Ознакомительная версия.
И тут же Марина поняла: зря.
Павел поменялся в лице, попятился.
– Вот оно что. Ты из запретников, да? А голову морочишь мне, что новенькая. И выглядишь как заморыш, в подвале росла?
– Я не понимаю…
Парень оскалился.
– Эй, друзья, ко мне! Сейчас развлечёмся!
И схватил Марину в охапку прежде, чем она успела опомниться.
– Какие запретники? Ты что собрался делать?
– Всё, что захочу. Не бойся, не умрёшь. Более того, увидишь наконец жизнь без запретов. Пойдём-ка к друзьям, раз они к нам не идут. В лесу даже интересней.
– Помогите!!!
– Ха!
– Что здесь происходит?
Марина не заметила, когда она успела подойти. Высокая, хорошо сложенная брюнетка, не полная, но с пышными формами, с длинными локонами и чуть раскосыми тёмными глазами. Красивая. Только одета странно: короткое платье с широкой юбкой, будто сшитое из разноцветных лоскутков, и лапти какие-то.
Для Павла появление брюнетки, кажется, тоже стало неожиданностью.
– Ярослава! – Парнишка слегка поклонился. – Тут запретница. Совсем ненормальная. Сколько Руслан ещё их будет терпеть?
– Это я ненормальная? – Марина вырвалась и подбежала к брюнетке. – Он кучу наделал! У меня на глазах! А потом начал что-то про друзей говорить и лес. Помогите!
– Вот видишь. А ещё врёт, мол, её Руслан привёл.
– Руслан, значит, – медленно кивнула брюнетка и протянула Марине руку. – Хорошо. Пойдём со мной.
– Это правда, что ли? – Парнишка выпятил губу, словно обиженный ребёнок.
– Тебе-то что? – строго спросила брюнетка.
– Но зачем он её привёл? Она же выглядит, как…
– Ты будешь обсуждать решения куратора? – Ярослава подняла бровь. – Брысь отсюда.
И, взяв Марину под локоть, зашагала в сторону лесочка.
– Эй, новенькая, – донеслось им вслед. – Сандалии верни.
Марина обернулась и чётко, с расстановкой произнесла:
– Оставлю себе. Мне так хочется.
Они прошли через лес – от необычайно свежего воздуха закружилась голова, или это от голода? – и вышли на улочку, вдоль которой стояли одноэтажные домики. Марина стеснялась своего вида, неловко куталась в плащ. Потом вспомнила, что в потайном кармане под воротником есть капюшон. Вытащила, натянула на голову, пряча спутанные космы. И поняла, что все усилия напрасны: на неё никто не обращал внимания. Похоже, здесь и в самом деле можно разгуливать хоть в плаще, хоть вовсе голой – никто тебя не осудит. Вообще не взглянет в твою сторону. С брюнеткой время от времени почтительно здоровались, а Марину будто и не замечали. Сама же Ярослава иногда косилась на спутницу, но молчала. Марина тоже не спешила начинать разговор, лихорадочно размышляла: «Что говорить? О чём не стоит? Куда я вообще попала? Неужели и правда на сто лет вперёд?»
На тропинке сидела дородная барышня и сосредоточенно брила ногу острым лезвием. Пришлось обходить неожиданное препятствие. Марина сдержала недоумённое хмыканье, но Ярослава её удивление заметила. Впрочем, и проводнице не слишком понравилось сидящее на пути чудо. Значит, не все здесь такие? Будем надеяться.
На противоположной стороне улицы на низкой деревянной скамейке стоял мужчина с бородой настолько густой, что казалось, всё его лицо состоит лишь из чёрных курчавых волос да пары маленьких глаз. Мужчина громко читал стихи, часто повторяя имя Руслан. И судя по всему, Руслана этого поэт не любил. Тётка лет сорока, волоча ногу, подошла и срезала с его бороды прядь волос. Поэт продолжал декламировать, даже на секунду не запнулся.
У домика с синей плоской крышей женщина в платке высаживала чернобривцы. Маленькая девочка тут же их выдёргивала, а после с радостным визгом обрывала огненно-рыжие лепестки. Обе выглядели довольными.
Перепачканный землёй мальчуган лет семи подбежал к Марине и изо всех сил ударил палкой по ноге.
– Ай!!!
– Идём быстрее. – Ярослава ускорила шаг и потянула её вперёд.
– Но он…
– Идём. И скажи спасибо, что тебе встретился Артёмка, а не папаша его.
Марина обернулась на ходу. Чумазый мальчишка лупил палкой по курам, которые осмелились перейти дорогу в его присутствии. Затем швырнул своё орудие в спину бреющейся барышни. Что собой представлял папаша Артёмки, Марина боялась даже вообразить.
Наконец они подошли к дому – роскошному двухэтажному терему, так не похожему на однообразные жилища посёлка. Треугольную разноцветную крышу украшал флюгер в виде изогнувшей спину чёрной кошки, около терема цвели вишни и пионы.
