Ознакомительная версия.
– С Михаэля давно пора сбить спесь, – хмыкнул Кирилл.
– Согласен. – Таратута заглянул в коммуникатор. – Теперь о нашем транспортном подразделении: все грузы прибыли по графику. Инцидентов нет. Ночь прошла спокойно.
Официально Филя Таратута числился в антикварной фирме Грязнова бухгалтером на все руки: сводил дебет с кредитом, контролировал расходы, обеспечивал поставки и совал взятки нужным людям. Однако эта суета была лишь видимой частью айсберга, гораздо больше времени и сил отнимала у Таратуты работа на Консорциум, региональным менеджером которого являлся Кирилл.
– Никаких приключений?
– Ну, почему же? – Филя улыбнулся. – Есть один интересный нюанс.
– Какой?
– Последнее время все чаще возникают проблемы со связью. Сегодня ночью машинисты дважды засекали повышенное внимание к нашим переговорам.
Теоретически, хороший специалист мог перехватить ведущийся через коммуникатор со сдвоенным шифрованием диалог, но никто этим не занимался, поскольку на извлечение из цифровой белиберды полезной информации потребовалось бы несколько десятков лет. Целью большинства атак ломщиков был объект, они пытались определить точку входа и, соответственно, вычислить местонахождение ведущих разговор людей.
– Насколько активно они работают? – осведомился Кирилл.
– Машинисты говорят, что парни пока не наглеют, принюхиваются. Но наши защитные программы их со следа не сбивают.
– Нейкисты?
– Угу, – подтвердил Таратута. – Тритоны Сорок Два.
– Как же вы их засекли?
– Etiam capillus unus habet umbram suum.[2]
Говоря о нейкистах, или «тритонах Сорок Два», Филя совсем не имел в виду, что его прощупывают именно сподвижники главного террориста планеты. «Тритонами» с недавних пор величали всех, кто использовал придуманную Сорок Два троицу: и правоверных последователей Поэтессы, и тех, кто плевал на Эпоху Цифры с высокой колокольни. Возможно, пророк нейкистов действительно мечтал о справедливом мире, однако пока действия Сорок Два привели лишь к выходу сетевых преступников на качественно новый уровень.
– Надеюсь, вы их не спугнули?
– Ни в коем случае, – подтвердил Таратута.
– Хорошо.
Грязнов вытащил из кармана золотую коробочку и вытряхнул на ладонь белую пилюлю. Сообразительный Филя поднес хозяину стакан воды и, дождавшись, когда Кирилл проглотит лекарство, участливо осведомился:
– Болит?
– У меня всегда болит, – угрюмо ответил Грязнов, возвращая стакан.
– Но в последнее время сильнее?
Кирилл прищурился на помощника.
– Ты защитил докторскую по медицине?
– Я просто вижу, – негромко ответил Таратута, продолжая вертеть в руке стакан. – Я просто все вижу.
Именно Филя ездил в Мутабор за таблетками для Грязнова, а потому он лучше других знал, насколько больше пилюль приходится принимать Кириллу в последнее время. Речь шла не о привыкании – лекарство храмовников не было наркотиком, просто усилились мучающие антиквара головные боли.
– Я успею, – все так же угрюмо произнес Грязнов. То ли Таратуте пообещал, то ли себе. Помолчал, вернул коробочку в карман и спросил: – Ты помнишь, что сегодня вы с Олово…
– Ipso.[3] А почему вы спросили?
– Memoria minuitor, nisi eam exerceas.[4]
– Не мой случай.
– Надеюсь.
Кирилл поднялся на ноги.
– Позавтракаешь с нами?
– Так поздно не завтракаю, – улыбнулся Филя. – Надо соблюдать режим.
Они не часто ужинали вместе: Грязнов признавал за Пэт право являться домой в любое время. Совсем редко обедали – днем у каждого были свои дела. А потому совместные завтраки оставались практически единственной для них возможностью встретиться, поговорить или просто посмотреть друг на друга.
– Апельсиновый сок?
– Сегодня – грейпфрутовый.
– Непростая ночь?
– Не особенно.
Она знала, что выглядит отлично: под глазами нет кругов, взгляд ясный, кожа дышит свежестью… Но тем не менее отец понял, что спала Пэт совсем чуть-чуть.
– Тусовалась в клубе.
– Ну и правильно.
Приняв пилюлю, Кирилл повеселел: разгладились морщины на лбу, заблестели глаза, с губ не сходила улыбка. Пэт на его фоне казалась сонной, почти недовольной, однако так только казалось. Для того чтобы поговорить с отцом, Патриция просыпалась гораздо раньше, чем могла бы. Сама просыпалась – Грязнов не просил дочь об этом. Просыпалась, потому что ценила их встречи не меньше, чем Кирилл. Потому что научилась любить.
