Ознакомительная версия.
— Глупости вы говорите, Мудрейший, — доброжелательно ответил Слуга. — Бакуганы — зверушки ценные. Это скольких бы нам пришлось извести, чтобы день ото дня глушить ими беднягу Ныряльщика? Они ведь, понимаете, одноразовые… Личинка впрыснула яд — и все, после превращения она уже не кусается.
Для наглядности Слуга даже показал собеседнику смятого двухголового жука.
— Но Ныряльщик…
— Да что Ныряльщик! Ныряльщиков этих в роботрущобах как мух в говне. Лежат, дебилы, слюни пускают и таращатся в небеса. Бери любого, тащи в Резиденцию и делай Мудрейшим.
— И что, любой сидит в двенадцатом слое?
— А вот это вряд ли. — Слуга визгливо, по-бабски как-то, рассмеялся и тут же резко оборвал смех на высокой, фальшивой ноте. — Никого там нет. Никто не добирается до двенадцатого. Наверное, и слоя такого нет.
Лицо Мудрейшего побагровело от возмущения. Этот Слуга даже не считает нужным врать достоверно!.. Оттаявшее сердце задергалось так, словно хотело проломить решетку из ребер. Едва сдерживая горячее бешенство, Мудрейший проговорил:
— Вы и меня принимаете за дебила, у которого слюни?! Я лично получал от Ныряльщика сообщение! Да-да, не надо так удивляться, однажды он написал мне. Он обещал мне свою поддержку и сдержал слово.
— А это вы о каком письме? Не об этом, случайно?.. — Слуга порылся в своих отправленных, разыскивая нужное. — «Не верь обману. Луч Лео-Лота мог светить в обе стороны, назад и вперед, и он явил твое великое будущее. Но у тебя отняли будущее, и бла-бла-бла, но я исправлю несправедливость». Об этом, да? Простите, что отправил, не подписавшись. Мы все равно еще не были толком знакомы…
— Зачем?.. — прошептал Зеро.
— Ну как… Чтобы вы руки на себя чего доброго не наложили, Мудрейший. — Слуга нашел в памяти файл «психо-0». — Психосоциальная экспертиза текста вашего дневника — того, что вы оставили в исправительном Доме, — дала тревожные результаты. «Автор текста испытывает сильнейший стресс и страдает маниакально-депрессивным синдромом. Данный текст, судя по некоторым психолексемам, задуман как обманный маневр (вероятно, автор еще не совершил автопаузу, о которой предупреждает в конце), однако в общем и целом текст написан искренне. Автор данного текста с вероятностью 87,3 % способен на автопаузу в случае обострения состояния». Вот мы и решили вас, так сказать, подбодрить… Было бы очень обидно потерять такого перспективного молодого человека, как вы.
лейла: если я хоть что-то для тебя значу, убери эту девку
— Так вы с самого начала знали, что я сбежал?..
— А как же, Мудрейший! Вы, кажется, недооцениваете вашего покорного Слугу. — Слуга Порядка отвесил Зеро шутовской поклон. — Конечно, я знал.
— Тогда почему же меня сразу не взяли? Зачем оставили на свободе?
— Ну, скажем так: ждали, когда звезды сойдутся, — указательным пальцем Слуга Порядка начертил в воздухе размашистую скобку смайлика. — Наш Пятый, модератор рекламы и развлекухи, был старичком вредным. Он ни за что не проголосовал бы за вашу кандидатуру в Совете и остальных бы отговорил, он пользовался немалым авторитетом… Вас просто приговорили бы к паузе, если бы мы «взяли» вас раньше. До паузы Пятого. Он был совсем плох, бедняга, так что мы решили дождаться, когда он временно перестанет. К тому же интересно было понаблюдать за вами, так сказать, в «дикой природе»… Я, кстати, остался вами в целом доволен. Так что когда в Последнем Наказе я упомянул вашу «мудрость ребенка», я отнюдь не лукавил, У вас есть все задатки настоящего лид…
— Вы написали текст Последнего Наказа?! Заставили Ныряльщика выдвинуть меня на должность Мудрейшего?
— Я же сказал, — Слуга рассеянно поискал глазами капслок, чтобы выделить следующую реплику большими буквами, потом с раздражением вспомнил, что в чудовищно скудной обстановке первого слоя кап— слоков для беседы не предусмотрено. — Нет никакого Ныряльщика.
лейла: я тебе молодость отдала! я тебе родных родила! я за семь лет ни разу на фестиваль не пошла! а ты, сволочь, теперь вот так просто берешь себе вторую жену?
Слуга: изоп, дура! какая еще ЖЕНА, где ты слово-то такое взяла!
лейла: в большой энциклопедии древнего мира
Мудрейший с усилием поднялся с бесформенного, тошнотворно податливого дивана. Стены приемной закачались быстрее, увлекая за собой пол, — Мудрейший будто стоял на качелях в древнем парке аттракционов. Он пошатнулся, хотел было ухватиться рукой за спинку дивана, но та предательски осела, втекла в сиденье, превратив диван в подобие бугристой лепешки.