– Рассказывай, кто ты? – Едва они переступили порог, брюнетка пошла в наступление. – И откуда здесь взялась? Только не ври про Руслана.
– Я просто заблудилась. Я из соседнего посёлка. Он здесь, километрах в десяти. Шла… шла в гости…
Ярослава снисходительно улыбнулась.
– В гости шла? Из соседнего посёлка? Из какого же это? Я кому сказала – не ври!
Она подошла к Марине вплотную, подняла бровь. И добавила:
– Тебе же хуже будет, дурочка.
Марина вздохнула. В горле стал комок, болела ушибленная Артёмкой нога. Вспомнился сын. Виктор, так его назвали. Ярослава пристально смотрела, ожидая ответа. «Хуже будет, говоришь? Что вы мне сделаете? Убьёте? Я уже мёртвая. Рассказать бы тебе всё, как есть, но… Кто его знает, где я?» И – когда? Долговязый сказал: вперёд на сто лет, Марина была уверена, что она всё еще в родном двадцать четвёртом веке, а Брут рыщет неподалёку. Только местность абсолютно незнакомая, но… Мало ли что случилось за время, пока леди Гамильтон, хм, беспамятствовала в папиной лаборатории?
– Я… ничего не помню. Совсем ничего. Шла по лесу, а потом – вспышка света. А в следующий миг – открываю глаза, а рядом Павел. – Она в отчаянии развела руками. – Рада бы сказать больше, но не могу.
И немного подумав, добавила:
– Мне бы и самой хотелось понять, что со мной случилось. И где я?
Ярослава зыркнула с недоверием и ничего не ответила.
– Да, – продолжила Марина. – Я совершенно не понимаю, куда попала. Что это за место ужасное? Люди ходят голые, испражняются на улице. Ребёнок безумный. И подозреваю, я ещё не всё увидела.
– Не всё, – медленно проговорила Ярослава.
– Где я?
– В посёлке Либертия.
– А… – Марина открыла рот, чтобы спросить, какой сейчас год, но передумала. – Тут и правда всё можно? А что со мной сделают? Этот парень у озера был готов меня разорвать, а я так и не поняла: за что? Помогите мне, я вижу, что вы не такая, как все.
– Не тарахти. Про Руслана Павлу зачем наврала?
– Я не врала! Он сам всё выдумал. А я даже не знаю, кто такой Руслан. И кстати, кто он?
Ярослава улыбнулась.
– Теперь я готова поверить, что ты нездешняя. Руслан – куратор Либертии и правая рука Лорда. Если кто-то и сможет помочь тебе разобраться в случившемся, то только он.
Радужная полоска зацепилась за вершину дуба, заструилась между ветвями, потекла вниз, по диагонали, пока не встретилась с клёном, соединяя два дерева семицветной стеной. Руслан залюбовался зрелищем. После дождя дышалось легко, кожу приятно холодило. Радуги вот дорогу преграждают. Ходят слухи, что Дворники тоже появляются из радуг. Не из таких, конечно… Хотя кто их, подметальщиков, знает, откуда они берутся. Он ни разу ни одного так и не засёк.
Лорд недоволен: Руслан уже почти год на посту куратора Либертии, а обещанный Дворник поныне на свободе. Одно радует – дети исчезать перестали. Зато часто начали замечать ватаги ребятни, которые загадочно шушукались и вертели в руках маленькие метёлки. И ведь не запретишь играть «в Дворников». Либертия, мать её! А ещё обнаружилось подтверждение теории Кельвина: «Тотальная вседозволенность рано или поздно оборачивается массовой агрессией». И Руслан, кажется, попал на то самое «поздно» – рассвет девиаций начался через полгода его кураторства.
Впрочем, в том есть и его вина. Он так увлёкся охотой на Дворников, что о прямых обязанностях куратора позабыл напрочь. А когда вспомнил, девиации уже цвели буйным цветом, угрожая превысить норму. У его предшественницы такого не случалось ни разу. Интересно, как Хала справлялась? Надо было хоть расспросить её, прежде чем… Да кто ж знал.
А девиации развились сразу двух видов. Во-первых, расплодилось маньяков, решивших, что им дозволено даже убийство… Оно под официальным запретом не было, но являлось отклонением от нормы. Как и жестокие увечья, наносимые живому существу. Во-вторых, как-то незаметно образовалась группа людей, возомнивших, что жизнь без ограничений скучна, уныла и бесперспективна. Они назвались «запретниками», придумали себе и своим семьям кучу нелепых, а порой и жестоких правил и принялись направо и налево рассказывать, что всё лучшее мира сего рождалось в тяжёлом марафоне с препятствиями. Оно-то, возможно, и так. Более того, у них целый посёлок имеется – «марафонцев». Но либертийцам подобные мысли ни к чему. С другой стороны, запретить что-либо напрямую он не может – посёлок Вседозволенности всё-таки.
Ознакомительная версия.
