мастерской лампу, я засел за чертеж установки для определения ориентации осей кристаллических неоднородностей. Увлекшись, чертил на листе кинематическую схему, и мир сузился до небольшого желтого круга света в море тьмы – лампа не освещала даже дальние углы мастерской. Работать приходилось графитовой палочкой, которую я заворачивал в листок бумаги, и проклеивал все это смолой. Линии от такого импровизированного карандаша выходили неровные и толстые. Графит крошился, истирался о грани металлической линейки, которую я нашел здесь для этой цели. Чертеж получался неаккуратный и грязноватый. Аналога земному ластику я не нашел и теперь мучился оттого, что не мог подчищать ошибки и черновые наброски.
– Торопишься вернуться? – знакомый голос сзади заставил вздрогнуть, и после паузы: – Что, у нас тебе так плохо?
Я встал и медленно повернулся. Она не вышла из темноты у входа, к тому же моя тень от лампы протянулась прямо к ней. Видны были только очертания знакомой изящной фигуры, и блестели крохотными искорками глаза. На мгновение я замер.
– Доброй ночи, Ана, – наконец прорезался голос. – Не подскажете, вы по какой части в медицине?
– Странный вопрос для этого времени, – она и не подумала ответить на приветствие. Я ждал.
– Я специализируюсь на нервной системе, если ты понимаешь, что это такое, – она вышла из тени и подошла к столу, рассматривая мои наброски.
– Очень хорошо! У меня как раз нервы в последнее время сдали, стал очень неуравновешенный – могу от испуга пальнуть не глядя, а потом жалею. Поможете?
Она подняла глаза от чертежа и холодно посмотрела на меня.
– Могу устроить так, что ты вообще без команды ни на что реагировать не будешь.
– У вас что, прислуги не хватает?
– Ты не ответил на мой вопрос!
– А-а, вспомнил! Извините! Хорошо ли мне здесь? Так?
– Нет, не так. Я спросила, так ли тебе плохо?
Уже заготовленная колкость почему-то показалась неуместной и глупой.
– Здесь у меня есть цель! И еще сегодня мне снились вы, – неожиданно для себя добавил я.
Она усмехнулась.
– Кошмары мучают? Действительно, пора лечить. Ну и какая твоя цель? – спросила девушка, вновь повернувшись к эскизам. – Домой, к семье?
– Я уже говорил об этом. Сначала я просто старался выжить. Потом, когда немного освоился, боль по дому уже утихла, ушла – если не трогать, то и не болит. Но всегда, даже в самом начале, оставалась одна страсть – разобраться в том, что произошло. Я двадцать лет учился, и в один миг все, что я знал, оказалось на краю пропасти. Казалось, двадцать лет жизни – коту под хвост! – заметив, как нахмурилась собеседница, пояснил: – Это такое животное на Земле, – и, вздохнув, добавил: – Знали бы вы, как вам его не хватает!
– Нам?
– Вам.
Она немного подумала, осмотрелась и обошла стол, направляясь к глубокому креслу, неизвестно как оказавшемуся в мастерской.
Опустившись в него, она опять скрылась в тени.
– О том, что я здесь, никто, кроме отца, не знает. Времени совсем нет, и я должна принять решение прямо сейчас.
– У нас проблемы?
– Главным образом у тебя. Когда гибнут скелле, а тем более сестры, те проводят расследование. И сейчас они обоснованно считают, что рядом со смертью сестер постоянно маячит один и тот же мун.
– Меня обвиняют в их смерти?
– Нет. Но тебя хотят допросить. Ты вроде бы знаешь, как они это делают.
Беспокойство мерзкими тонкими щупальцами забралось мне за воротник.
– Боюсь, что я буду против.
Ана вздохнула.
– Кто тебя будет спрашивать? Тем более ты уже и здесь набедокурил – отец рассказал. Сестры промахнулись с покушением и сейчас не могут действовать прямо против меня – это дает небольшую фору, чтобы решить, что с тобой делать.
– Ты говоришь – сестры. Надо понимать, что выжили не только монашки?
Силуэт девушки застыл.
– Ты проявляешь поразительную осведомленность для дикаря с гор!
– Это всего лишь догадки. Гораздо интересней другой вопрос: как мне кажется, для тебя простейшим решением проблемы была бы моя смерть, не так ли?
Я видел, как Ана кивнула.
– Так.
– Тогда почему я еще жив?
Девушка помолчала и, указав на лежавший на столе рядом шокер, спросила:
– Это то устройство, о котором говорил отец?
– Да, это оно.
– Принеси.
Я фыркнул.
– Фу! Как грубо!
Тем не менее обошел стол, взял шокер, внимательно посмотрел на молчавшую Ану и протянул ей оружие рукоятью вперед.
– Только не нажимай на вот этот рычажок, пожалуйста.
Девушка взяла мой гибрид дробовика и носорога, не вставая с кресла, повертела его в руках, и в следующее мгновение сильнейший разряд ударил по моей левой руке и я отлетел на пол, сбивая подвернувшийся под ноги табурет. Тряхнуло изрядно, и я застыл на полу в состоянии полушока. Левая рука и плечо, казалось, гудели и мелко дрожали. Зарождавшееся удивление прервало перепуганное лицо девушки, склонившейся надо мной.
– Илия! Жив?!
Она обеспокоенно осмотрела меня, пока я старался пробормотать что-то жизнеутверждающее, затем взяла мою голову в свои руки и застыла, закрыв глаза. В то же мгновение боль в руке и плече смыло как по волшебству, и я в облегчении застонал. Ана отпустила мою голову и пробормотала что-то не вполне понятное, полное неизвестных терминов. Еще мгновение –