– Еще сок? – вошедший в столовую Олово взялся за опустевший кувшин.
– Спасибо, не надо.
– Ка-ак ска-ажете.
Кувшин исчез, а в руках Олово возник поднос с дымящимися тарелками – где маленький слуга его прятал, осталось загадкой.
– Овсяна-ая ка-аша. – Тарелка перед Патрицией. – Омлет с помидором и луком. – Тарелка перед Грязновым.
Кланяться Олово не стал, просто исчез, вновь оставив отца с дочерью наедине.
– Чем собираешься заняться?
– Заеду в Университет.
– Сегодня суббота.
– Если хочешь много успеть, нужно торопиться.
– Торопиться не нужно, достаточно просто делать быстрее.
– Время – это единственное, чем невозможно управлять, – усмехнулась Пэт. – Мы берем его взаймы, а потому его вечно не хватает.
– Это моя фраза, – припомнил Кирилл.
– Теперь ты убедился, что я хорошая дочь?
– Я давно в этом убедился. – Грязнов отставил тарелку. Олово мгновенно убрал ее и выставил перед хозяином чашку с кофе. Потер ладони одну о другую и очень легким тоном поинтересовался: – Успехи есть?
– Нет, – так же легко, словно речь шла о сущей безделице, ответила девушка. – Как собираешься провести день?
– Буду дома. – Грязнов не часто покидал стоящий на Сретенке особняк.
– В таком случае… – Пэт чуть скосила глаза, намереваясь посмотреть время, ничего не увидела и тихонько выругалась. – Опять!
– Часы?
– Да.
К потере вживленных в организм гаджетов Пэт стала готовиться сразу же, едва узнала, кем является. Переживала, конечно, опасаясь остаться без привычных удобств, ведь в современном мире «балалайка» считалась столь же неотъемлемой частью человека, как печень или сердце. Хотела даже создать исследовательскую группу, профинансировать изыскания, позволившие бы ей сохранить чип, однако Грязнов посоветовал не тратить силы на борьбу с неизбежным, и девушка, подумав, согласилась.
Тем более она уже почувствовала вкус новых возможностей.
Через год, протянув на пару месяцев дольше, чем предсказывал Кирилл, сдох напыленный на глаза наноэкран. Просто сдох, чем ввел в ступор специалистов, убежденных, что подобный казус невозможен даже в теории. Патриции предложили нанести экран повторно, однако девушка отказалась, ибо окончательно поверила словам отца. Вернувшись домой, сказала, что готова удалить вживленную в затылок «балалайку». Грязнов отвез дочь в клинику Мутабор, и через неделю голова девушки вернулась, если можно так выразиться, в исходное состояние: чип и его «гнездо» исчезли, не оставив даже шрама.
В Университете Патриция сказала, что у нее вскрылась патология, несовместимость с «балалайкой», что в общем-то было недалеко от истины. Подруги сочувственно вздыхали: «Как неудобно! Бедняжка!» Рекомендовали держаться: «Наверняка врачи придумают, как справиться с твоим недугом». Некоторые хихикали: в современном мире человек без «балалайки», считай, инвалид. А Пэт, неожиданно даже для себя, освоилась очень быстро. Коммуникатор, конечно, не столь удобен, как «балалайка», зато в голове ничего лишнего, только мысли. И ни один тритон не сможет сломать твою память.
Вот только привычка искать часы в левом нижнем углу никак не хотела уходить.
– Вернешься поздно?
– Ага.
* * *
Анклав: Франкфурт
Территория: Zwielichtsviertel
Клуб виртуальных игр «Эверест»
Тебя всегда ведет вперед вера, даже если это – вера в тебя
Интересно, какими играми баловались пещерные люди? Бросали камни на дальность? Метали копья на точность? Боролись? Дрались «стенка на стенку»? Все вместе или ничего из перечисленного? Кто первым предложил «сыграть во что-нибудь»? Потратить время и силы не на добывание еды, а ради развлечения? Кто первым сообразил, что человек способен жертвовать настоящим ради несуществующего?
«Какая разница – кто?»
«А я уверен, что это был тот же самый парень, который потом взял в руки бубен и стал шаманом. То есть сел племени на шею. Если уж играть, то играть по-крупному».
«Религия – не игра».
«Иррациональное по своей сути занятие, требующее времени и сил, но не приносящее взамен ничего материального. Конечно же, не игра. Да и как я смел провести такую аналогию? Ведь религия – это респектабельное занятие, чистенький, опрятный и законный бизнес… – Почти крик: – Религия подавляет волю!»
Ознакомительная версия.
