Сотник проверил амуницию. Ствол был при нем; плащ он тоже прихватил с собой. Хотя тот весь изрезан, хотя он пришел в полную негодность, превратившись в посеченные лезвием клинка лохмотья, все же оставлять его в переулке было нельзя; это было бы непрофессионально.
Валерий подошел к служебной машине. Постучал костяшками пальцев по стеклу передней двери. Зимин – он по-прежнему сидит в кресле водителя – никак не отреагировал.
То ли спит глубоким сном, то ли находится в некоей фазе глубокой прострации.
Сотник забрался в кресло пассажира. И очень вовремя, надо сказать.
Минуты не прошло, как послышался натужный рев движка – с Тверской в переулок свернул транспорт инспекторов…
Валерий, увидев машину аквалонцев, ахнул!.. Элегантный серебристый родстер выглядит так, как будто он стал добычей какой-нибудь уличной банды. Очень похоже на то, что некие отморозки вначале гоняли на нем, испытывая пределы этой марки, затем, войдя в разрушительный раж, прошлись битами и арматуринами по крыше, по капоту, по стеклам, превратив эту элегантную птичку в сущую развалюху.
«Мерс» в этом грозовом ралли растерял даже ошметки резины. Оставляя хорошо видимую борозду от дисков на асфальтовом покрытии, чихая, кашляя поврежденным движком, родстер вполз в горловину Леонтьевского переулка…
И все же водитель – надо отдать и ему должное! – смог поставить машину точно на то самое место, откуда и стартовала сегодняшняя бешенная гонка.
А далее произошло нечто в высшей степени удивительное. И не поддающееся никакому логическому объяснению.
По переулку от Тверской – вполне видимая глазу – перемещалась, плыла прозрачная, подобная туману волна. Ее передний – ближний – фронт хорошо виден благодаря перемещающейся вместе с ней и с одной скоростью с ней мерцающей красной полоске, напоминающей сканирующий пространство луч лазера.
Вот уже эта переливающаяся перламутром, посверкивающая искорками субстанция поравнялась с тем местом, где стоят машины.
Сканирующий луч одновременно коснулся передков двух застывших в переулке транспортов, получивших значительные повреждения этой ночью.
Но не остановился на том, не замер, как можно было ожидать. С той же скоростью – равной примерно скорости пешехода – луч, а за ним и мерцающее облако, продолжил свое движение. Он перемещался дальше, дальше… вдоль корпусов замерших в переулке машин.
А следом происходила удивительнейшая метаморфоза… И «фольксваген», и стоящий рядом родстер, подернулись чуть поблескивающей дымкой.
Они вдруг осветились, замерцали поверхностями от передка до кормы вслед за смещающимся лучом «сканера»; они словно омылись живой водой!
Когда мерцающая волна, накрыв – омыв – автомобили стала перемещаться дальше, – уже с большей скоростью – обе эти машины выглядели внешне точно так, как в момент начала грозового ралли.
Иными словами, они были полностью исправны; какие-либо следы повреждений, если они и имелись, заметить теперь со стороны не представлялось возможным.
Спустя еще несколько секунд очнулся, завозился в кресле водителя напарник.
Взгляд Зимина поначалу был не вполне осмысленным; он, похоже, не очень-то понимал, что вокруг происходит и где он в данный момент находится.
Но и это продлилось недолго. Уже вскоре он полностью пришел в себя.
Водитель «фольксвагена» требовательно посигналил. Зимин завел движок; затем сдал задним…
Синий фургон тоже выехал задним из-под арки. Водитель серебристого родстера, вернувшего свой элегантный вид, повторил этот маневр. Небольшой колонной покатили по переулку – в обратную от Тверской сторону. Свернули в Вознесенский. Транспорт ВГРТК скрылся в арочном пространстве одного из строений – редакционная машина вернулась на базу.
Родстер покатил дальше. Но вскоре и водитель спортивного «мерседеса» свернул – к культовому комплексу, расположенному в другом конце переулка.
Зимин припарковал «икс» на крохотной парковке у строения, расположенного чуть наискосок от здания, часть помещений которого занимают сотрудники ВГРТК.
Сотник за все это время не произнес ни звука.
В какой-то момент, – а именно, когда красная линия прошла от носа до кормы их служебной машины – он ощутил странную невесомость…
Если не сказать – бестелесность.
Но и это ощущение было крайне скоротечным. На этот раз он уже не терял сознания, как это случалось с ним несколько раз прежде, когда он оказывался в подобных ситуациях.
