жег лёгкие.
— Знаешь, тебе бы пошла тату, — сказала Амели, поднимаясь и шествуя вслед за ним в гостиную — Мирон запоздало сообразил, что она могла заявиться не одна, но слава богу, ошибся. — Трайбл на бицепсе, или что-то в таком духе.
Он оставил её слова без ответа.
Клубный сэндвич, картофель-фри, молочный коктейль, стэйк из натуральной клонированной говядины… Пока он принимал тележку у официанта — которым вполне мог оказаться переодетый сотрудник фирмы «Ратибор» — Амели скрылась в спальне, с пока ещё целомудренно заправленной кроватью.
Мирон не обольщался насчёт новых друзей: наверняка номер утыкан жучками и камерами, так что о присутствии Амели уже знают. Но пока не трогают: хотят выяснить, что понадобилось внучке покойного Карамазова в Москве…
Амели ела так, словно не видела ничего калорийнее обезжиренного йогурта уже месяц. Скинув мешковатый плащ, она оказалась в пижамных шортах и короткой маечке.
В этой одежде она была, когда я ушел из модуля Капюшончика, — сообразил Мирон. — Чего ей стоило добраться сюда, в Москву — лучше не спрашивать. Впрочем, у миллиардерши Орэн Кеншин везде есть свои люди… Так что вряд ли она подвергалась таким уж лишениям, — он прекрасно понимал, что пытается успокоить совесть.
Потому что теперь кажется, что это он её бросил…
— Ты подвергаешь себя большой опасности, — наконец сказал Мирон, устав смотреть, как она поглощает стейк, картошку, одну треугольную, высокую, как Улей, половинку сэндвича, затем принимается за вторую… — Я на крючке, и тебя, скорее всего, уже вычислили.
— Удивительно, как ты, при всём твоём уме, любишь говорить очевидные вещи, — прочавкала Амели. Изо рта девушки на ковёр упала пара кусочков, она не обратила на них внимания.
— То есть, ты сделала это специально?
— Отец хочет меня убить.
Мирон моргнул. Прокрутил её слова про себя — да нет, вроде расслышал всё правильно.
— Из-за того сообщения Такеши, что он оставил тебе на флэшке, — сообразил он. — По завещанию Карамазова, ты становишься владельцем всего — что там у вас есть… А твоим родным это не выгодно. Они сами хотят рулить богатством. И не только богатством. Влиянием.
— Я сейчас примерно как Аль Капоне, — усмехнулась Амели. — Был такой гангстер в двадцатом веке…
— Мёртвая гораздо ценнее, чем живая, — кивнул Мирон.
— Можешь, когда захочешь, — похвалила Амели.
— Ты планируешь попроситься «под крышу» к русским, — сказал Мирон, наливая себе из кофейника, заказанного для Амели. Кофе в этом отеле варить умели.
— А тебе не приходило в голову, что я пришла к тебе? — с вызовом спросила девушка. Впечатление немного портил испачканный майонезом подбородок и то, что она в это время облизывала пальцы.
— Ко мне? — тупо переспросил Мирон. — Но… я — то чем могу помочь?
— Да не за помощью, идиот. За сочувствием — знаешь такое слово? Деда больше нет, Ясунаро погиб… У меня, кроме тебя, больше никого нет.
— Ты гонишь, — Мирон почувствовал, как немеют щеки. Ты всё время хотела меня убить. И убила бы — если б я тебе не был нужен. Так что…
— Помнишь, как мы с Ясунаро охотились на тебя в Токио, на автостраде? — перебила Амели. — Мы действительно собирались тебя убить — Ясунаро собирался. Но когда я попала в аварию… Ты отнёс меня к стенке, вызвал скорую…
Мирон угрюмо отвернулся к окну. На Амели смотреть ему было больно. — Она врёт, — напоминал он себе раз за разом. — Ей что-то от меня нужно, и она просто импровизирует на ходу.
— Всё это время мне не давала покоя мысль: почему ты не убил меня тогда? — подойдя сзади, Амели обняла его, провела ноготками по голой груди… Мирон вздрогнул, но вырываться не стал. Прикосновения были приятными. — Ты спокойно мог воткнуть мне в сердце свой крутой меч, мог бросить там, под колёсами грузовиков… Я бы так и сделала. И я поняла: ты — человек из другого мира. Не такого, где считается, что убийство — кратчайший способ решить проблему. И мне стало интересно.
— Интересно?
— Да, ты поразил меня, Мирон. Тем, что всегда думаешь о других. В первую очередь — о других. Ты не просчитываешь последствия для себя, если нужно кому-то помочь…
— На самом деле, просчитываю. И они редко бывают в мою пользу.