— Я же говорил, не вставайте резко… — Слуга Порядка услужливо подхватил Зеро под руку и снова усадил на диван. — Никто из членов Совета не держит двенадцатый слой. Никто, кроме Третьего, не держит даже одиннадцатый. Просто они не решаются признаться, что не способны расслышать слова Ныряльщика… Как-то раз Первый по молодости сообщил, что не видит Мудрейшего. Остальные чуть не растерзали его, точно шершни хромого кузнечика. Они смеялись, но им всем было страшно. Они узнали в Первом себя и испугались разоблачения и позора. Ведь Совет Восьми видит все двенадцать слоев — так сказано в Книге Жизни. Никто не смеет оспаривать Книгу: раз так сказано, значит, так должно быть… — Слуга Порядка рассеянно удалил с рабочего стола ненужные ярлыки; он чувствовал себя выдохшимся, не привык толкать такие длинные внесоциальные речи. — Говорят, раньше так все и было, — пробормотал он. — Двенадцать слоев и ныряльщики, настоящие…
Он не хотел этого говорить: слова будто сами выползли изо рта. Соскользнули с губ, как влажные беззащитные слизни. «Усталость и нервы, — подумал Слуга, — первослойное напряжение. Не хватало еще пуститься в откровенности с этим убогим. Чертов первый слой! Не видишь, что говоришь, не можешь толком сосредоточиться — ив итоге болтаешь лишнее».
— Но это все флуд, — решительно подытожил Слуга. — Ныряльщиков нет и не было. А то, что в Книге, не стоит толковать так буквально. Это просто иносказание… В моем понимании, речь идет о том, что «мудрейшим» может стать любой из членов Совета. «Ныряльщика» нужно нащупать в себе самом… Ведь что важно? Важно первым озвучить «волю» Мудрейшего; остальные сделают вид, что тоже присутствовали у него на приеме в двенадцатом слое… Мой отец это понял уже давно. Но не он один. Шестой тоже уже не раз блефовал. Последний Наказ отец продавил с огромным трудом. Этот узкоглазый навозный жук знает, что Ныряльщика нет…
Слуга Порядка умолк. Белобакугановая искристая бодрость как-то вдруг вся улетучилась, остались только неприятная дрожь в конечностях и невнятная тоска, какая бывает, если прерывается акт в режиме люксурия.
вас что-то гнетет, — встревожился социо-психотерапевт. — попробуйте сформулировать на вашей стена
«Ныряльщиков нет и не было», — торопливо написал Слуга на стене ячейки двадцатым кеглем: психотерапевт рекомендовал такой аутотренинг в ситуациях стресса. Но настроение уже безнадежно испортилось. Как портилось оба раза, когда он привозил из роботрущоб безмозглых «мудрейших». «Ныряльщиков нет», — оба раза он исписывал этой фразой все стены ячейки. Но так и не смог до конца поверить в написанное. То письмо в «Ренессансе»… Автописьмо середины второго века — оно было как загнанная под ноготь заноза. В том письме он звался еще не Слугой и даже не Киборгом-17. В середине второго века он носил имя Гоблин и работал социо-вирусологом. В том письме он описывал свое короткое погружение в двенадцатый слой («…Я нырнул! Как назвать то, что испытываешь в глубине глубин? Слишком скуден глобальный язык, не найти подходящих слов… Наслаждение, мудрость, полет и бесконечный покой?.. Все не то, не то… Любовь? Святость? Не то… Может быть, Смерть?») и обдумывал, не удалиться ли ему навсегда в роботрущобы для вечного погружения. Больше писем в том воспроизведении Гоблин не оставил. Вероятно — судя по тому, что после паузы он воспроизвелся в роботрущобах и получил имя Киборг-17, — он осуществил свои планы.
Не проверить теперь никак, что правда, что флуд. Был ли он настоящим ныряльщиком, или просто вирус повредил его память и разум (с вирусологами такое случается сплошь и рядом)? Как бы то ни было, оглядываясь назад, Слуга Порядка содрогался от отвращения. О своем прошлом он не любил говорить — слишком позорный инвектор. Почти три века, вплоть до нынешнего своего воспроизведения в 430 году, он был вонючим трущобным роботом. Он был бы им и сейчас, если бы не счастливая звезда его биологической матери.
Его мать, большеглазая и голодная, как стрекоза, была трущобная ведьма. Ее звали Мара, и ей было шестнадцать, когда Второй заметил ее, обходя роботрущобы в компании шести бодигардов с благотворительным «визитом любви и заботы». Он подозвал ее к себе жестом — и она приползла на коленях. «Встань и погадай мне, малышка, — сказал Второй. — Сегодня я официально разрешаю тебе гадать». «Лучше ты опустись на колени рядом со мной, — ответила Мара, — в ногах правды нет». Модератор спокойствия удивленно нахмурился от такой невиданной наглости. Бодигарды разом вскинули автоматы. Но Второй отрицательно покачал головой, а потом медленно встал на колени напротив Мары. Она приложила руку в контактной перчатке к его смуглому лбу: «До паузы вижу, после паузы вижу, все скажу, не обижу… Вижу тебя, модератор спокойствия всех слоев… И вижу себя, обнаженную, в постели рядом с тобой…» Второй засмеялся, расстегнул ширинку на брюках и прямо там, не сходя с места, совершил с ней акт в первом слое. Бодигарды держали ее — она, впрочем, не особенно сопротивлялась. Потом Второй поднялся, пнул ведьму ногой и ушел в сопровождении охраны.
Ознакомительная версия.
