Она крепко закусила прядь волос.
— Но еда–то здесь была? С самого начала?
— Я сто раз тебе объясняла, что ее выбросило на этот долбаный пляж.
— О'кей. Понятно. Тут уж не подкопаешься.
Девушка снова начала всхлипывать, негромко и без слез.
— И вообще, откуда ты взялся на мою голову? — проговорила она наконец.— Знаешь, как хорошо было здесь без тебя?
Кейс встал, прихватил куртку и выскочил наружу, ободрав руку о шершавый бетон. Ни ветра, ни луны, только плеск неразличимого в темноте моря. Джинсы после стирки заметно сели, влажная ткань неприятно липла к ногам.
— О'кей,— сказал Кейс непроглядной ночи,— притворимся, что поверили! Но только с условием, чтобы завтра на тот же пляж выбросило сигареты.— Ой вздрогнул от собственного смеха.— Да и ящик пива заодно бы не помешал.
Он вернулся в бункер.
Линда ворошила угольки серебристой от долгого пребывания в воде щепкой.
— А кто это такая была в твоем гробу «Дешевого отеля»? Типичная самурайка, вся в черной коже и с зеркальными линзами. Я испугалась, а потом подумала, может это — твоя новая девушка, хотя она и показалась мне слишком для тебя дорогой…— Линда виновато вскинула глаза.— Я же правда очень жалею, что сперла у тебя файлы.
— Пустяки,— ответил Кейс,— Это ровно ничего не изменило. Итак, ты отнесла файлы к этому парню и попросила прочитать?
— Тони,— кивнула Линда.— Мы с ним иногда встречались. Он тоже кололся, и мы… ладно. Да, я помню, как он смотрел на своем мониторе и там была потрясающая графика, я еще удивилась, откуда ты…
— Там не было никакой графики,— перебил Кейс.
— Как это не было, если было. Не понимаю только, откуда ты взял все эти снимки про мое детство. Например, мой папа, до того, как он от нас ушел. Он мне подарил деревянную раскрашенную дудочку, так у тебя там был даже ее снимок.
— А Тони, он все это видел?
Не помню. А потом я вдруг очутилась на пляже, совсем ранним утром, на рассвете, и очень одиноко, и птицы кричат. Я очень перепугалась, ведь у меня с собой ничего не было, ни уколоться, ничего, и я знала, какая будет ломка… И я все шла и шла по берегу, пока не стало темно, и я набрела на этот бункер, а на следующий день на берег выбросило эти коробки с едой, все опутанные какой–то зеленой морской мерзостью, вроде полосок затвердевшего желе морской капусты.
Линда воткнула щепку в золу.
— И знаешь, никакой ведь ломки.— Щепка потихоньку разгоралась.— Вот сигарет — их и вправду не хватает. А как ты? Все еще употребляешь?
На ее скулах играли отблески пламени, напомнившие аркаду. «Замок колдуна», «Танковую войну»…
— Нет, сказал Кейс, а потом было уже все равно, что там он понимает и чего он не понимает, ощущая на ее губах солоноватый вкус слез. В ней было нечто первозданно–мощное, нечто, знакомое ему по Ночному Городу, знакомое и хранившее его, хранившее — до времени — от времени и смерти, от безжалостной, всепожирающей Улицы. Некое место, знакомое ему и прежде, место, до которого не со всяким проводником доберешься, хотя он, странным образом, никогда об этом не помнил. Нечто, столько раз найденное — и столько же раз утраченное. Нечто, относившееся — он знал это всегда и вспомнил сейчас, увлекаемый в гнездо из рваных тряпок — к сфере плоти, к сфере мяса, презираемого всеми ковбоями. Нечто непомерно огромное, безнадежно непознаваемое, океан информации, закодированный в феромонах и винтовых лестницах аминокислот, бесконечная сложность, разобраться в которой под силу только слепому, нерассуждающему телу.
Он стал расстегивать армейские брюки, и молнию заело — между нейлоновых зубьев набилась морская соль. Рывок посильнее, отскочила и ударилась в стенку какая–то железка, прогнившие нитки лопнули, и он был в ней, передавая сгусток все той же древней информации. Он ни на секунду не забывал, что это за место, понимал, что находится в закодированной модели чьей–то памяти,— но даже это ничего не меняло.
Она задрожала в тот самый момент, когда вспыхнула воткнутая в золу щепка, и на стене бункера заплясали их сплетенные тени.
Позже, когда они уже просто лежали и ладонь его замерла на ее животе, Кейс вспомнил пляж, белую пену вокруг ног Линды и ее слова.
— Он сказал тебе, что я приду.
Но Линда только повернулась на бок, прижалась к нему спиной, накрыла его руку своей и что–то пробормотала сквозь сон.