Кстати, плащ, лежащий сейчас у него на коленях, выглядит… как новенький.
Более того, он даже не влажный, он сухой.
И еще одна немаловажная деталь, которую Сотник не мог не отметить про себя. Он был уверен, что гоблин пару раз таки зацепил его своим тесаком. Более того, у него по окончанию этой их зарубы сильно кровянила левая кисть; порез был довольно глубоким. Он это отчетливо запомнил… Данное обстоятельство отложилось в памяти еще и потому, что он сначала перемотал обрывком найденной в джипе веревки руку чуть повыше локтя, – на манер жгута – чтобы остановить хлещущую из глубокого пореза кровь. И лишь после этого он с мотком веревки направился к лежащему – казалось – без чувств гоблину.
Но никаких видимых следов, никаких порезов и царапин он на себе не обнаружил. Похоже, эта «живая вода» омыла и его самого…
Сотник держал правую руку сжатой в кулак; ему хотелось разжать пальцы, посмотреть, есть ли что-то там, в судорожной сжатой руке. О своем нынешнем приключении он решил напарнику ничего не рассказывать.
– Без пяти два… – Зимин потер пальцами набрякшие веки. – Ты, Сотник, спишь, что ли?
– Нет, не сплю, – отозвался тот нехотя. – А что?
– Из-за тебя, сказочник, и я не сплю уже четвертые сутки, – проворчал Зимин. – Может, ты и в этот раз видел некую неведомую хрень?.. Молчишь?! То-то же.
Зимин стал вызывать Центральную.
– Добро, Третий пост! – отозвался голос в рации. – Доклад принят!
– Какие будут указания? – спросил Зимин. – Продолжить дежурство?
– Дежурство для вас закончено, – донеслось из динамика после паузы. – Возвращайтесь на базу! Отбой связи.
Черный BMW-X5 покатил в сторону Никитской, мимо оставшейся справа готической церкви, силуэт которой, мрачноватый, диковинный, чуждый на фоне других строений, не столько был виден, сколь угадывался на фоне аспидных грозовых туч. Прежде, чем свернуть, миновали и стоявшего на мокром тротуаре в конце Вознесенского мужчину в темном дождевике с наброшенным на голову капюшоном – тот проводил мрачным взглядом спецслужбистскую машину, а затем сверился с наручными часами…
Небесная канонада к началу третьего ночи прекратилась; небо теперь уже лишь изредка и по самому краешку озаряют слабые затухающие вспышки грозовых разрядов.
Шелестит дождь; пузырятся лужи; дробно стучат капли по крышам припаркованных в переулке машин. По обочинам Вознесенского, сливаясь в ручьи и потоки, смывая мусор, грязь и все лишнее, наносное с тротуаров и проезжей части, исчезая затем с водопадным шумом в щелях и колодцах ливневой канализации, уходит с поверхности куда-то в подземные каналы и пустоты низвергнувшаяся с темных грозовых небес вода.
Часть III
Непроявленные сущности. Пролегомены к пятой редакции
Только время принадлежит нам.
Луций Анней Сенека (младший).
…бог-вестник, провожатый, в капюшоне
над светлыми глазами, жезлом в правой
и вытянутой чуть впереди руке;
трепещущие крылья на лодыжках;
и в левой, как на поводке, – она.
«Орфей. Эвридика. Гермес». Р. М. Рильке.Зона «Монастырское кладбище»
Логинову снилась та девушка, которую он отчаянно искал, но пока – не нашел. «Странно, – думал он, находясь в этом полусне-полузабытии, – очень странно, что я не вижу пока её лица. Кто же ты, милая? Как тебя зовут? Где ты, чем ты занимаешься? И как мне найти тебя?..»
Ему не хватило какой-то малости, каких-то долей секунды, чтобы получить ответы на эти вопросы… У него почти получилось. Но это тот самый случай, когда «почти» является синонимом не успеха, но неудачи.
А как хотелось бы увидеть ее всю целиком! Увидеть струящиеся жидким серебром на плечи волосы, гордый поворот шеи, изумрудные глаза, красиво очерченный рот, гладкие плечи, высокую полуобнаженную грудь; увидеть ее всю, от макушки до босых ступней…
Как хотелось бы воочию убедиться в том, что у этой особы, имеющей ангельские крылья за спиной, – а иначе как бы ей, без этих крыльев, перемахнуть через разверзшуюся под ногами пропасть – лицо девушки по имени Любовь!.. Но как ни призывал он ее, увидеть лица этой девушки, летящей – парящей! – над пропастью, ему пока что не удалось.