— Но ты всё равно помогаешь. Этим ты напоминаешь мне… деда. Молодого Такеши, пока он не стал жестким и прагматичным бизнесменом.
— Откуда ты знаешь, каким он был в молодости?
— Я не знаю. Но глядя на тебя, понимаю: вот таким он и мог быть.
Амели прижалась щекой к его спине, и замолчала. Её горячее дыхание порождало мурашки, которые разбегались по плечам и пояснице, заползали под ремень джинс…
— Сегодня вечером всё может закончиться, — сказал он.
Сказал — и тут же понял: а ведь это правда. Он не солдат. Не морпех, не спецназовец… И несмотря на приказ Константина беречь его ценой своей головы, он почему-то сомневался, что Ярослав выполнит его буквально. В конце концов, для исследований им хватит и тела Платона.
— Я знаю, — кивнула Амели и обняла его ещё крепче. — Я поэтому и пришла.
— Соломон? — спросил он одними губами.
— Он всё ещё один из нас, — прошептала сказала Амели.
— Опасная игра.
— Но выиграть можно очень много.
Мирон попытался представить, что такое «много» для внучки миллиардера…
— Чего ты хочешь? — спросил он, так ничего и не придумав, кроме мирового господства. А оно, рассудил Мирон, будет Амели не к лицу.
— Заняться с тобой сексом. Прямо сейчас.
— А в перспективе?
Он повернулся, и уже сам обнял девушку за плечи.
— Знаешь, как это ни банально, но чистого неба. Океанов без мазутной плёнки. Послушать песни китов. Поесть настоящего мёду.
Плевать на камеры, — подумал Мирон и потащил Амели в спальню. До рейда оставалось восемь часов. До того, как за ним придут — пять.
Успеем.
— Знаешь, киты и чистое небо не появятся от того, что ты будешь всех взрывать, — сказал Мирон, сделав глоток апельсинового сока.
Амели курила, подложив под спину подушку и натянув одеяло до подбородка. Затянувшись, она передала сигарету ему, а сама вновь свернулась калачиком.
— Думаю, мой пубертатный период окончился, — сказала она сонно. — Как-то очень быстро взрослеешь, когда тебя хочет пришить собственный папашка.
— Откуда ты узнала?
— Когда ты ушел от Капюшончика… В общем, через двадцать минут после твоего ухода в окно влетел фугасный реактивный дрон-камикадзе. Пацан засёк его за три секунды до взрыва — мы едва успели выскочить на лестничную площадку.
— Господи, Амели… — Мирон лёг рядом, лицом к девушке и посмотрел ей в глаза. — Это не твой отец, это Минск. Они охотились за мной. Это я виноват в том, что на вас с Капюшончиком напали. Они взяли меня прямо на улице, и если бы не Платон… Почему ты хохочешь?
— Глупенький. Минск-Неотех — и есть мой отец. Так же, как Хиномару и еще с десяток компаний. Все они заняты одним и тем же: лихорадочно ищут способ перемещения сознания в Плюс. Это они охотятся за тобой — все эти полгода охотятся.
Ну конечно, — в мозгу будто выбило заглушки и догадки хлынули, как водопад. Отец Амели!.. Бывший гонщик, парализованный из-за травмы. Человек, привыкший действовать очень быстро, иногда — безрассудно, обожающий риск, адреналин… И вот он прикован к креслу, а пошевелить может, разве что, глазами… Но мысли, чувства — всё осталось. Разум жаждал вновь оказаться свободным.
Мирон рассмеялся.
— Представляю, какие чувства он испытал, увидев меня на приёме у твоей матери.
— Это был большой риск, — улыбнулась Амели. — Но я не могла отказать себе в удовольствии его подразнить. Подразнить — и смыться из-под носа.
— А ты жестока, — сказал Мирон.
— Иногда я делаю что-то такое, чего не могу объяснить, — вздохнула Амели.
— Да, я уже заметил, — он провёл кончиками пальцев по голой руке девушки. — И даже не знаю: плакать по этому поводу, или сразу застрелиться.
— Поговорим о деле, — вдруг сказала Амели, садясь в постели и нашаривая майку. Нашлась только майка Мирона, и она натянула её, утонув в широких рукавах.
— Значит, дело всё-таки есть, — вздохнул Мирон. — А как же разговоры о моей неотразимой персоне?
— Одно другому не мешает, — бросила Амели, закуривая новую сигарету. — Птичка на хвосте принесла, что Платон не сможет помочь тебе со льдом Минск-Неотех.
— То есть, Соломон не только дал тебе ключ от номера, — бросил Мирон, доставая из пачки еще одну сигарету.