Его разбудила музыка, которую он принял вначале за удары собственного сердца. Кейс сел, поеживаясь от предрассветного холода, и набросил на плечи куртку; огонь давно погас, сквозь проем сочится серый свет. Поле зрения кишело призрачными иероглифами, на нейтральном фоне стены выстраивались полупрозрачные линии и знаки. Кейс взглянул на тыльные стороны ладоней и увидел, как под кожей ползают, повинуясь некому непонятному коду, слабо мерцающие молекулы. Он поднял правую руку и осторожно подвигал ею из стороны в сторону. В воздухе повис неяркий, быстро затуханий след.
Волосы на руках его и затылке встали дыбом. Оскалив зубы, Кейс припал к земле и начал прислушиваться к музыке. Биение ритма стихло, вернулось, снова стихло…
— Что случилось? — Линда села и сонно откинула с глаз волосы.
— Я… ну словно под балдой… У тебя тут есть что–нибудь такое?
Девушка помотала головой и взяла его за руки.
— Линда, кто тебе сказал? Кто сказал, что я приду? Кто?
— На берегу.— Что–то заставило ее отвести взгляд в сторону.— Мальчик. Я встретила его на берегу. Лет тринадцати. Он здесь живет.
— И что он сказал?
— Он сказал, что ты придешь. Сказал, что ты не станешь на меня сердиться. Еще он говорил, что нам будет здесь хорошо, и показал мне лужу с дождевой водой. Он похож на мексиканца.
— На бразильца,— поправил ее Кейс и увидел, как по стене побежала новая волна символов.— Думаю, он из Рио.
Кейс встал и начал влезать в джинсы.
— Кейс,— голос Линды дрожал.— Куда ты уходишь?
— Поищу этого мальчика.
Снова нахлынула музыка, а точнее, один ритм, навязчивый и вроде бы знакомый. Где–то он его слышал.
— Не надо.
— Когда я сюда попал, я вроде что–то там видел. Город, чуть подальше по берегу. А вчера ничего такого не было. А ты — ты его видела? — Кейс рывком застегнул «молнию» на джинсах, попытался развязать диким узлом затянувшиеся шнурки на ботинках, но потом махнул рукой и решил идти босиком.
Линда опустила глаза и кивнула.
— Да. Иногда я его вижу.
— Ты ходила туда?
Кейс надел куртку.
— Нет,— помотала она головой.— Но я пыталась. Когда я сюда попала, мне стало скучно. И я подумала, раз там город, то, может, там найдется ширево? — Лицо ее чуть скривилось.— У меня и ломки даже не было, просто хотелось словить кайф. Я взяла жестянку и размочила в ней еду посильнее, ведь у меня нет отдельной посуды для воды. Я шла целый день и видела его иногда, город этот самый, и казалось, что до него не очень далеко. Но только он так к не стал ближе. А потом он вроде как разрушенный, или там никого нет, потом мне вдруг показалось, что я вижу фары машин или еще что–то в этом роде…
Она говорила все тише, а потом н совсем замолчала.
— Ну и что же это такое?
— Вот эта штука,— она обвела рукой погасший очаг, темные стены, вход, за которым начинался рассвет,— в которой мы живем. Понимаешь, Кейс, она уменьшается. Чем ближе к ней подходишь, тем она меньше.
Перед самым выходом из бункера Кейс немного помедлил.
— А ты спрашивала об этом мальчишку?
— Да. Он сказал, что я не пойму и только зря потрачу время. Сказал, что это вроде как… вроде как событие. И что это — наш горизонт. Горизонт событий, так он сказал.
Эти слова не имели никакого смысла. Кейс вышел из бункера и побрел наугад, в противоположную — как подсказывало ему какое–то чувство — от моря сторону. Иероглифы бежали по песку, выскакивали из–под его ног и разлетались в разные стороны.
— Ага,— сказал Кейс,— мир трещит по швам. Зуб даю, ты тоже это знаешь. Кто же это? «Куанг»? Китайский ледокол прорезает дырку в твоем сердце? Или Дикси Флэтлайн оказался не так уж прост, а?
Кейс услышал голос Линды и оглянулся. Она шла следом. Сломанная молния хлещет по загорелому животу, курчавый лобок аккуратно окантован рваной тканью. Словно ожившая иллюстрация из какого–нибудь старого журнала, которые кипами валяются в мастерской Финна, вот только грустная и усталая, а рваные портки выглядят не вызывающе, а как–то даже трогательно.
А потом они почему–то оказались по колено в воде, все трое, и с моря накатывались волны, и мальчишка широко улыбался, и на дочерна загоревшем лице ярко выделялись розовые десны. Единственной его одеждой были драные выцветшие шорты, из которых торчали, уходили в серо–голубую муть прибоя тонкие, как спички, ноги.
— Я тебя знаю,— сказал Кейс.
— Нет,— высоким мелодичным голосом возразил мальчишка.— Ты меня не знаешь.
— Ты — второй ИскИн. Из Рио. Тот, который хочет помешать Уинтермьюту. Как тебя звать? Назови свой тьюринг–код.
